Давид Бурлюк - Десятый Октябрь
Илья Эренбург сделал последние годы крупное имя себе; сейчас он больше пишет прозой; но Илья Эренбург отличился всегда монастырской, по строгости, искренностью, поэтому вдвойне важны его реакции на Октябрь:
Революция, трудны твои уставы.Схиму новую познали мы:Нищих духом роковую правду,И косноязычные псалмы.
Про молот в следующей цитате не говорится, но насчет серпа сказано с достаточной четкостью:
Какая жалкая рассадаВ младенчестве уже опадена.И тщетно скудоумный виноградарьЧаны готовит для вина,Еще не раз, гремя победной медью,Пройдет по пустырям России смерть.Не этот заржавелый (?) серп (!)Сберет великое наследье.
Злобы против Октябри здесь нет, но поэта заедает пессимизм, когда его муза склоняет свои стальные глазки в сторону буйного красноволосого детища Великого народа русского.
Приемлют Октябрь, не колеблясь
К таким принадлежит поэт — Рюрик Ивнев:
Сквозь мутные стекла вагонаНа мутную Русь гляжу.И плещется тень ГапонаВ мозгу, как распластанный жук.
Распутин, убитый князьями,В саване невского льда,Считает в замерзшей ямеСвои золотые года
Кому оценить эти муки?Он жмет мне под черной водойЖивые, холодные рукиГорячею, мертвой рукой.
И третий, слепой, безымянный,Желавший над миром царить,Сквозь окна, зарею румяной,Меня начинает томить.
И жжет меня Зимней КанавкойИ гулким Дворцовым мостом.Последнею, страшною ставкой,Языческим, диким крестом.
Сквозь мутные стекла вагонаНа мутную Русь гляжуИ в сердце своем обнаженномВсю русскую муть нахожу.
Пусть поэт бичует себя… Трудно в великие годы не почуять на спине часть чьей-то вины. Конечно, если совестливое сердце…
Даже такой великан поэзии, мэтр, знаток ритмов, как Валерий Брюсов искренне писал (на ту же тему) об Октябре:
Лот любви, моряк озадаченный,Бросай в тревоге бессонных вахт,—Иль в Советской Москве назначенаClassische Walpurgisnacht?
И дальше:
Город иль море?Троя иль Ресефесер?
И такой же звенящий, точеный математик вдохновений, как Бенедикт Лившиц бросил:
И кто же, русский, не поймет,Какое сердце в сером теле,Когда столпа державный взлет —Лишь ось кровавой карусели.
Поэт осуждает и отстраняет бывшее до Октября.
Утверждающие Октябрь
Чем дальше, тем их будет больше!
Очень важно здесь привести несколько примеров первых (по времени) утверждений, безусловных, высокопафосных, красного Октября.
Вот, например В. Я. Брюсов и его —
Третья осеньВой, ветер осени третьей,Просторы России мети,Пустые обшаривай клети,Нищих вали по пути;
Догоняй поезда на уклонах,Где в теплушках люди гурьбойРугаются, корчатся, стонут,Дрожа на мешках с крупой;
Насмехайся горестным плачем,Глядя, как голод, твой брат,То зерно в подземельях прячет,То душит грудных ребят;
В городах, бесфонарных, беззаборных,Где пляшет Нужда в домах,Покрутись в безлюдии черном,Когда-то шумном, в огнях;
А там, на погнутых фронтах,Куда толпы пришли на убой,Дым расстилай к горизонтам,Поднятый пьяной пальбой!
Эй, ветер с горячих взморий,Где спит в олеандрах рай, —Развевай наше русское горе,Наши язвы огнем опаляй!
Но вслушайся: в гуле орудий,Под проклятья, под вопли, под гром,Не дружно ли, общею грудью,Мы новые гимны поем?
Ты, летящий с морей на равнины,С равнин к зазубринам гор,Иль не видишь: под стягом единымВновь сомкнут древний простор!
Над нашим нищенским пиромСвет небывалый зажжен,Торопя над встревоженным миромЗолотую зарю времен.
