Григорий Кошечкин - Военные приключения. Выпуск 2

— Так-так! А як же? — закивал головой бандит. — Все так и скажу! Чего ж не сказать, колы так и було? То правда! Я ж бачил…

— Вот правду всем и сообщи, никого не забудь!

— Всим, всим, пан начальник, а як же? Я все разумею! Може, висточка та хлопцам нашим дюже по душе придется… — И тут же, словно спохватившись, робко покосился на заместителя и добавил: — Конечно, кому-то, може, и нет…

— Не будем гадать, — не сдержал улыбки Петр. — Иди, открывай дверь. — Потом кивнул заместителю: — Вы тоже идите к двери. И не вздумайте оба бежать! Стрелять буду без предупреждения!

За дверью никого не было. Когда приблизились к первому отсеку, услышали оживленную перебранку — видимо, бандиты обсуждали сложившуюся ситуацию. «Пусть спорят, — подумал Петр. — Главное сейчас, что они остались в бункере».

— Выпустите паренька! — приказал он заместителю. — Понимаю, как вам хотелось бы сейчас быть на его месте, но у нас с вами есть еще дела здесь…

Петр никогда не считал себя большим психологом, но сейчас он довольно тонко определил состояние второго но значению бандита, угадал его тайное желание. Бункер, а точнее все, что в нем произошло и что еще должно было произойти, пугало заместителя, угнетало, держало в постоянном напряжении. Ему казалось, что он уже никогда отсюда, из этого сущего ада не выберется. Тот самый бункер, который он долгое время считал для себя надежным убежищем, теперь напоминал ему кладбищенский склеп. И потому, выпуская молодого бандита, ощутив на лице струю свежего морозного воздуха, почувствовал дрожь в ногах и холодный пот на лице, а потом, шатаясь, спустился но крутым ступенькам и безвольно прижался спиной к стене.

— Возьмите себя в руки, — сказал Петр. — От вас сейчас зависит судьба многих людей. И ваша собственная…

— Да, да, я понимаю, я сейчас…

Весть о гибели Огульского разнеслась по базе с молниеносной быстротой. Передаваемая из уст в уста, она, можно сказать, шла по землянкам и окопам не рядом, а впереди своего разносчика. Нет смысла гадать, обрадовала эта весть кого-то из банды или нет, но то, что она произвела на всех без исключения бандитов ошеломляющее, деморализующее впечатление, оказалось фактом, а как раз такого эффекта и добивался Петр, именно на это и рассчитывал, выпуская из бункера молодого парня.

Панику в стане противника заметили и наступающие наши цепи, подошедшие к базе почти вплотную и ожидавшие приказа на решающую атаку.

— Что-то у них случилось, товарищ лейтенант, — сказал Тамарову лежавший рядом с ним старшина. — Они же нас видят, а стрельбы почему-то не открывают. Может, поняли, что окружены?

— Они это давно уже поняли, — ответил Тамаров. — Тут что-то другое. Обратите внимание: прежде они соблюдали осторожность, старались не рисковать, не высовываться из окопа, а сейчас вылезли из него, ходят в рост по базе…

— Может, это только на нашем участке? Для отвода глаз.

— Нет. Видите, справа от нас, на довольно приличном расстоянии — та же картинка.

— Вижу. Собираются в кучи. Прямо чудеса какие-то!

— Чудес, старшина, в нашем деле не бывает. Вот что: пошлите связного к полковнику, пусть доложит обстановку!..

Связной еще не успел вернуться, когда со стороны базы прямо на взвод Тамарова вышли два бандита. Остановились в метрах в тридцати, бросили на снег автоматы, потом один из них замахал руками и стал кричать:

— Советские, не стреляйте! Позовите начальника! Будем говорить!..

Тамаров видел, что за спиной этих двух, чуть поодаль, остановились еще несколько бандитов, причем оружия они не побросали, поэтому он приказал старшине взять их на прицел.

— Может, вместе, товарищ лейтенант? — попросил старшина. — Кто их знает…

— А взводом кто будет командовать? Выполняйте приказ! — Встал, смахнул с шинели снег и пошел на переговоры.

Они были недолгими. Бандиты никаких условий не ставили, только просили «не убивать сразу».

«Значит, есть за что», — подумал Тамаров, а вслух сказал:

— Крепко же вы напуганы! Или обмануты, а?

— Все было, — ответил пожилой, обросший рыжеватой щетиной бандит. — Мы люди подневольные…

— Ну вот что, «люди подневольные», — приказал Тамаров, — оружие сложить возле окопов! Из блиндажей всем выйти и ждать дальнейших наших распоряжений. Бежать никому не советую, потому что вам некуда бежать…

— Это мы разумеем, пан офицер, — сказал пожилой бандит, а второй, помоложе, обернулся и крикнул тем, что стояли поодаль:

— Все, хлопцы! Бросайте свои «пушки»! Нема бильше банды!.

Вскоре прибыл связной. Он сообщил, что бандиты начали сдаваться и на других участках, не оказывая никакого сопротивления, передал приказ полковника — разоружить главный бункер и взять живьем Огульского. Начальник отряда еще не знал, что главарь банды убит, но если бы он даже был жив, не его судьба волновала сейчас Тамарова, а судьба человека, ради спасения которого он, в сущности, и участвовал в этой операции.

— Старшина, возьмите половину взвода и займитесь пленными! Остальные пойдут со мной! А вы, — обратился Тамаров к пожилому бандиту, — покажите нам кратчайшую, поняли меня, кратчайшую дорогу к бункеру Огульского!..

Еще в начале переговоров узнав о гибели Огульского, Тамаров понял, что это сделал Петр, но о нем самом не спросил, не решился, побоялся страшного ответа. И сейчас, пробиваясь через сугробы, прыжками преодолевая канавы, старался не думать о плохом, успокаивал себя надеждой. И все торопил, торопил уже выбившегося из сил пожилого бандита.

То, что он и его солдаты увидели возле бункера, не требовало особых объяснений — слишком еще свежи были следы происшедшего здесь жестокого боя. Вход в бункер был разворочен взрывом гранаты. На снегу лежало несколько трупов, среди которых Тамаров легко обнаружил и главаря банды, и его заместителя — их выдавали мышиного цвета форма гитлеровского вермахта и почти новенькие, бутылочкой, сапоги…

Вокруг трупов толпились бандиты, которые вынесли их из бункера. Чуть в стороне кучкой лежали автоматы, финки, гранаты с длинными ручками.

Надо было спускаться в бункер, но Тамаров не мог, не слушались ноги, налились свинцом. И все в нем сейчас словно остановилось, застыло, только глаза продолжали глядеть в черную развороченную пасть бандитского логова, да в висках стучало молотом: «Не успел!..»

— Пан офицер, — услышал он за спиной робкий голос пожилого бандита, — хлопцы сказали, что ваш чоловик там, в бункере. Сказали, что его нельзя было выносить. Совсем плохой…

— Останьтесь здесь, — приказал Тамаров солдатам. — А вы, ефрейтор, мигом за санитарами! Они шли за нами, во второй цепи. Быстрее!..

Петра он нашел в среднем отсеке, на топчане. Бандиты, как могли, перевязали его, но жизнь едва теплилась в изрешеченном пулями теле. «Как же он терпит?!» — подумал Тамаров, склонившись над Петром и пытаясь уловить в его угасающем взоре хоть какие-то признаки сознания.

— Петя, ты слышишь меня? Это я, Тамаров! Ты помнишь, я был у тебя? Мы все здесь, с тобой, Петя! Банды нет! Мы победили!

Откуда берутся силы у умирающего, на котором живого места не осталось? Какой врач может на это ответить? А Тамаров ведь не был врачом, ему и подавно это было неизвестно. И потому, когда посиневшие губы Петра вдруг дрогнули и на миг ожившие, посветлевшие глаза остановились на нем, Тамаров едва не закричал от радости, а потом опустился перед умирающим на колени и заплакал. Он плакал, еще не до конца понимая, что произошло, да он и не мог этого понять. А сам Петр не мог уже ему ничего объяснить — не было сил. Для него, уходившего из жизни, важно было сейчас только одно — «Банды нет!» Ради этого, что он успел услышать, он и терпел, не подпускал к себе смерть, сопротивлялся и не сдавался ей, держался на одной воле, потому что не на чем было больше держаться…

Он умер, не сказав Тамарову ни слова. Но и тогда, и потом Тамаров готов был поклясться, убедить любого, что человек этот уходил из жизни спокойно, с сознанием исполненного долга. Никогда прежде и после Тамарову не довелось наблюдать такую смерть и вместе с горестным чувством потери испытать такое неподдельное чувство изумления и преклонения перед стойкостью и гордостью непобежденного воина. Оно, это чувство, было неизмеримо сильнее постигшей его и всех, кому дорог был Петр, утраты, оно осталось с ним навсегда, на всю его оставшуюся жизнь…

О том, что произошло в бункере, узнали потом, от раненого бандита, которому удалось вырваться наружу. Он пытался скрыться в лесу, но был задержан и на допросе дал показания.

Бандиты отклонили предложение Петра о сдаче, они убили заместителя и были убеждены, что без особого труда расправятся с чекистом.

…Бой был неравный и жестокий… уже в самом начале его Петр получил ранение в ногу. Но он умело использовал то обстоятельство, что бандиты были лишены оперативного простора. Под огнем его автомата они никак не могли все сразу покинуть свой отсек, а когда им все же, понеся потери, это удалось, Петр, раненный еще раз, собрал последние силы и бросил гранату. И больше он уже ничего не помнил. И не видел, как оставшийся в живых бандит, выползая через развороченный взрывом вход, со страхом смотрел на него, неподвижно застывшего на полу, и, не веря, что с этим отчаянно сражавшимся чекистом покончено, боясь, что он еще сможет помешать ему уйти, прошил его автоматной очередью…