Авраам Шлёнский - Избранные стихи
И дерево без листьев,
хотя и дождь пролился.
Детей не баловали,
Пшеницу не убрали...
Гора стоит на цыпочках —
Услышать бы! —
Ни звука!
Пейзаж без человека...
О, Бог! Какая мука!
Перевод Р. Левинзон
В СВОЙ ЧЕРЕД /Перевод Р. Левинзон/
Смотреть, как ниспадают выси
вниз, к мертвой улице, в окно
мое, сидеть, сидеть без мысли
с звездой безвестной заодно...
И холод до утра, а утром —
и свет, и шум. Всё в свой черед —
заведено законом мудрым,
к черте итоговой ведет.
И как всегда: души сиротство
(и кто спасти придет за мной?),
и тесной комнаты уродство
опять в ночи глухонемой.
Перевод Р. Левинзон
ЕСТЬ ИЛИ НЕТ?
(Из цикла «Ребячливость») /Перевод Р. Левинзон/
Ах, опять ничего не выходит,
это просто ужасно, друзья:
каждый раз, когда завтра приходит,
так назвать его больше нельзя...
Что за бег сумасшедший, неверный?
Кто мудрец тот, что знает ответ?
Лишь сегодня бывает, наверно.
Ну а завтра-то есть или нет?
Перевод Р. Левинзон
И ТАК?..
(Из цикла «Ребячливость») /Перевод Р. Левинзон/
Сразу видно — невезучий...
Надевает он одежду
Каждый раз наоборот.
И всегда на небе тучи,
И потеряна надежда —
Так искал исхода Лот...
Котелок во сне приснился
С чудным супом, но без ложки...
Неудачник, видно, он.
С ложкой он в кровать ложился,
Занавесил все окошки,
Но пропал и суп, и сон...
Так все ищет он ответ:
Сны бывают
или нет?
Перевод Р. Левинзон
СЕКРЕТ ПОТЕРЯННОГО МЯЧА
(Из цикла «Ребячливость») /Перевод Р. Баумволь/
Когда он потерял свой мяч, его спросили:
— Скажи-ка, где посеял ты свой мяч? —
и он отправился далеко в поле,
чтобы взглянуть на поросли мяча,
и не нашел их...
Пойти бы нам,
отправиться во все места и времена, —
со всей серьезностью, —
а если посетит нас грусть, так пусть! —
взглянуть, что выросло из дней,
посеянных вчера?
В душе надежда теплится, что там —
как знать! — мы можем вдруг еще найти
потерянные некогда мячи —
мячи из детства.
Перевод Р. Баумволь
ПОСЛЕДНИЙ ВЕЧЕР /Перевод Р. Баумволь/
Ноль времени — на полпути из «есть» в «не стало» —
начало всех чудес.
Вот слух прозрел, а око услыхало
хоралы эха — голоса небес.
Приказ предстать. И занавес взметнулся.
Легенду жизни ветер ворошит.
К листве былых надежд он прикоснулся,
шуршит, шуршит...
Вот некто поднимается на сцену,
ко рту подносит выпитый бокал.
То вечность вечеру идет на смену.
Увековечен вечер.
Занавес упал.
Перевод Р. Баумволь
УТРЕННЯЯ МОЛИТВА /Перевод М. Генделева/
Смиренный, я очи подъемлю горе.
Застывшие думы травы и дерев.
Отец наш, вот я пред Тобою...
В лесу, осиянном любовью.
Отец наш, вот я! При восходе зари
Ты мужеской силой меня одари,
вспень кровь мне и гордости брызни —
Ты, жажду дарующий к жизни.
И Твой это сок —
в небо бьющий побег.
А страсти поток —
вполноводии рек.
Молчать я не мог —
Человек!
Человек, зарю эту благословивший.
Перевод М. Генделева
ТЫ /Перевод М. Генделева/
Ты — та тревожная багряная заря,
которая спугнула тучи птиц.
Ты — одиночество, что чувствуют моря,
глубин которых рыбам не постичь.
Ты — та тропа в тумане, где пешком
идущий рад, что он ступил опять.
Твой бунт подобен бунту катакомб,
когда бы их пустились выпрямлять.
Но тайна с тайною поют меж тесных створ
в ракушке неба. А когда споет
рыданий и восторгов слитный хор —
вселенной станет одиночество Твое.
