Леонид Кременцов - Русские поэты XIX века: Хрестоматия

1808

ВОЛК И ЯГНЕНОК

У сильного всегда бессильный виноват:Тому в Истории мы тьму примеров слышим.Но мы Истории не пишем;Но вот о том как в баснях говорят.

Ягненок в жаркий день зашел к ручью напиться;И надобно ж беде случиться,Что около тех мест голодный рыскал Волк.Ягненка видит он, на добычу стремится;Но, делу дать хотя законный вид и толк,Кричит: «Как смеешь ты, наглец, нечистым рыломЗдесь чистое мутить питьеМоеС песком и с илом?За дерзость таковуЯ голову с тебя сорву».«Когда светлейший Волк позволит,Осмелюсь я донесть, что ниже по ручьюОт Светлости его шагов я на сто пью;И гневаться напрасно он изволит:Питья мутить ему никак я не могу», —«Поэтому я лгу!Негодный! Слыхана ль такая дерзость в свете!Да помнится, что ты ещё в запрошлом летеМне здесь же как-то нагрубил;Я этого, приятель, не забыл!» —«Помилуй, мне еще и от роду нет году», —Ягненок говорит. «Так это был твой брат». —«Нет братьев у меня». – «Так это кум иль сват,И, словом, кто-нибудь из вашего же роду.Вы сами, ваши псы и ваши пастухи,Вы все мне зла хотите,И если можете, то мне всегда вредите;Но я с тобой за их разведаюсь грехи». —«Ах, я чем виноват?» —«Молчи! Устал я слушать.Досуг мне разбирать вины твои, щенок!Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать».Сказал и в темный лес Ягненка поволок.

1808

СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ

Попрыгунья СтрекозаЛето красное пропела;Оглянуться не успела,Как зима катит в глаза.Помертвело чисто поле;Нет уж дней тех светлых боле,Как под каждым ей листкомБыл готов и стол, и дом.Всё прошло: с зимой холоднойНужда, голод настает;Стрекоза уж не поёт:И кому же в ум пойдетНа желудок петь голодный!Злой тоской удручена,К Муравью ползет она:«Не оставь меня, кум милой!Дай ты мне собраться с силойИ до вешних только днейПрокорми и обогрей!» —«Кумушка, мне странно это:Да работала ль ты в лето?»Говорит ей Муравей.«До того ль, голубчик, было?В мягких муравах у насПесни, резвость всякий час,Так, что голову вскружило». —«А, так ты…» – «Я без душиЛето целое всё пела». —«Ты всё пела? Это дело:Так поди же попляши!».

1808

СЛОН И МОСЬКА

По улицам Слона водили,Как видно, напоказ.Известно, что Слоны в диковинку у нас,Так за Слоном толпы зевак ходили.Отколе ни возьмись, навстречу Моська им.Увидевши Слона, ну на него метаться,И лаять, и визжать, и рваться;Ну так и лезет в драку с ним.«Соседка, перестань срамиться, —Ей Шавка говорит: – тебе ль с Слоном возиться ?Смотри, уж ты хрипишь, а он себе идетВпередИ лаю твоего совсем не примечает». —«Эх, эх! – ей Моська отвечает: —Вот то-то мне и духу придает,Что я, совсем без драки,Могу попасть в большие забияки.Пускай же говорят собаки:«Ай, Моська! Знать, она сильна,Что лает на Слона!»

1808

ЛИСИЦА И ВИНОГРАД

Голодная кума Лиса залезла в сад;В нем винограду кисти рделись.У кумушки глаза и зубы разгорелись;А кисти сочные, как яхонты, горят:Лишь то беда, висят они высоко:Отколь и как она к ним не зайдет,Хоть видит око,Да зуб неймет.Пробившись попусту час целый,Пошла и говорит с досадою: «Ну что ж!На взгляд-то он хорош,Да зелен – ягодки нет зрелой;Тотчас оскомину набьешь».

1808

ПЕТУХ И ЖЕМЧУЖНОЕ ЗЕРНО

Навозну кучу разрывая,Петух нашел Жемчужное ЗерноИ говорит: «Куда оно?Какая вещь. пустая!Не глупо ль, что его высоко так ценят?А я бы, право, был гораздо боле радЗерну ячменному: оно не столь хоть видно,Да сытно».

Невежи судят точно так:В чем толку не поймут, то все у них пустяк.

1809

ЛИСТЫ И КОРНИ

В прекрасный летний день,Бросая по долине тень,Листы на дереве с зефирами шептали,Хвалились густотой, зеленостью своейИ вот как о себе зефирам толковали:«Не правда ли, что мы краса долины всей?Что нами дерево так пышно и кудряво,Раскидисто и величаво?Что б было в нем без нас? Ну, право,Хвалить себя мы можем без греха!Не мы ль от зноя пастуха,И странника в тени прохладной укрываем?Не мы ль красивостью своейПлясать сюда пастушек привлекаем?У нас же раннею и позднею зарейНасвистывает соловей.Да вы, зефиры, самиПочти не расстаетесь с нами». —«Примолвить можно бы спасибо тут и нам», —Им голос отвечал из-под земли смиренно.«Кто смеет говорить столь нагло и надменно!Вы кто такие там,Что дерзко так считаться с нами стали?» —Листы, по дереву шумя, залепетали.«Мы те, —Им снизу отвечали, —Которые, здесь роясь в темноте,Питаем вас. Ужель не узнаете?Мы – Корни дерева, на коем вы цвете.Красуйтесь в добрый час!Да только помните ту разницу меж нас,Что с новою весной лист новый народится;А если корень иссушится,Не станет дерева, ни вас».

