Александр Полежаев - Стихотворения и поэмы

108. Видение Брута

Слетела ночь в красе печальнойНа Филиппинские поля,Последний луч зари прощальнойВпила холодная земля.Между враждебными шатрамиНарода славы и войныТуман сгущенными волнамиРазнес отраду тишины.Тревоги ратной гул мятежный,Стук копий, броней и мечейУмолк; кой-где в дали безбрежнойМелькает зарево огней;Протяжно стонет конский топот,И, замирая в тьме ночной,Сливает эхо звучный ропотС отзы́вом стражи боевой.И тихо всё… Судьба вселеннойПогружена в глубокий сон;Один булат окровавле́нныйПредпишет с утром ей закон.Но чей булат окровавленный?Святой защитник вольных странИли поносный и презренныйБулат — убийца согражда́н?Погибнет сонм триумвиратаИли, презревши долг и честь,Готовит римлянин для братаПозор и цезарскую месть?..

Всё спит… Ужасная минута!..Ужель зловещий, тяжкий сонСмыкает так же очи Брута?Ужель не бодрствует и он?О нет, волнуясь жаждой боя,В его груди пылает кровь:В его груди, в душе герояГорит к отечеству любовь!..Во тьме полуночи глубокой,Угрюм, задумчив и уныл,Под кровом ставки одинокойОн безотрадно опочил.И сна вотще искали вежды:Предчувствий горестных толпа,И отдаленные надежды,И своенравная судьба —Его насильственно терзали.Он ждал, он видел море бед —За думой черной налеталиДругие черные вослед.То, жертва сильных впечатлений,В волненье памяти живойОн воскрешал угасший гений,Судьбу страны своей родной:Он пробегал картины славы,Те достопамятные дни,Когда Рим гордый, величавыйБыл удивлением земли;Когда Камиллы, СципионыДробили в гневе роковомСоставы царств, крушили троныНародной вольности мечом;Когда рождались для потомстваСцезолы, Регул, Цинциннат;Когда был Рим без вероломстваСвободной бедностью богат…То, снова в вихрь переворотовПроникнув с тайною тоской,Он видел гибель патриотовНад их потупленной главой:Раздоры Мария и Силлы,Как бурный нравственный поток,Разрушив щит народной силы,Повергли Рим в кровавый гроб;Два солнца Рима, два злодеяВ крови отчизны возросли —Помпей и Цесарь… Прах ПомпеяС гражданской жизнью погребли…Лепид, Октавий, Марк АнтонийСудьбы заутра изрекут:Иль самовластие на троне,Или свободный Рим и Брут.

«Глава, десница загово́ра,Я первый вольность пробудил,Я первый гения раздора,Завоевателя Босфора,Отца и друга умертвил!..Ничтожный, робкий сонм сенатаМоей надежде изменилИ пред мечом триумвиратаКолена рабства преклонил!Позор мужей, позор вселенной,Тебя проклятие вековПостигнет тенью раздраженнойВ пределах смерти, в тьме гробов!Звучат, о Рим, твои оковы —Безгласен доблестный народ,Но, Рим, отмстители готовы!Тарквиний, час твой настает!Ударит он, сей вестник казни,Его зловещий, грозный бойОтгрянет с ужасом боязниВ сердцах отваги роковой!..Последний раз поля отчизныЯ потоплю в крови родной,И клик безумной укоризныИль голос славы вековойПредаст потомкам дальним повестьО битве будущего дняИ пощадит, быть может, совестьУбийцы друга и царя!»

Так вождь свободных ополченийМечтал в порыве бурных дум,Так заглушал змию мученийТоску души высокий ум!..Густеет ночь; между шатрамиМолчанье мертвое и сон,Луна закрыта облаками;Герой в забвенье погружен,Он жаждет сна, смыкает очи…Но вдруг глухой, протяжный гулВ священном царстве полуночиКак вихорь ставку размахнул.Колосс огромного призра́каИз тучи воздуха растетИ в ризе ужаса и мракаОчам героя предстает…Бесстрашный видит и трепещет:Пред ним убийственный кинжал…Извлек его, отмститель блещет —Шатер раздался, дух пропал!..«Так, я узнал — мой злобный гений!..Он всё решил, он всё сказал!Конец несчастных покушений!..»

День битвы пагубной настал.Шумят знамена бранной чести —Триумвират непобедим,И сын отваги, воин местиСвободный пал за падший Рим!..

