Олег Лекманов - Русская поэзия в 1913 году
Как видим, творческие установки двух авторов – не модерниста и модерниста – были диаметрально противоположными: Воронцов, как мог, пытался уберечь читателя от самых неприятных подробностей работы бойца скота. Хотя ему и не удалось совсем обойтись без страшных строк («Кто быку башку ломает, // Со сторон кто подлупает»), чуть ниже деликатный поэт-мясник предпринял попытку нейтрализовать шоковое читательское впечатление ссылкой на аккуратность и слаженность деятельности своих собратьев по ремеслу. Задача Зенкевича заключалась в том, чтобы поразить читателя обилием кровавых подробностей как можно сильнее, иначе финальное слово стихотворения не прозвучало бы так «оглушающе» неожиданно.
Пользуясь случаем, приведем еще один любопытный и совсем уже частный пример независимой разработки массовым поэтом, испытавшим влияние модернизма той же темы, что и автором-модернистом, – стихотворение Милия Стремина «Февральское», целый ряд мотивов которого (не говоря уже о размере и типе рифмовки – четырехстопный ямб, АВАВ) перекликается с шедевром раннего Бориса Пастернака «Февраль. Достать чернил и плакать…»:
Сегодня день совсем весенний:Подтаял снег, журчит капель,Открыты настежь двери в сени,Перед окном воды купель.
Неудержимое весельеСобак, сбежавших со двора.И, словно встретив новоселье,Шарманщик заиграл с утра.
Мостки неверны, мокры, хлипки,Перед воротами ухаб…И расплываются улыбкиНа круглых лицах встречных баб.
Охвачен радостным порывом,Весь от волнения дрожу,И далеко – каким-то дивом –В мечтах не званных ухожу.
Сажусь, – пишу слова приветаИ адресую в Сан-Ремó,Не дожидаяся ответаНа прежнее свое письмо…
И стихотворение Пастернака, и стихотворение Стремина начинается с констатации внезапного наступления весны в феврале, продолжается мысленным облетом окрестностей, а завершается рождением спонтанного и в этом подражающего природе текста.
Возвращаясь к разговору об авангардном для своего времени устройстве некоторых русских не модернистских книг, назовем имена еще двух авторов, чьи сборники стихов, выпущенные в 1913 году, кажется, не имеют аналогов в тогдашней издательской практике. В книге «Зáмок моей души» первого из этих авторов, Иннокентия Жукова, фотографии вырезанных им же из дерева скульптур сопровождаются стихотворными подписями вроде следующей: «– Вот “Карл Иванович” стоит и смотрит виновато: почтеннейший вчера немножечко “того”, и я ему грожу шутливо пальцем». Во второй книге – «Пластические этюды. Стихотворения для “Танцев под слово”», – автором которой был Александр Струве, ключевые глаголы движения иллюстрируются фотографиями специально приглашенных танцовщиц и танцовщиков. Сам Струве гордо заявлял в предисловии к сборнику: «Выпуская в издательстве Б. В. Решке настоящую книжку, я хотел положить начало художественной литературе, созданной специально для сочетания слова с пластикой и танцем, в будущность которого я совершенно определенно верю».
В заключение этого раздела и отчасти как о курьезе упомянем еще о восьмистраничной книжечке стихов маленькой девочки, Лиды Шаховской, изданной в Москве ее любящими родителями. Стихотворения Лидиной книжечки, например, такое:
Что из Лиды с Сергеем стало?Таких деток не бывало, –И прилежны, и умны,И совсем не шалуны.
(«Перерождение шалунов»)было бы небезынтересно сравнить как со стилизаторскими опытами в этом роде, вошедшими в сборник Марины Цветаевой «Из двух книг», так и со стихами еще одной настоящей девочки – Зины В., включенными в откровенно экспериментальную поэтическую книгу Алексея Крученых «Поросята».
Современность в поэтических книгах 1913 года
Теперь попробуем представить набросок к целостной картине российской современности 1913 года, как она отразилась в тогдашних книгах стихов. Но дробности и пестроты, увы, избежать не удастся – слишком уж разнородные стóроны русской жизни привлекали внимание наших авторов. И еще одно уточнение: ключевые темы отечественных стихотворений, которые мы далее попытаемся выявить, с вариациями являлись таковыми для нашей словесности примерно от начала 1906 года и точно до дня вступления страны в Первую мировую войну.
С отношения поэтов к войнам, которые велись Россией в относительно недавнем прошлом, и с их оценок войны в целом как явления, пожалуй, и начнем. Это отношение предстает несколько неожиданным, особенно если иметь в виду бурный ренессанс ура-патриотической поэзии в августе следующего, 1914 года.
Пока же лишь самые отъявленные шовинисты были настроены кровожадно. Едва ли не как исключение из общего правила выглядят даже следующие вполне невинные строки о Русско-японской войне 1904 года:
Пусть будет море нам могилой,А все ж «Варяг» не будет взят…
вылившиеся из-под пера провинциальной поэтессы, посчитавшей нужным вынести на обложку своей книги стихов такую самоаттестацию: «Верноподданная Нижегородская потомственная дворянка Надежда Авдеевна Кубаровская».
Преобладали же совершенно иные, миролюбивые и даже антивоенные, пацифистские настроения. Во многих стихотворениях изображались страшные последствия русско-японской и иных войн:
Как не скорбеть за эти жертвы боя,За эти ужасы случайностей войны,Где гибнут родины безмолвные сыны,Сраженные изменчивой судьбою?!
