Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX - начала XX века)
ИЗ ЦИКЛА «УСМЕШКИ»
1. ПАН И МУЖИК
© Перевод П. Семынин
Слава пану — от него узнал и я:Не на трех китах качается земля.Верно это: уж давно сдается мне,Что стоит она на нашей же спине.
2. «Читаю я журнал: идеи…»
© Перевод В. Державин
Читаю я журнал: идеиВ нем прогрессивные кипят!В словесности его затеиУводят на сто лет назад.
П-ч сентиментализмомТам нас задумал поразить,А пан К-а романтизмомСимволистическим пленить.
Пусть приналягут эти двое,Авось опять придет пора,Когда читали «Громобоя»,«Пастушки грусть» et cetera.[94]
3. «Зовут у нас окаменелости…»
© Перевод В. Державин
Зовут у нас окаменелости«Духовной пищею людей».Их в руки взять — не хватит смелости,Уж пусть их спрячут — хоть в музей!
4. БЕСЕДА
© Перевод В. Державин
«Э, вы смеетесь надо мной!»— «Да правда ж, сам читал я в драме,Как произносит становойНежнейший монолог стихами».
1912«Ты вечером крещенским ворожила…»
© Перевод автора
Ты вечером крещенским ворожила,Прозрачный воск струею в воду лила,Желая угадать мою судьбу, —И видишь — холмик… крестик… Да, могила!Год не пройдет, как буду я в гробу.
Нахмурив бровки, воск со дна ты взяла,Его тревожно сплющивала, мялаИ улыбнулась: «Где судеб закон!Знай, чем бы мощь его нас ни встречала,В моих руках, как воск, погнется он».
Между 1909 и 1913С. ПОЛУЯНУ
© Перевод А. Кочетков
Ты был как месяц одинокий:Таким и жил и умер ты.Пусть мир наш людный и широкий —Ты был как месяц одинокий.Простора, света, красотыИскал, и, ото всех далекий,Ты был как месяц одинокий:Таким и жил и умер ты.
<1913>«В тот дом вошел я молчаливо…»
© Перевод П. Семынин
В тот дом вошел я молчаливо,Где годы ранние прошли.Там стены мохом поросли,А стекла — в радужных отливах.Повсюду пыль. И стало мнеТак грустно, грустно в тишине.Я в сад пошел. Всё глухо, дико,Густой травою заросло.Что прежде было, то прошло,И только надпись «Вероника»Видна на липовой коре —Как будто знак о той поре.Расти же, дерево, всё выше,Как памятник живой вставайИ к небу надпись поднимай.Пусть будет так, пока мы дышим:Чем больше вдаль уходит дней,Тем имя милое видней!
<1913>ИСПОЛНЕННОЕ ОБЕЩАНИЕ
© Перевод Н. Браун
Через залитый ярким светом борПроходит насыпь желтая чугунки.Как ровно рельсы, словно на рисунке,Уходят вдаль! Как ярко семафорСтеклом зеленым отражает солнце!Как телеграфные столбы гудят!Смотри: дрозды на проводе сидят,А провод весь горит огнем червонца!И вот, раздвинув листья, словно сеть,Круша мохнатой лапою сушины,Не торопясь, из-за кустов малиныВыходит бурый молодой медведь.Он воздух нюхает и насыпь озираетЛенивыми глазами, будто спит,И вдаль, услышав смутный гул, глядит,И вдруг от удивленья замирает…Чуть слышно рельсы тонкие гудят;С веселым шумом через бор зеленыйНесутся за вагонами вагоны:Шипит машина, искры вверх летят,И дым, белея, тянется струею;Под солнцем ярко блещет сталь и медь;Смеются в окнах люди… А медведьСтоит и слышит крик мой: «Стих за мною!»
<1913>ДЕД
© Перевод автора
Сегодня было так тепло,Что дед — и тот спустился с печи,Сел там, где горячей пекло,И грел в тулупе старом плечи.
Виднелся бор, синела даль,Вкруг пахло медом и травою…А деду даже и не жаль,Что скоро будет он землею.
<1913>КУПИДОН
© Перевод автора
От впечатлений детских летВ моей душе остался след.Я не забыл, как была радаДуша от плитки шоколада,
Обернутой со всех сторонБумажкой пестрой, как ширинкой:Там под «загадочной картинкой»Стоял вопрос: где Купидон?
Я не забыл, как долго с нейСидел я в комнатке моей,Бесплодно мучась над загадкой,Хоть и покончив с шоколадкой.