109. Кориолан

Была страна под небесами,Была великая страна —Страна чудес… но временаВраждуют страшно с чудесами!Был град, любимый град богов,Но уж давно пределы мираОсвободились от кумираПлемен, народов и веков!Он пал — сперва как лев свободный,Потом как воин благородный,Потом как раб!.. С лица землиОн не исчез от укоризны,Но душен воздух той отчизны,Где славу предков погребли!И, жертва общего презренья,С тех пор на месте преступленьяОн, как измученный злодей,Обезображенный страданьем,Лежит, покрытый поруганьем,В виду безжалостных людей!Без утешенья и без силы,Лишенный чувств и оборон,Как лобызанием ДалилыОбезоруженный Самсон,—Он недвижим во сне глубоком,И филистимская враждаСтоит в веселии жестокомНад ложем смерти и стыда…И залегла над ним суровоНепроницаемая мгла —И долго черного покроваНе сгонит день с его чела!И что ж? Не будет лист увядшийЦвести опять между ветвей,И горний дух, однажды падший,Не воскресит минувших дней!

Он спит… но кто не видел бури,Когда, свирепа и грозна,Она, как черная волна,Мрачит и топит блеск лазури?О, так на лоне тишины,Над этой вечною могилойКумира славной стариныЛетают, вьются с чудной силойЖивые тягостные сны!Так благодатная десницаВсегда таинственной судьбыЕще хранит твои столпы,О Рим, всемирная столица!И, как бездетная орлица,Она витает над тобой,И грустно ей расстаться с славой,С твоей победною державой,Теперь погибшей и рабой!И между тем как сон печальныйТебя сурово тяготит,Она улыбкою прощальнойС тобой безмолвно говорит…И рой видений — то прекрасных,Подобно утренней звезде,То величавых, то ужасных —Страшней порока в наготе,—Тебя лелеет беспрерывно,Как мать любимое дитя,Иль, свежей памятью шутя,Наводит страх и ужас дивныйНа труп холодный и немойТвоей гордыни роковой…

И в влажном облаке туманаРисует он перед тобойПерстом волшебным некромана:И твой воинственный разбой,И добровольное гражданство,И дух отважный мятежей,И кровь свободы, и тиранствоСреди народных площадей.Фабриций, Регул, триумвиры,Трибуны, консулы, порфирыВ громах и прежней красоте,Борясь с свирепыми веками,Встают и, пышными рядамиМелькая ярко в темноте,Приносят дань твоей мечте…И видишь живо ты мильоныСвоих народов и рабов,Свои когорты, легионыПод тенью тысячей орлов,И океан, обремененныйГромадой черных кораблей,И мир, коленопреклоненныйПред Капитолией твоей.И всё — и всё, что обожалиС глухим проклятьем племена,Что безусловно освящалиСвоим проклятьем времена! —Всё видишь ты, и, изнуренныйУжасной мукой Прометей,Ты будто вновь одушевленныйКартиной славы прежних дней,—Ты, может быть, в тоске бессильнойЖелаешь быстро перерватьТвой сон лукавый, сон могильныйИ с новой яростью восстать?Но… безотрадные надежды!..Прошли года — пройдут года,И смертью скованные веждыНе разомкнутся никогда!..

Ты пал! Ты умер для потомства!Ты — груда камней для земли!Секиры зла и вероломстваТвои оплоты потрясли!Нет Рима, нет — и невозвратно!И с полунощной тишинойОдна лишь тень его превратноДрожит над тибрскою волной!..Исчезли цирки, пантеоны,Дворцы Нерона и сенат,И императорские троны,И анархический булат,И там, на площади народной,Где, в буйном гневе трепеща,Взывал Антоний благородныйК друзьям кровавого плаща,Где защитил народ свободныйСвоих тиранов от мечейИ, наконец, окровавленный,Склонился выей, изнуренный,Под иго хитрых палачей[97],—Там тихо всё! Умолкли битвы!..Лишь век иль два тому назад,Бывало, теплые молитвыТо место громко огласят,Когда в угодность Каиафе[98]При звуке бубнов и роговВ великолепном автодафеСжигали злых еретиков…

Теперь же в Ромуловой сфереКостры живые не трещат —Зато прекрасно MiserereПоет пленительный кастрат.И, если страннику угодноИметь услужливых друзей,Его супругу благородноПроводит в спальню чичисбей.

Кто видел над брегом туманного моряВекам современный, огромный утес,Который, с волнами кипучими споря,На брань вызывает их бурный хаос?Стоит он недвижный над черной могилой,Но воют и плещут буграми валы;Свирепое море с неведомой силойОбмыло гранитные ребра скалы,Обрушилось, пало холодной геенной,Тяжелой громадой на вражье чело —Сорвало, разбило — и лавой надменнойВ пучину седую, как вихрь, унесло!Те волны, то море — народная сила;Скала — побежденный народом герой.На поле отваги судьба довершилаНасильства и славы торжественный бой…

Смотрите, бунтуют безумные страсти,Неистово блещет крамольный перун,Священный останок утраченной властиГромит безответно могучий трибун.Мятеж своевольный и ярые кликиВозникли в отчизне великих мужей:Патриций, и воин, и раб полудикийВраждуют на стогнах отцов и детей;И шум и смятенье в приливе народа.«Сенат и законы!» — «Мечи и свобода!» —Взывают и вторят в суровых толпах.«Но слава, победы, заслуги и раны?»— «Изгнанье злодею! Погибнут тираны!Мы вместе сражались и гибли в боях!» —И глухо мечи застучали в ножнах…«Давно ли он принял от гордого РимаЗеленый венок, украшенье вождей?»— «Изгнанье, изгнанье! Видна диадимаВ зеленом венке из дубовых ветвей!»[99]

И долго торжественный голос укора,Мешаясь с проклятьем, в народе гремел,И жребий изгнания — жребий позора —Достался бесстрашному мужу в удел!..

Доволен и грозен неправедной силой,Народ удалился от места суда,И город веселый, и город унылыйПокрылся завесою тьмы и стыда…

Но кто, окруженный толпою ревнивой,Под верной защитой булатных мечей,Покоен и важен, как царь молчаливый,Идет перед сонмом врагов и друзей?Волнистые, длинные перья шеломаКлубятся и вьются над бледным челом,Где грозные тучи, предвестницы грома,Как будто таятся во гробе немом,И око, обвитое черною бровью,Сверкает и пышет, как день на заре,И стан величавый, и, жаркою кровьюНередко увлаженный, меч при бедре,Блестящий в изгибах суровой одежды.Он гордо проходит пред буйной толпой,И мнится — и злобу, и месть, и надеждыВеликого Рима уносит с собой…

Уж поздно… Тарпея, как тень великана,Сокрыла седую главу в облаках,И тихо слетает на землю Диана,В серебряной мантии, в ярких звездах.

Часы золотые! Отрадное время…Вам жертву приносит поклонник сует —Лишь с сумраком ночи забудет он бремяДушевной печали и тягостных бед.В глуби эмпирея на небе эмальномЗвезда молодая блестит для него,И сон благотворный на ложе страдальномСогреет облитое хладом чело…И после на муку знакомого ада,На радость и горе, на жизнь и тоскуНавеет волшебная ночи прохлада,Быть может, навек гробовую доску!..

Оделась туманною мглою столица;Мятежные площади спят в тишине.Вдали промелькает порой колесницаИль всадник суровый на быстром коне;Ночные беседы, румяные девыЗаметны порою в роскошных садах,И слышны лобзанья, и смех, и напевы,И рядом — темницы и вопли в цепях!И редки на улицах робкие встречи,И голос укора, и ропот любви,Плащи и кинжалы, смертельные сечи,Мольба и проклятья, и трупы в крови…И снова молчанье… Как будто из РимаВозникло песчаное море степей…Безоблачно небо, луна недвижимаВ пространстве глубоком воздушных зыбей.

У храма, под тенью душистой оливы,Внезапно нарушен священный покой:То робкие жены — их взор боязливыйНаполнен слезами и дышит тоской.Одна — молодая, в печали глубокой,Как ландыш весенний, бела и нежна;Другая — летами и грустью жестокойМогиле холодной давно суждена.Пред ними, закрытый волнистою тогой,В пернатом шеломе, в броне боевой,—Неведомый воин, унылый и строгой,Стоит без ответа с поникшей главой.И тяжкая мука, и плач, и рыданьеПод сводами храма в отсвеченной мгле —И видны у воина гнев и страданье,И тайная дума, и месть на челе.И вдруг, изнуренный душевным волненьем,Как будто воспрянув от тяжкого сна,Как будто испуган ужасным виденьем:«Прости же, — сказал он, — родная страна!Простите, рабы знаменитой державы,Которой победы, и силу, и честьМрачит и пятнает на поприще славыНарода слепого безумная месть!Я прав перед вами! Я гордой отчизнеПринес дорогую, священную дань —Младые надежды заманчивой жизни,И сердце героя, и крепкую длань.Не я ли, могучий и телом и духом,Решал многократно сомнительный бой?Не я ли наполнил Италию слухомО гении Рима, враждуя с судьбой?И где же награда? Народ благодарныйВ минутном восторге вождя увенчал —И, вновь увлеченный толпою коварной,Его же свирепо судил и изгнал!Простите ж, рабы знаменитой державы,Которой победы, и славу, и честьМрачит и пятнает на поприще славыНарода слепого безумная месть!..»