(П. Гайдебуров «Как не скорбеть за эти жертвы боя…» – стихотворение датировано 1904 годом)Рука ль моя ты, рученька,В Манчужурии земле.Безрукенького, ноченька,Баюкай и лелей.
(С. Городецкий «Безрукий»)Как бедная чайка над сирым гнездом,Так мысль моя ныне грустит об одном,И в горьких слезах повторяет онаПозорное, страшное слово – война.
(А. Доброхотов «Война»)В чем бессилен Крупповский снаряд –Ты танцуя проскользнешь!
(А. Крученых «Плясовая» – из книги «Возропщем»)В немой тиши, среди полей,Когда мечтает чуткий сад,Я слышу залпы, взрыв гранатИ стоны гибнущих людей.
(С. Семенов «Во время войны»)Однако чуть дело доходило до конкретных и совсем недавних исторических обстоятельств, миролюбие многих авторов куда-то улетучивалось. В частности, очень сильно некоторых из них будоражил славянский вопрос и Балканы:
На радость нам – врагам на гореРучьи славян с родных БалканСольются дружно в Русском море,С ним образуя океан.
(М. Аксенов «1912»)Малютка-Сербия сумела показать,Что не страшна ей Австрия-старуха…
(Н. Броницкая «На современные темы (Нечто вроде басни)»)Темной лентой, вереницею.Без конца, за рядом рядВойско резвою МарицеюШло в суровый Цареград.
(С. Гедройц «На Балканах»)Он грудь открыл – в ней были раны, –Удары пули и штыка…Он защищал в бою Балканы!!И грудью шел он на врага!!
(С. Кошкаров «Болгарин» – из книги «Звездочка»)Меж тем, там льется кровь, горят родные села,Неконченых работ оставлены дела;Чтоб узел разрубить их векового спора,Славянская семья на смертный бой пошла.Там где-то на горах, там где-то на Балканах,Идут, идут опять отряды орд диких,Чтоб показать еще на близких нам славянахВражду свою к Кресту, к свободе для других…
(П. Шацких «Война»)Теперь довольно жертв мученьяКоварно-злобных мусульман;Раздайся грозный голос мщеньяЗа кровь невинных христиан!..
(И. Шепелев «Посвящается Славянам»)В бой за волю, в бой кровавыйМы спешим издалека.Все идем на смерть, быть может,Но назад уж никогда.
(Д. Шепель «Славяне»)[25]Тем не менее общее распределение на охранителей и колебателей устоев среди поэтов, выпустивших книги стихов в 1913 году, было далеко не равномерным – последние явно преобладали. Более или менее аккуратно завуалированные тираноборческие мотивы, а также героизированные портреты революционеров и революционерок с легкостью отыскиваются во многих книгах:
Здесь, опьянен огромностью мечтаний,склонялся лоб вольнолюбивой Тани,и с завистью к летящей в небе птицеона мечтала о большой столице,о миллионов побежденном горе,о Шлиссельбурге, Степняке, терроре,о курсах Лесгафта, о чем-то красном,о чем-то лучезарном и неясном…
(Р. Бравский «О, сколько тихой надмогильной грусти…»)Но час придет, – и новый Муцийна пламя руку возложу,иль шею протяну ножув годину шумных революций.
(Он же «Я современник, я сын века…»)Разве можно молчать, когда стоны людейПо отчизне родной раздаются?..Разве можно смотреть, со спокойной душой,Когда слезы рекой везде льются?
(С. Ганьшин «Разве можно молчать?..»)Дитя мое, пышную елкуНе в силах устроить тебе…Мы после ту елку добудемВ труде и упорной борьбе.
(А. Доброхотов «Мише»)В Пресненском доме четырнадцать былоЗапертых в камере вместе со мной.Песни веселые пели уныло…Молча сияла весна за стеной…
(А. Журин «Товарищи. Посвящается товарищам по заключению»)Надо быть поэтом нежным,Но при встрече с гнетом чернымНадо в песне быть мятежным –Непокорным, непокорным!
(С. Кошкаров «В дни унынья, в дни печали…» – из книги «Звездочка»)Светло звучал напевный громО буревестнике свободном,И на ристалище народномБратался барин с босяком;В те дни кровавых баррикад,Переходя к делам от песни,Не строил с ужасом на ПреснеОжесточенный демократ.
(А. Липецкий «Надя Данкова»)В прошлом видишь страницы кровавые,Нитью красною шьются теперь…Но стучись – и отворится дверь,И падут с пьедестала лукавые.
(Лесовик «Не брани мою песню случайную…»)Ваши действия грубы, вульгарны,Ваши помыслы – подлы, коварны, –Вы отраву несете народу –Вы казните святых за свободу…
(И. Радецкий «Торжествующим мракобесам»)Кляну я своих палачей –Проклятие бьется о камень,И гаснет в душе моей пламеньПод звуки проклятых цепей…Кляну я своих палачей.
(М. Соин «В тюрьме»)Я высоко свободы знамяТам разверну среди снегов,На зло наглеющих враговИ подо льдом взовьется пламя!
(В. Терновский «Послание другу с этапа» – из книги «В снегах; Карское море и его льды»)Слышишь стон? Не средь барских палатЭти звуки нашли свой приют.Это тяжкие цепи звенят,Это люди по тюрьмам поют.
(Ф. Филимонов «Слышишь стон? Не средь барских палат…»)Голоса консерваторов, проклинавших революцию и восхвалявших правящий режим, в русских поэтических книгах 1913 года звучали гораздо реже:
