Полное собрание стихотворений и поэм. Том II - Эдуард Вениаминович Лимонов
чтобы горные их не метали ветра
и в громадном дыму полутёмной железной пещеры
я писал и сидел, как последний в миру человек
Боже мой! Хорошо как! Какие глаза у деревьев
и какие большие пещеры глаза
и какое удобство у синей реки пробираться
углубления делая пятками в жёлтом песке!
Каждой ночью мне слышался шум непонятный
я вначале его замечал иногда
но сильнее и больше он делался и погремучей
и висели на ушах моих его тяжести уж.
Невозможно. Пускай остаётся пещера
и всё то, что успел наготовить согласно делам
Так прощай, голубая охота на солнце
утром я пошагал за спиною и тень захватив.
На восьмой день пути мне увиделось ровное море
и песок вкруг него был насыпан в большом беспорядке
подошёл я, потратив ещё три часа на дорогу
и шагнул я в волну и присел, и остался сидеть…
«Я люблю пространство в мирном доме…»
Я люблю пространство в мирном доме
тонкие и жёлтые полы
и луч солнца зимнего на стуле
на обшивке, в состоянии игры.
Отражается окно раскрыто
и перебегает на костюм
старенький костюм висит убито
на краю у шкафа зацеплён.
Мне уж сорок, боли нету в теле
но шумят, плюются годы
Где же эта шляпка дорогая
Уж истлела в чреве у природы.
«Утром рано в пыльненькой гостинице…»
Утром рано в пыльненькой гостинице
где чай в стаканах огранёных подают
весь бледный потребляет его сидя
заезжий маленький циркачик лилипут
Затем слезает наскоро с кровати
в игрушечной одежде запершись
И много неудобств ему от мебели
но терпит он и усмиряет слизь…
К нему в двенадцать тонко постучались,
он отворяет, пододвинув стул.
К нему пришла большая балерина
Она приходит, у него спросясь.
Он оживлён… он требует вина
и сходит вниз, и сам вино приносит
В костюме фиолетовом она
и шляпочка в руке, никак не бросит.
Да я пойду, я дело рассказала
Но он — останьтесь, шепчет ей
Ей неудобно как-то стало
ведь он размером с маленьких детей.
И руку ей целует и клянётся
и пьёт вино, и ей влить норовит
Он думает, когда она споткнётся,
тогда он на неё и набежит.
«По крайней мере рано утром встанешь…»
По крайней мере рано утром встанешь
и сон большой оставишь за собой
А в глубине себя узор завяжешь
и замолчишь, и будешь неживой.
Запомнив ночь и белую, как камень
Запомнишь также левый павильон
и красную косу на солнце
и белый лоб, и связку жёлтых книг.
Где эта прежняя смелость,
на какую душа согласилась
раньше давно согласилась
да словно забыла её
Где это прежнее, в сон не влекущее
состояние правды и ясности, как в старике.
Лёгкие дни осени, словно
сели на лавочке рядом со школой
где осенних наук
строго взыщут учителя.
«Ему печальная минута…»
Ему печальная минута
большие руки подаёт
И у стола, у поворота
на пол спускается живот.
А он безумный ищет груди
да, пока жив, он ищет груди
в старинном свете как испанец
их ловит, ловит под Луной.
«И я жёлтый любовник дождя…»
И я жёлтый любовник дождя
подымающий в дождь на весу
эту банку своей красоты
и я странный сиропный шутник
собирающий шум дорогой
пролетающих пчёл водяных
но и есть у меня на лице
небольшое отверстие — рот
календарь для заезжих сирот.
«Как подымалось наутро светило — я заживо помню…»
Как подымалось наутро светило — я заживо помню
как оттолкнулось оно вверх и озарило останки человечьего пира
стол, позвонки твои шейные, нож и пирог
на пироге пожелтелую массу цветка
и на руке три следа от укуса.
По берегам когда-то много росло тростника,
но для этих приезжих — нет закона
Вспомни, как сутки сидели за нашим столом
Ну-ка, Наташа, скажи своё странное слово,
как по вилке железной метался долго рассвет
и от холода вяли твои груди
нынче давно уже утро
и мышь только звука
перебегает по столу, в углах
это мне, смертному, будет наука
Не принимать чтоб Наташу и Таню в гостях.
«Валик, Валик, что ты тянешь…»
Валик, Валик, что ты тянешь
На верёвке на прицепе
Это рыбка — бледный дядя
это рыбка, это рыбка.
Почему один скелетик
Валик, Валик, мелкий мальчик
Потому что мясо съели
мать и папа — бледный дядя.
По песку, между строений
Тащит груз свой тонкий Валик
Он весь вырастет кошмарным
Сам с собою говорящим
По шипению и звуку
По нечаянной одежде
Уходи, покуда нужно
по сиреневой тропинке
Уходи, покуда утро
и открылись магазины
и заспавшиеся дети
глухо смотрят из перины
Ты ушёл, но ты на месте
Твоя шапка, как ворона
Шепчет, шепчет молчаливо.
Уходи, покуда дети…
«Пахнет сыростью собачной…»
Пахнет сыростью