1811

КВАРТЕТ

Проказница-Мартышка,Осел,КозелДа косолапый МишкаЗатеяли сыграть Квартет.Достали нот, баса, альта, две скрипкиИ сели на лужок под липки —Пленять своим искусством свет.Ударили в смычки, дерут, а толку нет.«Стой, братцы, стой! – кричит Мартышка, —Погодите!Как музыке идти? Ведь вы не так сидите.Ты с басом, Мишенька, садись против альта,Я, прима, сяду против вторы;Тогда пойдет уж музыка не та:У нас запляшут лес и горы!»Расселись, начали Квартет;Он все-таки на лад нейдет.«Постойте ж, я сыскал секрет, —Кричит Осел: – мы, верно, уж поладим,Коль рядом сядем».Послушались Осла: уселись чинно в ряд,А все-таки Квартет нейдет на лад.Вот пуще прежнего пошли у них разборыИ споры,Кому и как сидеть.Случилось Соловью на шум их прилететь.Тут с просьбой все к нему, чтоб их решить сомненье«Пожалуй, – говорят: – возьми на час терпенье,Чтобы Квартет в порядок наш привесть:И ноты есть у нас, и инструменты есть;Скажи лишь, как нам сесть!» —«Чтоб музыкантом быть, так надобно уменьеИ уши ваших понежней, —Им отвечает Соловей: —А вы, друзья, как ни садитесь,Все в музыканты не годитесь».

1811

ОСЕЛ И СОЛОВЕЙ

Осел увидел СоловьяИ говорит ему: «Послушай-ка, дружище!Ты, сказывают, петь великий мастерище:Хотел бы очень яСам посудить, твое услышав пенье,Велико ль подлинно твое уменье?»Тут Соловей являть свое искусство стал:Защелкал, засвисталНа тысячу ладов, тянул, переливался;То нежно он ослабевалИ томной вдалеке свирелью отдавался,То мелкой дробью вдруг по роще рассыпался.Внимало все тогдаЛюбимцу и певцу Авроры.Затихли ветерки, замолкли птичек хоры,И прилегли стада.Чуть-чуть дыша, пастух им любовалсяИ только иногда,Внимая соловью, пастушке улыбался.Скончал певец.Осёл, уставясь в землю лбом,«Изрядно, – говорит: – сказать неложно,Тебя без скуки слушать можно;А жаль, что незнакомТы с нашим петухом:Еще б ты боле навострился,Когда бы у него немножко поучился».Услыша суд такой, мой бедный СоловейВспорхнул – и полетел за тридевять полей.Избави Бог и нас от этаких судей.

1811

ЛЖЕЦ

Из дальних странствий возвратясь,Какой-то дворянин (а может быть, и князь),С приятелем своим пешком гуляя в поле,Расхвастался о том, где он бывал,И к былям небылиц без счету прилыгал.«Нет, – говорит, что я видал,Того уж не увижу боле.Что здесь у вас за край?То холодно, то очень жарко,То солнце спрячется, то светит слишком ярко.Вот там-то прямо рай!И вспомнишь, так душе отрада!Ни шуб, ни свеч совсем не надо:Не знаешь век, что есть ночная тень,И круглый божий год все видишь майский день.Никто там не садит, ни сеет;А если б посмотрел, что там растет и зреет!Вот в Риме, например, я видел огурец:Ах, мой творец!И по сею не вспомнюсь пору!Поверишь ли? Ну, право, был он с гору». —«Что за диковина! – приятель отвечал: —На свете чудеса рассеяны повсюду;Да не везде их всякий примечал.Мы сами вот теперь подходим к чуду,Какого ты нигде, конечно, не встречал,И я в том спорить буду.Вон, видишь ли через реку тот мост,Куда нам путь лежит? Он с виду хоть и прост,А свойство чудное имеет:Лжец ни один у нас по нем пройти не смеет:До половины не дойдет —Провалится и в воду упадет;Но кто не лжет,Ступай по нем, пожалуй, хоть в карете». —«А какова у вас река?» —«Да не мелка.Так видишь ли, мой друг, чего-то нет на свете!Хоть римский огурец велик, нет спору в томВедь с гору, кажется, ты так сказал о нём?» —«Гора хоть не гора, но, право, будет с дом». —«Поверить трудно!Однако ж, как ни чудно,А все чуден и мост, по коем мы пойдем,Что он Лжеца никак не подымает;И нынешней еще веснойС него обрушились (весь город это знает)Два журналиста и портной.Бесспорно, огурец и с дом величинойДиковинка, коль это справедливо». —«Ну, не такое ещё диво;Ведь надо знать, как вещи есть:Не думай, что везде по-нашему хоромы;Что там за домы:В один двоим за нужду влезть,И то ни стать, ни сесть!» —«Пусть так, но все признаться должно,Что огурец не грех за диво счесть,В котором двум усесться можно.Однако ж мост-ат наш каков,Что Лгун не сделает на нем пяти шагов,Как тотчас в воду!Хоть римский твой и чуден огурец…» —«Послушай-ка, – тут перервал мой Лжец: —Чем на мост нам идти, поищем лучше броду».

1811