Протяжно гремели суровые звукиИ глухо исчезли в ночной тишине,Но голос прощанья <в> минуты разлукиОпять пробудился, как пепел в огне:«Свершилось! Свершилось! О мать и супруга!Мне дорого время, мне дорог позор!Примите ж в объятия сына и друга —Его изгоняет навек приговор!Где дети изгнанника? Дайте скорееРасстаться с чертами родного лица,О, пусть лобызают младенцы нежнееУстами невинными очи отца!Пусть юные души дыханье обидыВ груди благородной навек сохранят —И некогда гордо кинжал НемезидыЗабвенному праху отца посвятят!»И снова рыданья!.. Горячих объятийНе слышит, не чувствует гордый герой —Свободен… и скрылся от граждан и братий,Как лев, уязвленный пернатой стрелой…

Пробудился гений славы:Из объятий тишиныПотекли на пир кровавыйБрани гордые сыны.

Кто ж вы?.. Яростные кликиРаздались, как гул морей…Не восстал ли Рим великийНа народов и царей?

Не во гневе ль он суровыйИзрекает приговор —И дарует им оковыИ блистательный позор?..

Нет! Решитель дивных боевСтран далеких не гремит —Над отечеством героевТуча грозная висит.Пали, пали легионы,Приносившие законыНа булатных лезвия́х,—И бесстрашно окружилаРазрушительная силаСамый Рим в его стенах!..Кто же смелый искусительПовелительной судьбы,Ваш опасный притеснитель,Ига римского рабы?

Раздавался гул громовый,Полунощная грозаБлеском молнии багровойОзаряла небеса.Над туманною рекоюДревний Анциум[100] дремалИ угрюмой тишиноюМирных жителей к покоюБлагосклонно призывал.Племя славного народаКрепкий город охранял;Там отважная свободаНа границах рубежейБерегла от утесненийКровожадных поколенийЦвет воинственных мужей;Там она, на поле чести,В самой гибели жива,Разливала ужас местиЗа великие права.Часто сильные дружиныПриходили на равниныПлодоносной стороны,Но тогда миролюбивыйОбожатель тишиныПокидал златые нивыИ заветный серп и плугИ стремился горделивоНа призывный трубный звук.Непреклонный, беспощадный,Он пришельца поражалИ в тени лесов отраднойГрозный подвиг воспевал…

Тщетно Рим неодолимыйВызывал на лютый бойСына родины любимой,Стража вольности святой.Лишь один герой могучийПрошумел, как вихрь летучий,На убийственных полях:Он покрыл костями долы,И упали КориолыПеред воином во прах.Но народ самодержавныйОсудил его бесславноНа изгнанье и позорИ без тайной укоризныПроизнес красе отчизныНенавистный приговор…Благородный победитель,Удивленье чуждых стран,Обвинен как притеснительЛегкомысленных граждан;И теперь, в суровой доле,Грустной думой удручен,Может быть, на бранном полеИщет смерти — жаждет онПозабыть несправедливыйИ блуждающий ревнивоПо следам его закон…

Город вольсков осенила,Как холодная могила,В шуме бури тишина;И под кровлею надежнойМирный житель безмятежноПредавался неге сна.В это время кто-то, строен,Безоружен, но покоен,Гость неведомый, вступалВ град и пышные чертоги,Где глава народа — строгийСтарец Аттий — обитал.В мрачной думе вождь верховныйПосле тягостного дняОдинок сидел безмолвноУ отрадного огня.Всё вокруг него дышалоНезабвенной старинойИ невольно вспоминалоСлаву жизни молодой:Шлемы, панцири и латы,И тяжелые булаты,Иззубренные в боях,Перед ним в отцовской сениОтсвечались на стенах —И порой как будто тениТрепетали на гробах.