Эй, ветер, ветер! поведай,Что в распрях, в тоске, в нищете,Идет к заповедным победамВся Россия, верна мечте;
Что прежняя сила жива в ней,Что, уже торжествуя, онаЗа собой все властней, все державнейЗемные ведет племена!
Поэтесса Анна Радлова уже семь лет назад осознала великую роль России, после того как на плечи великой страны легла пурпурная мантия Октября:
Под знаком Стрельца, огненной медьюРасцветал единый Октябрь.Вышел огромный корабльИ тенью покрыл столетья.Стало игрушкой взятье Бастилии,Рим, твои державные камни — пылью.В жилах победителей волчья кровь.С молоком волчицы всосали волчью любовь.И в России моей, окровавленной, победной или пленной,Бьется трепетное сердце вселенной.
Василий Каменский — великий бард скалистого Урала по простому по честному поясняет, откуда потекла, где создалась Много-великого-значимость Октября:
Ну раз еще — сарынь на кичку—Я знаю час свой роковой —За атаманскую привычкуНа плаху лягу головойИ пускай — я,Все равно жизнь — малинаА струги — лебединая стая,Раздавайся Волга-судьбинаПарусами густая,Прожито все — что назначено,Добыто все — головой,Дело навеки раскачено,Эй — заводи рулевой.
Утверждает весною Октябрь и Михаил Герасимов:
Октябрь постучал в околицуНа крыльях принес веснуА рига склоненная колется,Не видит — огонь блеснул.Схватил за нечесаны волосы,Мотнулась её голова.И крикнул он зычным голосом:Соломенная, вставай.Довольно к неновым подметкамВесна в октябре расцвела…И голос властный и четкийЗвенит по соломе села.Довольно биться кликушейО барское крыльцо,Плеснуло солнце в душиИ слезное лицоРыданья под сугробамиЦветами пророслиИ зерна звезд мы торбамиРассеем в новь землиМы огненными косамиНадрежем снежный дымЧтоб проростали родамиМужицкие следы.За ясными полямиИ красно и свежоА липы новыми лаптямиПоскрипывают о снежок.
На тему Октября много писал громадный Сергей Есенин. Вот из его поэмы — «36»
Ты помнишь, конечно,ТотМетельный семнадцатыйГод,Когда ониРазошлись?
Каждый пошел в свойДомС ивами над прудом.Видел лунуИ клен,Только не встретилОнСердцу любимыхВ нем.
Их было тридцатьШесть.В каждом кипелаМесть.И каждый в октябрьскийЗвонПошел на влюбленныхВ трон,Чтоб навсегда ихСместь.
Совсем изумительное стихотворение было написано тончайшим авто-вивисектором поэтом Борисом Пастернаком.
В то время, как другие реакционно похрюкивали из-под юбчонок голодающих муз своих, какие бодрые, бронзой гудящие строки оставил на память об Октябре поэт:
Матрос в МосквеБыл юн матрос, а ветер — юрок:Напал и сгреб,И вырвал, и задул окурок,И ткнул в сугроб.
Как ночь, сукно на нем сидело,Как вольный духШатавшихся, как он, без делаНоябрьских мух.
<…>
Москва казалась сортом щебня,Который шелВ размол, на слом, в пучину гребней,На новый мол.
Был ветер пьян, — и обдал дрожью:С вина — буян.Взглянул матрос (матрос был тоже,Как ветер, пьян).
Угольный дом напомнил чем-тоПлавучий дом:За шапкой, вея, дыбил лентыМорской фантом.
За ним шаталось, якорь с цепьюИща в дыре,Соленое великолепьеБортов и рей.
Огромный бриг, громадой торсаЗадрав бока,Всползая и сползая, терсяОб облака.
Москва в огнях играла, мерзла,Роился шум,А бриг вздыхал, и штевень ерзал,И ахал трюм.
Матрос взлетал и ник, колышим,Смешав в одноМорскую низость с самым высшим,С звездами — дно.
Здесь так просто дано разрешение многих и многих вопросов…