Перевод М. Генделева
В ЛОДКЕ /Перевод В. Горт/
Взлетели весла, лодку в море увлекая,
как ножницы. Вчера от Завтра отсекли.
Служитель судеб мне дает бокал: "Лехаим!
Попробуйте вина чужой земли".
А ведь моя рука мне даст вина напиться,
наполнила бокал рука моя,
лишь мачта вдалеке, как труп самоубийцы,
качается; быть может, это я.
Отставлю я бокал, хлебнув совсем немного;
вперед, опять назад, к черте береговой.
Извилистая пусть мне предстоит дорога,
ты слишком прямо держишь, рулевой!
Перевод В. Горт
В ШЛЮПКЕ /Перевод М. Пальчик/
Рванулась в океан ладья. Вчера от Завтра
отполоснула, как прошлась ножом.
И вот в руке моей зажат бокал заздравный —
Вино чужбины для презревших дом.
— Лехаим, адони! — промолвил странный кельнер.
Послушно тянется ко рту рука.
Как всплывшего со дна самоубийцу, мерно
качает шлюпку. Призрак ждет глотка.
Хлебну. Нет! Прежде я сведу концы с концами
моей судьбы наперекор морям.
Молю, толчок назад, начни мой путь витками,
не будь же, штурман, так нещадно прям!
Перевод М. Пальчик
ОБИДЫ /Перевод В. Горт/
...Ни изваяния, ни рисунки,
не передаст и этот стих,
как скрипку бережно скрипач безрукий
нес на остатках рук своих
(так держат лишь ягненка-однодневку).
Как шел сквозь шум и гам слепой
(беда иль благо?). Верный человеку,
пес вел его по мостовой.
И как заржала лошадь под машиной —
(орущего в пустыне глас!),
и лишь один из проходящих мимо
оплакивал ее и нас.
Есть тысячи обид на Божьих тропах,
и боль, заложенную в них,
не передаст ни краска на полотнах,
ни камень и ни этот стих.
Перевод В. Горт
ПОЛНОЧЬ /Перевод В. Горт/
Ты — секрет. Ты — душа. Что тебя толковать?
Ты пьяной рукой сознания
все клетки зверинца спешишь открывать,
не сообразуясь заранее.
Ум — это день. Сумасброд, что бинтом
обмотан по самые уши.
А ночь — полыхающий запертый дом
с ключом, оброненным снаружи.
Утром страстную ночь отрезвляет синь —
руки в судорогах каменеют.
Ночь — это вопль: помоги. Всесильный! —
А в ответ: не могу, не умею.
Кнутом полоснуло лесную, с ветвей,
душу, — и, дикая, —
радуется
и ярится.
Что ж,
ты был поэт, чтоб задобрить зверей, —
вот ты и идешь
в зверинец.
Перевод В. Горт
Белый мой город, у самой волны...
* * *
Белый мой город, у самой волны, —
это Он предсказал нам встречу.
Море — лишь спины и шеи видны,
словно это — верблюды дремлющие.
Был ли ты коршуном, о белый мой,
или добычей со вспоротым брюхом?
Сегодня — прощение ты и покой,
словно стадо овец вислоухое.
Перевод В. Горт
ВОЗВРАЩЕНИЕ /Перевод В. Горт/
О, Ты, оградивший субботу от дел,
сделай путь мой к Тебе короче!
Я вернулся с угодий чужих и дождей —
Как в овчарню
овца
темной ночью.
Снова ищут уста мои белый Твой хлеб,
влажный ком земляной — ладони, —
И понятная,
кровная мне и Тебе,
ночь струится на добром лоне.
В этом лоне Твоем — мир любому жилью!
И норе, и овчарне, и дому.
Здесь прилягу и я. Дай мне ласку Твою,
словно колосу полевому.
Перевод В. Горт
Гильбоа
* * *
Гильбоа — в этом слове тайна и намек
и благодать — голубкою влюбленной,
и запах тропок, и Великий Бог
из повестей о верности Сиону.
Но это — и земли кусок. И сорняки
на ржавых склонах. И шакала стоны.
И горные стада виденью столь близки,
что приносимый в жертву видит: вот ягненок.
И если сын твой в жертвенном дыму
увидит лунный серп, над горлом занесенный,
знай, мама, что и вправду радостно ему,
он, отрок, верит — быть ему спасенным.
Перевод В. Глозмана
Последний прохожий в ночном городке