Охранитель беззащитных,Раболепственных владык,Он на битвах кроволитныхБыл отважен и велик;Сам орел капитолийскойРог гордыни италийской,Для тиранов роковой,Не возмог стереть кичливоНад его вольнолюбивойСеребристой головой.[101]

Только раз он в вихре бояПал разбитый и от ран;Но тогда его, героя,Победил Кориолан.Это имя было казньюВ непокорных племенахИ с невольною боязньюПовторялось на устах;Это имя ужасалоИ народы, и царейИ, как буря, навевалоХлад на души матерей…

Старый вождь сидел угрюмоПеред тлеющим огнемИ летал печальной думойВ невозвратном и былом.Вдруг в мечтании глубоком,Изумлен и недвижим,Видит он: в плаще широкомЧуждый воин перед ним.Скрыты взор его и лета;Он безмолвен и суров,И садится без приветаПод защитою богов.[102]Понял Аттий горделивыйГостя чудного без слов —То язык красноречивыйЗапоздалых пришлецов.

АттийНе порою ли ненастной,Незнакомец, ты гоним?Здесь, под кровлей безопасной,Будешь здрав и невредим.От измены, от булатаСохранит тебя судьба,И на путь тебе я златаПриготовлю и раба.Но скажи мне: кто ты, странник?Из каких далеких стран?

НезнакомецЯ из Рима — я изгнанник!Я твой враг — Кориолан!..

Он встает… Какая встреча!Если б яростная сечаИх неистово свела,Если б лаврами обвитыхДвух героев знаменитыхНа погибель обрекла,—О, тогда и гром и буриЗасверкали б на лазуриИх убийственных мечейИ сразились бы стихии,А не воины лихиеПред мильонами очей.Но теперь — один, великий,Без покрова и друзей,У могущего владыкиНеобузданных мужейИщет с гордостью свободнойИли жизни благородной,Или смерти, как злодей.

КориоланАттий! Рок меня коварныйСправедливо погубил —Слишком Рим неблагодарный,Слишком много я любил!Он изгнал меня… я сноваУ старинного врага;Для услуг его готоваБеспощадная рука,Для вражды непримиримой —Голова моя и кровь!Ах, без родины любимойВ сердце месть, а не любовь!..

Светило дня роскошно и светлоПо небесам безоблачным текло      И озаряло Рим унылый,      Когда в виду его граждан,      Военачальник чуждой силы,Как бранный дух, предстал Кориолан.      Уже не славу, но оковы,      Не щит, а гибельный булат      Принес в деснице он суровой      Для казни Ромуловых чад.

Смотри, тиран народов вероломный,      Любимец счастья и богов,На этот сонм, могучий и огромный,      Твоих завистливых врагов!Дерзнешь ли ты, как прежде, горделивый,Рассеять их несметные толпы?Падут ли в прах с потупленною выейПеред тобой мятежные рабы?Увы!.. Одни высокие твердыни,      Одни бойницы — твой покров,И превратил огонь в печальные пустыниБогатство сел твоих, и нив, и городов!      К тебе как гений разрушенья      Притек неистовый герой —      Обмыть в крови на поле мщенья      Позор обиды роковой!..

             Кто видел бурные потоки,      Когда с вершин утесов и холмов      Они бегут и роют путь широкий             Среди степей, среди лесов      И рушат всё стремительною лавой,—             Так и отважные сыны             Свободы дикой и войны             Текли на подвиг величавый.             И смерть и кровь по их следам —      И исполин, доселе знаменитый,             Везде рассеянный, разбитый,             Спешит в отчаянье к стенам.             И вопли жен осиротелых,             И укоризны матерей,             И ропот старцев, поседелых             На поле славы прежних дней,             Встречают с грустью безнадежной             Остатки робких беглецов;             И стыд неволи неизбежной,             И звук торжественных оковНад ними носится незримо, но мятежно,      Как молния во мраке облаков…

Нередко, погружен в мучительные думы,Когда во тьме ночей дремал покойный стан,             На город мрачный и угрюмыйС невольною тоской взирал Кориолан.             В каком печальном униженье             Стоял, как призрак, перед ним             Тот самый гордый, сильный Рим,             Краса могучих поколений,             Который, страшен и велик,Был некогда грозой народов и владык;             Тот Рим, отечество героев,             Который он на поле боев             Прославил гибельным мечом      И наконец карал без сожаленья,             Как жертву праведного мщенья,             В безумстве жалком и слепом!

