Николай Рубцов - Я тебя целовал…
Т. С
Или в жизнь ворвалась вьюга,Нежность чувств развеяв в дым,Иль забудем друг про другаЯ с другой,а ты – с другим?Сочинять немного чести.Но хотел бы я мелькомПосидеть с тобою вместеНа скамье под деревцом,И обнять тебя до боли,Сильной грусти не стыдясь.Так, чтоб слезы поневолеИз твоих катились глаз.
Вспомнилось море
Крыша. Над крышей луна.Пруд. Над прудом бузина.Тихо. И в тишинеВспомнилось море мне.Здесь бестревожно.А там,В хмуром дозоре ночном,Может, сейчас морякамСыгран внезапный подъем.Тополь. Ограда. Скамья.Пташек неровный полет…Скоро из отпуска яСнова уеду на флот.Я расскажу, как у насДружным звеном из воротС радостью в утренний часВ поле выходит народ.Я в чистоте берегуГордое званье «матрос»,Я разлюбить не смогуКрай, где родился и рос.Крыша. Над крышей луна.Пруд. Над прудом бузина…С детства мне дорог такойРодины светлый покой.
Письмо
Дорогая! Любимая! Где ты теперь?Что с тобой? Почему ты не пишешь?Телеграммы не шлешь…Оттого лишь – поверь,Провода приуныли над крышей.Оттого лишь, поверь, не бывало и дняБез тоски, не бывало и ночи!Неужели – откликнись – забыла меня?Я люблю, я люблю тебя очень!Как мне хочется крикнуть:«Поверь мне! Поверь!»Но боюсь: ты меня не услышишь…Дорогая! Любимая! Где ты теперь?Что с тобой? Почему ты не пишешь?
1956
Родное море
Я жил у моря с самого рожденья.И с той поры, когда мальчишкой был,С неотразимым чувством восхищеньяЯ безотчетно море полюбил.
Любил я свист кочующего шторма,Картавых птиц над дюнами любил.И говор волн подслушивал упорно,И между дюн мечтательно бродил.
Влекли меня матросские дорогиС их штормовой романтикой. И вотРайонный военком, седой и строгий,Мне коротко сказал: «Пойдешь нафлот!»
Любить устав, не требовать покоя,В суровых буднях мужественнымбыть —Не то, что слушать музыку прибояИ между дюн мечтательно бродить.
Высокий смысл служения ОтчизнеЗовет на подвиг смелые сердца.И очень скоро пафос флотской жизниМне близким стал и ясным до конца.
Большое счастье выпало на долюНеповторимой юности моей:Мне по душе все радости и боли,И все тревоги, связанные с ней!
…Над морем ночь.Не слышно звуков горна,Лишь громы волн отчетливо слышны.И неумолчный трубный голос штормаМне навевает радостные сны…
Долг
Холодный шум ночного океана,Незримые дороги кораблей…Я вижу земляничную поляну.Над той поляной – крики журавлей.Родимый край мой!В грезах или в росах,В туманах ночи и в сиянье дня,И в пору жатвы, и на сенокосахТы с детства завораживал меня.А дни идут…Над палубой эсминцаКачается свинцовый небосклон.А волны, волны, волнывереницамиСтремительно бегут со всех сторон.И там, где сила духа на пределе,Где шторм встает преградойкораблю,Я должен, должен доказать наделе,Что сердцем всем я Родинулюблю.
Ответ на письмо
Что я тебе отвечу на обман?Что наши встречи давние у стога?Когда сбежала ты в Азербайджан,Не говорил я: «Скатертью дорога!»
Да, я любил. Ну что же? Ну и пусть.Пора в покое прошлое оставить.Давно уже я чувствую не грустьИ не желанье что-нибудьпоправить.
Слова любви не станем повторятьИ назначать свидания не станем.Но если все же встретимся опять,То сообща кого-нибудь обманем…
1958
Ветер с Невы
Я помню холодный ветер с НевыИ грустный наклон твоей головы.Я помню умчавший тебя трамвай,В который вошла ты, сказав:«Прощай!»Свидание в прошлом теперь…Но тыВсе входишь хозяйкой в моимечты.Любовь, а не брызги речнойсиневыПринес мне холодный ветерс Невы!
