Константин Симонов - Собрание сочинений. Том 1

Наперекор мужскому их уму,

Знать каждый раз, чего нельзя, что можно,

И в руки не даваться никому.

А поезд подходил уже к платформе,

Вот кто-то прыгнул с ходу на перрон.

Но, слава богу, тот, в военной форме,

Который прыгал, все еще не он.

Скорей в толпу, не думая, а там

Пусть будь что будет; подождать немного,

Пусть не идет за нею по пятам,

Она сама найдет потом дорогу.

Бежать, но раньше хоть одним глазком

Увидеть, что приехал в самом деле.

А если нет - глаза зажать платком,

И звать опять, и ждать еще неделю.

Не может быть. Он обежал вокзал.

Он грудью бился в запертые двери.

Она придет, - да кто тебе сказал?

Уже поняв, но все еще не веря,

Бежал, бежал, как белка в колесе,

По этому грохочущему аду,

Где были все, кого не надо, все,

Все, кроме той, которую нам надо.

Чего все это стоило ему -

Он понял, лишь домой к себе приехав.

Десятки книг, не нужных никому,

Забытых стен нетопленное эхо,

И никого. Пустой и длинный день.

Бывает одиночество такое,

Что хочется хоть собственную тень

Потрогать молча на стене рукою.

Мальчишка плачет, если он побит,

Он маленький, он слез еще не прячет.

Большой мужчина плачет от обид.

Не дай вам бог увидеть, как он плачет.

Он плачет горлом. Он едва-едва

С трудом и болью разжимает губы,

Он говорит ей грубые слова,

Которых не позволил никому бы.

Он говорит ей - милой, дорогой -

Слова сухие, как обрезки жести,

Такие, за которые другой

Им был бы, кажется, убит на месте.

Не скинув шубки, двери не закрыв

И не отерши ноги на пороге,

Она к нему вбежала, как порыв

Не жданной им и ветреной тревоги.

Так в комнату к нам входят только раз,

Чтоб или в ней остаться вместе с нами,

Или, простившись с этими стенами,

Надолго в них одних оставить нас.

Что можем мы заранее узнать?

Любовь пройдет вблизи. И нету силы

Ни привести ее, ни прочь прогнать,

Ни попросить, чтоб дольше погостила.

Он шаг ее услышал за стеною,

Но, не поверив, что пришла она,

На всякий случай стал к дверям спиною,

Касаясь лбом замерзшего окна.

Она швырнула на пол рукавицы,

Чтоб он не слышал, туфли с ног сняла,

На цыпочках пройдя по половице,

Его за шею сзади обняла.

И только здесь, услышав шорох платья

И рук ее почувствовав тепло,

Он в первый раз поверил, что пришло

Его простое, будничное счастье,

То самое, которого, не плача,

Не жалуясь, мы долго ждать должны.

Нам без него не радостны удачи,

Труды скучны, победы не нужны.

Ему осталось только потесниться,

Обнять ее, своим теплом согреть,

От слез, от снега мокрые ресницы

Рукою неуклюже отереть.

Лишить бы нас печального пристрастья

Вновь приезжать на старые места,

Как был бы рад из памяти украсть я

Ту комнату, которая не та,

Давно не та, - другими нанята

И все-таки, назло тебе, похожа,

Похожа так, что вдруг мороз по коже,

Когда пройдешь на память этот дом

И лампу под зеленым колпаком,

Теперь под желтым. Почему под желтым?

Всего семь лет, как из дому ушел ты,

И вот они уж рады - кверху дном.

Ты будешь проходить здесь только днем,

Чтоб не встречать все эти перемены:

Зачем-то перекрашенные стены,

Дешевых люстр стеклянные подвески

И толстые чужие занавески,

Которых мы не покупали с ней.

Я этот дом пройду, закрыв глаза,

Я попрошу, раз иначе нельзя,

Играющих на улице детей,

Скажу, что слеп. Вдвоем с поводырем,

Зажмурясь, я пройду проклятый дом.

Мальчишка-поводырь мне за гроши

Солжет, что здесь не та земля и небо,

И сослепу, не встретив ни души,

Поверю сам, что я тут прежде не был.

Я заплачу, чтоб день прожить незрячим.

А память? Жаль, что не заткнешь ей рта.

Полжизни уписав на пол-листа,

Мы память сложим вчетверо и спрячем.

