Александр Введенский - Том 1. Произведения 1926-1937

— Надо об этом подумать… Присядем на камень — Отмечающийся и в других произведениях Введенского мотив «медитации на камне» (Будем думать в ясный день, / сев на камень и на пень в Приглашении меня подумать; Мы сядем с тобою ветер / на этот камушек смерти — дважды — в медитативном par excellence стихотворении Мне жалко что я не зверь…) может быть сопоставлен с традиционной символикой камня, связанной, с одной стороны, с мотивами прочности, первоосновы, prima materia, с другой — Божественной мудрости (опосредовано: Исх., 17,0; Втор., 32,13); ср. «философский камень».

— Но пуча / Убитые очи, / Как туча, / Как лошади бегали ноги. — Мы выправили представляющиеся нам несомненными опечатки машинописи: куча, ноги.

— Описание точное… Ты внес полную ясность. — Ясность, точность. лаконизм самих приведенных формул признаны, кажется, указывать именно на обратное их значение.

— Нигде я не вижу надписи, связанной с каким бы то ни было понятием. — Ср. близкий образ в стихотворении Мне жалко что я не зверь…, № 26 и примеч. Призван ли этот образ свидетельствовать о распаде знаковых коммуникаций, остающихся отныне уделом «учительниц»?

— Идут купцы… Купцы не идут. — Чрезвычайно интересно с семиотической точки зрения введение в текст (и тут же изъятие) персонажей, по очевидности репрезентируемых самими вводящими и изымающими их лицами.

— Не спросить ли их о чем-нибудь. — Категория вопроса, спрашивания были объектом интенсивной поэтической критики Введенского в связи с диким и внушительным, незавидным вопросом о том, что такое есть Потец (№ 28). Ср. наши вступительные замечания к № 28, а также примеч. к № 19 (с. 144).

29.10. Последний разговор*

Анализу этого Разговора посвящена значительная часть «Звезды бессмыслицы» Я. С. Друскина [114], где раскрывается его двумерная (по горизонтали в вертикали) композиция и делается вывод о реализации в нем наиболее глубокой коммуникации и одновременно автокоммуникации — одного автора в трех лицах.

— Я из Дому вышел и далеко пошел. — В добавление к сказанному выше, Я. С. Друскин замечает, что значение этой строки обнаруживается при выявлении ее синтагматических (со строками Я сел под листьями и задумался… о своем условно прочном существовании) и парадигматических (с параллельными строками следующих частей) связей. Дом через категорию ограниченности кругозора под листьями соединяется с условной прочностью моего существования, противополагается же этой ограниченности (и через нее дому) бесконечность кругозора под небом (Я сел под небом и задумался): «В плане выражения Я из дому вышел можно понимать как иероглиф начала, в плане содержания дом — иероглиф условной прочности моего существования, которая в дальнейших вариациях этого иероглифа обнажается и разрушается; открывается иллюзорность этой прочности» [114].

Строка эта содержит, очевидно, реминисценцию хрестоматийного стихотворения Некрасова «Однажды в студёную зимнюю пору / Я из лесу вышел…», характерным образом немедленно остраненную последующим добавлением и далеко пошёл.

— Она была обсажена дубовыми деревьями. — См. примеч. к № 32. Я. С. Друскин устанавливает здесь многоуровневый «иероглиф окружения».

— Задумался о том. — Апокопа дополнения имеет, несомненно, для поэтики Введенского концептуальное значение. Ср. в пятом Разговоре: Если статуями называть все предметы, то и то. — Ср. примеч. к № 8.

— Ничего я не мог понять. — О категории непонимании у Введенского см. выше примеч. к №№ 9, 24, 34, а также вступит. статью.

— Тут я встал и опять далеко пошел. — Отметим выявление в этом тексте, в значительной мере строящегося как металогический, ключевого мотива повторения (см. выше примеч. к №№ 14, 22 и 28). Мотив этот, эксплицированный в обсуждаемой фразе, выявляется также в четырехкратном повторении каждой структурной единицы этого Разговора, и том числе самой этой фразы.

— Цветы, те разговаривали на своем цветочном языке — Ср. пролог к № 19 — Священный полет цветов — с речью цветов, обращенной к небу, при последующем: Я сел под небом и задумался. Ср. также примеч. к пятому Разговору.