«В твоих глазах…»
В твоих глазахДля пристального взглядаКакой-то естьРассеянный ответ…Небрежно такДля летнего нарядаТы выбираешь нынчеЖелтый цвет.Я слышу голосКак бы утомленный,Я мало верюЯркому кольцу…Не знаю, как тамБелый и зеленый,Но желтый цветКак раз тебе к лицу!До слез тебеНужны родные стены,Но как прийтиК желанному концу?И впрямь, быть может,Это цвет измены,А желтый цветКак раз тебе к лицу…
«Вредная, неверная, наверно…»
Вредная,неверная,наверно.Нервная, наверно… Ну и что ж?Мне не жаль,Но жаль неимоверно,Что меня, наверно, и не ждешь!За окном,таинственны, как слухи,Ходят тени, шорохи весны.Но грозой и чем-то в этом духеВсе же веют сумерки и сны!Будь что будет!Если и узнаю,Что не нравлюсь, – сунусь ли впетлю?Я нередко землю проклинаю,Проклиная, все-таки люблю!Я надолго твой,хоть и недолгоПочему-то так была близкаИ нежна к моей руке с наколкойТа, с кольцом,прохладная рука.Вредная,неверная,наверно.Нервная, наверно… Ну и что ж?Мне не жаль,Но жаль неимоверно,Что меня, наверное, не ждешь!
«Ты просил написать о том…»
Г. Ф.
Ты просил написать о том,Что здесь былоИ что здесь стало.…Я сейчас лежу под кустом,Где тропинка берет начало.Этот сад мне, как раньше, мил,Но напрасно к одной блондинкеЯ три года назад ходилВот по этой самой тропинке.Я по ней не пойду опять,Лишь злорадствую: «Где уж нам уж!»Та блондинка хотела ждать,Не дождалась…И вышла замуж.Все законно: идут года,Изменяя нас и планету,Там, где тополь шумел тогда,Пень стоит…а тополя нету.
«Пора любви среди полей…»
Пора любви среди полей,Среди закатов тающихИ на виду у журавлей,Над полем пролетающих.
Теперь все это далеко.Но в грустном сердце жжениеПройдет ли просто и легко,Как головокружение?
О том, как близким был тебе,И о закатах пламенныхТы с мужем помнишь ли теперьВ тяжелых стенах каменных?
Нет, не затмила ревность мир.Кипел, но вспомнил сразу я:Назвал чудовищем ШекспирЕе, зеленоглазую.
И чтоб трагедией душиНе стала драма юности,Я говорю себе: «ПишиО радости, о лунности…»
И ты ходи почаще в лугК цветам, к закатам пламенным,Чтоб сердце пламенело вдругНе стало сердце каменным.
Да не забудь в конце концов,Хоть и не ты, не ты моя:На свете есть матрос Рубцов,Он друг тебе, любимая.
«За окном в холодном шуме…»
За окном в холодном шумеСвет реклам и листопад…Что ж так долго из СухумиТы не едешь в Ленинград?Впрочем, рано или поздноВсе равно житейский бытВ день весенний иль в морозныйНас совсем разъединит.Год пройдет, другой… А там уж.Что тут много говорить?Ты, конечно, выйдешь замуж,Будешь мужу суп варить.Будет муж тобой гордитьсяИ катать тебя в такси,И вокруг тебя крутиться,Как земля вокруг оси!– Ну и пусть!Тоской ранимымМне не так уж страшно быть.Мне не надо быть любимым,Мне достаточно любить!
Над рекой
Жалобно в лесу кричит кукушкаО любви, о скорби неизбежной…Обнялась с подружкою подружкаИ, вздыхая, жалуется нежно:– Погрусти, поплачь со мной, сестрица.Милый мой жалел меня не много.Изменяет мне и не стыдится.У меня на сердце одиноко…– Может быть, еще не изменяет, —Тихо ей откликнулась подружка, —Это мой стыда совсем не знает,Для него любовь моя – игрушка…Прислонившись к трепетной осинке,Две подружки нежно целовались,Обнимались, словно сиротинки,И слезами горько обливались.И не знали юные подружки,Что для грусти этой, для кручины,Кроме вечной жалобы кукушки,Может быть, и не было причины.Может быть, ребята собирались,Да с родней остались на пирушке,Может быть, ребята сомневались,Что тоскуют гордые подружки.И когда задремлет деревушкаИ зажгутся звезды над потоком,Не кричи так жалобно, кукушка!Никому не будет одиноко…
Где веселые девушки наши?
Как играли они у березНа лужке, зеленеющем нежно!И, поплакав о чем-то всерьез,Как смеялись они безмятежно!И цветы мне бросали: – Лови!И брожу я, забыт и обижен:Игры юности, игры любви—Почему я их больше не вижу?Чей-то смех у заросших плетней,Чей-то говор все тише и тише,Спор гармошек и крики парней —Почему я их больше не слышу?– Васильки, – говорю, – васильки!Может быть, вы не те, а другие,Безразлично вам, годы какиеПровели мы у этой реки?Ничего не сказали в ответ.Но как будто чего выражали —Долго, долго смотрели вослед,Провожали меня, провожали…
Ничего не стану делать