На что нам память? Сдать бы напрокат,

Чтоб, как большие черные рояли,

В чужих квартирах памяти стояли.

Пускай в них барабанят наугад,

Пусть, сев, как втрое сломанная палка,

Там будет гаммы девочка играть,

Чужую память никому не жалко,

И даже лень настройщика позвать.

Какие только мысли не взбредут

В бессонницу, когда мы подъезжаем,

И проводник уже стучится с чаем,

И три соседа нехотя встают,

А ты упорно смотришь за окно,

Как будто правда кто-то может встретить...

- Вы здесь бывали? - Да, бывал. - Давно?

- Семь лет назад. - Что ж им еще ответить?

Вы никогда не думали, что вдруг

Уйдем - и нет ни тумб, ни крыш, ни ставен.

Вернемся: ловкое движенье рук -

И все назад, как фокусник, расставим?

Не думали? Но поезд, подойдя,

Уже был вровень с низкими домами.

Перрон в окне за каплями дождя

Бежал, прикрывши голову зонтами.

Уже засуетились чьи-то жены,

Уже стучали пальцами в стекло,

А нам с тобой опять не повезло,

Нас только дождь встречает у вагона.

Ну что ж, ведь мы транзитные. Для нас

Не всюду приготовлена погода.

Нам только скоротать бы лишний час

До позднего отплытья парохода.

Что, в самом деле, мало нам земли?

Есть поезда на Пензу, Минск и Тулу.

Так нет, другой дороги не нашли,

Опять на пепелище потянуло.

Вот этот дом - теперь ходи кругами,

Ходи, пока не высохнет песок,

Пока земля, как серный коробок,

У нас не загорится под ногами.

Твое лицо едва ль кому напомнит

Того мальчишку, что давным давно

Жил за стеной в одной из этих комнат,

Смотрел сквозь это темное окно,

Не зная цен утратам и привычкам,

Еще не веря в тот счастливый год,

Что, как в тайге зимой последним спичкам,

Минутам счастья есть поштучный счет.

А дом все тот же. И в жару и в стужу -

Не то что нам - ему износу нет,

Сквозь перекраски пятнами наружу

Опять пробился прежний, детский цвет.

Здесь женщина, с которою когда-то

Он прожил год в своем пустом углу,

Тревожно, неуютно, небогато,

Раскладываясь на ночь на полу.

Здесь женщина, с которой слишком долго

Они дружили, обманув себя,

И вдруг сошлись, не разобравшись толком,

Уже перетерпев, перелюбя.

Их чувству дружба прежняя мешала;

Они стыдились признаваться в нем,

И то, что было ночью, их смущало,

Смотреть в глаза не позволяло днем.

Здесь женщина, с которой слишком быстро

Они расстались, не успев решить.

Бывают расставания как выстрел -

Ни дня, ни часу дольше не прожить.

В них ничего не жалко и не странно,

От них, вперед решая быть умней,

Страдают, как от огнестрельной раны,

И, выжив, поправляются в пять дней.

Но есть еще другие расставанья:

Без громких ссор, без точки на конце,

Ползущая сквозь дни и расстоянья

Болезнь, похожая на ТБЦ, -

Уже все зарубцовано, по году

Уже врачей мы не пускаем в дом,

И вдруг весной, в ненастную погоду,

Опять, как рыбы, ловим воздух ртом.

Под южным солнцем заметая след,

Сбежать бы в Крым или - еще полезней -

Сжечь пачку писем, вот уж много лет

Подшитую к истории болезни.

Здесь женщина, которая причастна

К такому списку самых черных дней,

К такой любви, нелепой и несчастной,

Ко стольким бедам юности моей,

Что, вздумай мы по этим пятнам темным

Себя сквозь память, как сквозь строй, прогнать,

С другими мы и счастья не припомним,

С ней - и несчастье будем вспоминать.

Нет, он сюда зайдет в обрез. Зайдет

Уже перед отплытьем, мимоходом.

Он поцелует руку, и вздохнет,

И скажет, что прекрасная погода,

Что он случайно оказался тут,

И вот зашел, и что пора в дорогу.

Что скажешь ей за эти пять минут?

Да ничего. Ну вот и слава богу.

Куда ж пойти? Еще не знаем сами.

И нужно и ко всем, и ни к кому.

И люди с посторонними глазами

Навстречу попадаются ему.

Он вдруг сообразил, что, как ни странно,

Но так же, как и он, его друзья,