— Об изображениях смерти, — Ср. предыдущий Разговор, где Третий повествует в стихах о виденных им в сражениях изображеньях несчастных… трупов убитых. Ср. семиотическую функцию в том же тексте таких слов как описание, надпись, связанная с каким бы то ни было понятием (см. наше примеч.), стихи о (тысяча девятьсот четырнадцатом годе).

— Воздух, воздух, он был окружен… облаками и предметами… предметы подобно слонам стояли на месте, — В связи с обсуждавшейся проблемой значения в пятом Разговоре статуй (см. примеч.), интересна экспликация здесь мотива неподвижности предметов и соположение предметов с облаками, здесь «порхающими», но в пятом Разговоре названными неподвижными.

— Птицы, те занимались музыкой… ниже: Звуки, те слышались… — Ср. выше, примеч. ко второму Разговору.

— Ясно, что я пошел мысленно… Мысли, мысли, они были окружены… — Ср. примеч. к №№ 10 и 28.

Примечания

1

Александров А., Мейлах М. Творчество Александра Введенского [93]; Они же. Творчество Даниила Хармса [98] (цифры в скобках отсылают к соответствующим померим Библиографии — см. т. 2).

2

Miflner-Gulland В. Left Art… (260]; Messina R. Oli Oberiuty [256]; его же переводы в «Rassegna sovietica» [93], [1181] и др.

3

Gibian G. Russia's Lost Literature of the Absurd… — «Absurd lost — common sense regained», писали мы в нашей рецензии [257] на эту книгу. Дошедшее до чрезмерности обилие ошибок и несоответствий и в текстах, и во вступительной статье к этому изданию исключает возможность полемики с автором но каждому отдельному поводу.

4

Введенский А. Избранное [71].

5

Введенский А. Полн. собр. соч. [72].

6

См. его слова о стихотворении «Мне жалко что я не зверь» (Приложение VII, 39 (8)).

7

О нем вспоминает, в частности, Д. С. Лихачев в ст. «Из комментария…» [145], а также Я. С. Друскин в ст. «Чивари» [116].

8

См. воспоминания И. Бехтерева «Когда мы были молодыми» [197, с. 81–82] и запись Хармса — Приложение VII. 22.

9

ЦГАЛИ. Ф. 232. Ед. хр. 1888–1935.

10

На чествовании присутствовали, среди прочих. Анна Ахматова, М. Л. Лозинский, Николай Клюев, Константин Нагинов, Анна Радлова. Ю. Юркун, Евг. Шварц, П. Лукнипкий, Вольф Эрлих, С. Э. Радлов, Вс. Рождественский и другие. Дна различных варианта фотографии хранятся у И. М. Наппельбаум и в Музее Ахматовой (Фонтанном доме).

11

Levin I. The Fifth Meaning of the Motor-Car [255, p. 290).

12

На отношения Введенского с Ермолаевой указывает таинственная запись Д. Хармса: «Шуркнна опасность в ночь с 15 на 16 ноября 1926 г. от Ермолаевой» (записная книжка № 8).

13

Le tramway egare. [272, p. 233–246].

14

Терентьев И. Собр. соч. (209, с. 400–404]. См. также: Малевич К. С. Письма к М. В. Матюшину [147, с. 194] и воспоминания И. Бехтерева [97, с. 67].

15

Друскин Я. С. «Чинари» [116]; Сажив В. Н. «…сборище друзей…» (198).

16

Швейцер А. Иоганн Себастьян Бах. М., 1964.

17

Издано усилиями круга киевских музыкантов, с которыми он был связан, отдельной брошюрой на украинском языке: Друскин Я. С. О риторических приемах в музыке Баха. Киев, 1972.

18

Частично изданы: Друскин Я. Вблизи вестников [113].

19

См. Приложение VII, 37. Мы оставляем в стороне произведения для детей Л. С. Липавского, выступавшего в печати с историческими и научно-популярными книгами под псевдонимом Л. Савельев. Ранние стихи Липавского опубликованы в альманахе «Цех поэтов» (Пг., 1922. М 3). См. также: Числа. Париж, 1932. № 7 / 8. См. коммент. Я. С. Друскина к фрагменту «…ясно / / нежно / / и светло…» (Лг 38). В другом месте он писал: «К Липавскому у большинства была симпатическая антипатия и антипатическая симпатия. Кажется, он был самым умным на всех нас, хотя я и не знаю, что значит умный».