Ведь здесь же, здесь таишься ты!Ведь, может быть, через мгновеньеСредь чуждого изображеньяТвои проглянут вдруг черты,
И встанешь ты передо мноюС крылатой острою стрелою,Мне в сердце метящей, и с луком,Запеть готовым грозным звуком…
Но нет тебя — и, огорчен,Я даже плакать принимался.Что ж ты очам не показался,Любви властитель, Купидон?
С тех пор прошло не мало дней,И снова пред душой моейВопрос забытый с силой новойВстает тревожный и суровый.
Я Купидона вновь искатьТеперь пытаюся несмело,Но так печально это дело,Что лучше про него молчать.
<1913>НА КЛАДБИЩЕ
© Перевод Н. Глазков
Амур, и грустный и пригожий,Стоит с повязкой на глазахУ склепа старого… В поляхПривольно пахнет свежей рожью.Вокруг кресты… Так отчего жеТут, где венки, могилы, прах,Амур, и грустный и пригожий,Стоит с повязкой на глазах?Я тихо думаю: быть может,Любовь, лежащая в гробах,Преодолела смерти страх?Так спите ж! Вечно на часахАмур, и грустный и пригожий.
<1913>ТРИОЛЕТ («Мне долгая разлука с вами …»)
© Перевод А. Старостин
Мне долгая разлука с вами —Чернее ваших черных кос.Зачем недобрый час принесМне долгую разлуку с вами?Я побледнел от горьких слезИ начал триолет словами:Мне долгая разлука с вами —Чернее ваших черных кос.
<1913>ВОСПОМИНАНИЕ
© Перевод А. Прокофьев
«День этот, — так сказал Катулл, —Я обозначу белым камнем».Я рад, как встрече с другом давним,С аллеей, где над липой гул.Когда-то зонтом на пескеТам ручки милые писали.Что — не скажу. Вы отгадали,Слова уже на языке.
<1913>ПИСЬМО
© Перевод М. Шехтер
Хоть это всё равно что сов нести в Афины,Вас всё-таки занять хочу на миг единыйСвоим посланием. Давно здесь минул день,Все ставни замкнуты, мерцает свет, и теньОт головы моей со стенки мне кивает;Вот в черных рамках там сурово выступаетПисателей толпа; и каждый — близкий друг,Пусть незнакомый мне. От лампы светлый кругНа лица ровно лег. Спокойно я взираюНа этот круг подчас, и, примостившись с краю,Склоняясь над столом до утренней звезды,Исписываю я бумажные листы.О драмах Пушкина веду я речь. Не Мэри,Не Фауст, не Борис, а Моцарт и СальериВолнуют мысль мою. Мне кажется, что тутСальери выслушал несправедливый суд.
Рассудком ледяным плененный, вдохновеньеОн должен был убить — согласно обвиненью.Сальери в творчестве стремится всё понять,Всё взвесить мысленно и выверить опять,Обдумать способы, материал и цели,—Он четкость ясную любил в малейшем деле!В его трудах найти внезапное не тщись!Основы их основ — размеренная мысль!Но всё же, всё же… Что помехой вдохновенью?!Нам нравятся его блестящие творенья.Он с метеором схож, что в искрах над землейПронзает полог мглы сверкающей дугой,Горит, слепительный, весь в пламени несется,А в глубине своей холодным остается.Так, значит, мастерство Сальери добывалЛишь мыслью и трудом. Но вправду ль убивалОн тем природный дар, как явствует из драмы?Ответит скрипка нам. Стаккато, фуги, гаммыНе зря из года в год Сальери выводилИ силою язык той скрипки изменил.Она гудит звончей. Певучих звуков силаЗа годы долгие ее переродила,И, теми песнями могучими полна,Прониклась чуткостью неслыханной она.Вдохнувший душу в дерево, напев в какой-то мереУжель не пробудил живой души в Сальери!Нет! Вечный труженик, себя он развивал,Сальери, верный раб, талант не зарывалВо глубине земли. Пусть судный день настанет:Спокойно Музе он и прямо в очи глянет.И будет за любовь к труду, за труд большойОправдан Музою и собственной душой.
Так поступаешь, мысль, и ты, чтоб труд поэтаВ твореньях засверкал. Хвала тебе за это!Привет мой и тебе, бессонный, вечный труд,Готовишь радость ты из творческих минут!Земной поклон тебе, радушная Камена,Нам вдохновенье дал родник твой, Иппокрена!Трудом возвышенным полна душа моя,И вам, стихи, привет слагаю нынче я!Александрийский стих! Ты, тихий как Эребус,Скрыть подо льдом огонь умеешь. Кто in rebusMusarum[95] знает толк, не может не любитьУпорства мастера. Недаром воскреситьМне хочется тобой обычай позабытый —Эпистолы слагать. Ну что ж, теперь засни ты!
1913«Народ, Белорусский Народ!..»