      Как гражданин страны несчастной,      О ней он втайне тосковал;      Он часто к родине прекрасной      Мечтой высокой улетал,      Но приговор несправедливый,      Но голос чести и стыда      В его душе самолюбивой      Таились яростно всегда;      И он презрел, неумолимый,      Права, законы, самый рок —И славный град вражде непримиримой      И разрушению обрек.      Увы, священная свобода!      Ни представители народа,[103]      Ни жрец верховный, ни сенат      В зловещий день не охранят      Тебя надежною эгидой      От непреклонного врага!      Кто движим местью и обидой,      Кого свирепая тоска      Казнит и мучит самовластно,      Кто утонул в пучине зла,      Тому раскаянье ужасно,      Тому отрада немила;      Тот увлечен ожесточеньем      Безумной воли и страстей      И дышит весь уничтоженьем,      Как недруг неба и людей…Таков Кориолан!.. Народ самодержавный,Тебе он произнес печальные слова:  «Я гражданин изгнанный и бесславный, —Огонь и меч — мои единые права!  Я их внесу рукой окровавленной  В чертог тиранов и судей —  И не спасет гордыни униженной  Ни стон, ни вопль, ни святость алтарей!..»

Где раздались протяжно и сурово  Глухие звуки этих слов?  Под сводом неба, средь шатров,  Где всё шумит, где всё готово  Восстать и тучей громовой  Лететь за славою на бой…

  Совершилось!.. Благодатный  Луч надежды изменил!  Ополчись на подвиг ратный,  Гений Рима — воин сил!  Где вы, праотцы и деды  Погибающих сынов?  О, покиньте для победы  Сени мрачные гробов!  Пронеситесь над главами  Устрашенных беглецов,  И рассеются пред вами  Сонмы лютые врагов!

  Но нет! Блистают копья, брони.  Стучат железные щиты;  Покрыли воины и кони  Луга, долины, высоты;  Тревога, грохот, гул и клики,  Земля и стонет и гудит —  И горе, горе, Рим великий,  Твой час, последний час пробит!..

  Кто этот муж иноплеменный,  Всегда и всюду впереди?  За ним волною разъяренной  Текут народы и вожди;  Его десницы мановенье,  Единый взор его очей  Приводят в трепет и волненье  Толпы воинственных мужей…  Уже он близок; из колчана  Выходят стрелы, миг один —И, может быть, к стопам Кориолана  Падет покорный гражданин!..

    Но что за дивное явленье,    Откуда страх между бойцов?Кто мог остановить внезапно ополченье  Перед лицом бледнеющих врагов?    Вся рать безмолвна, недвижима.  Навстречу ей, торжественно, из Рима    Идет не грозный легион,    Предвестник битвы кроволитной,    Но сонм унылый, беззащитный    Младых гражданок, славных жен…    С другим оружием — с слезами    И распушенными власами    На обнаженных раменах,    С словами мира на устах,    С мольбой, ничем не отразимой,—    Они идут тебя сразить    И пламень мести потушитьВ твоей груди, герой непобедимый!..

    Кого с растерзанной душой,    С челом суровым и холодным,    Кого ты зришь перед собой?    Кто гласом грустным, но свободным    К тебе воззвал: «Кориолан!Кого я заключу в горячие объятья:Тебя ли — своего отечества тиран,Навлекший на главу позорную проклятья,    Или тебя — несчастный сын?    Кто ты? Изгна́нный гражданин    Или надменный повелитель?    Когда и меч, и смерть, и плен    Ты вносишь в недра этих стен,—    Зачем же медлишь, победитель,    Своих детей, жену и мать    Цепями рабства оковать?  Карай меня всей тяжестию мщенья!    Я Рим повергла в море зла    И недостойна сожаленья —    Я жизнь преступнику дала!..»

    И вопль гражданок знаменитых,  И милые слова: «Отец! Супруг!»,  Печальный вид простертых к небу рук,      Растерзанных одежд и уст полуоткрытых —      Всё душу мрачного вождя      В то время сильно волновало      И, чувство мести победя,      Невольно к жалости склоняло.      Казалось, слова одного      Искал он в памяти: пощада;  И в тишине взирали на негоИ чуждые толпы, и римляне из града.      И долго был он в думу погружен,И наконец как будто пробудилаЕго от сна неведомая сила:      «О мать моя, ты победила!      Твой сын погиб, но Рим спасен!..»

      На месте том, где самовластье      Любви гражданской и красы      Спасло отчизну от грозы,      Воздвигли храм богине Счастья.[104]

Но там, где пал неистовый герой      И добродетельный изгнанник,—      Не видел памятника странникИ не вздыхал над урной гробовой…

110. Марий