Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск двенадцатый
В Петропавловске Крузенштерна ожидала фельдъегерская почта. Министр коммерции граф Румянцев извещал капитана, что его прошение об отставке удовлетворено быть не может. Официальная бумага сопровождалась и частным письмом министра, в котором он не поскупился на лестные эпитеты.
В Петропавловске же Резанов со свитой перешел на один из кораблей компании, намереваясь направиться на аляскинский остров Кадьяк. Оттуда приходили тревожные известия: правитель всех поселений в Русской Америке Александр Баранов доносил, что индейцы напали на крепость, построенную в Ситкинском заливе, — Архангельскую, и полностью разгромили ее. Судьба поселенцев неизвестна.
Почему индейцы напали на крепость? Это казалось странным. Следуя еще давнишним наставлениям Шелехова, Баранов всегда обращался с местным населением гуманно, вел взаимовыгодную торговлю…
Крузенштерн же поторопился выйти из Петропавловска для изысканий в море. Все отошло на задний план, когда он занялся, наконец, своим основным делом. С удовлетворением видел, как осуществляется обширный план, намеченный ученым. Составлена опись западного и северного побережий Японских островов, исправлены многие ошибки Лаперуза, на значительном расстоянии прослежено побережье Сахалина, открыты и нанесены на карту многочисленные мысы и бухты, в Курильской гряде обретены четыре островка, за свое коварство названные «каменными ловушками».
Конец лета 1805 года застал «Надежду» опять в Петропавловской бухте. И снова надо менять характер своей работы, снова превращаться в купцов… Крузенштерн дал знать Лисянскому, что место встречи кораблей на сей раз — китайский торговый порт Кантон. После очередного ремонта «Надежда» с грузом мехов вышла из бухты.
…Больше года не виделись капитаны. Было каждому о чем рассказать, событий разных произошло немало… Но главное, что интересовало Крузенштерна, — положение дел в Русской Америке. Лисянский очень ярко описал встречу в заливе Ситка с армадой Баранова. Тот плыл на бриге «Ермак» во главе целой флотилии байдар и лодок. Местное население пришло на помощь русским поселенцам. Сражение было коротким. На месте разрушенной возникла новая крепость — Новоархангельская, ставшая главной в Русской Америке.
Как потом оказалось, зачинщиками всех беспорядков были американский пират Барбер и капитан одного из английских судов. Они всячески разжигали алчные инстинкты непокорных индейских вождей, пообещав отдать им все купленные русскими шкуры бобров и много-много огнестрельного оружия. «И тогда вы будете главными вождями, — говорили они, — во всем бассейне реки Медной, и у залива Якутат, и близ Чугацкой бухты…» А среди тех, кто ворвался в крепость и устроил там побоище, было немало моряков с английского корабля. Чтобы не быть узнанными, они нарядились индейцами, покрыли лица графитом и утыкали волосы орлиными перьями, как делали индейцы-тлинкиты, вступая на тропу войны. Удивляться тут не приходилось. Все это были старые трюки, известные еще со времен англо-французской войны в Канаде.
Много рассказывал Лисянский о поразившей его величественной красоте суровой северной природы Аляски. Он, как всегда, занимался астрономическими, географическими наблюдениями, изучал и описывал жизнь кадьякских, ситкинских племен.
О плавании же с грузом мехов в Кантон Лисянский поведал скупо, в нескольких словах, а между тем во время этого перехода «Нева» не раз оказывалась на краю гибели. В октябре, когда спустились к 20° северной широты, корабль налетел на коралловую банку. Надо было действовать быстро и решительно. За борт полетели запасные стеньги, пушки, к которым привязали поплавки, чтобы они не пошли ко дну. С большим трудом снялись с мели. Но налетевший шквал снова бросил «Неву» на острые кораллы. Моряки и тут не потеряли присутствия духа. Неутомимо продолжали облегчать корабль, пока он не обрел плавучесть.
А потом «Нева», как и «Надежда», испытала ярость тайфуна. Ураганный ветер так клонил корабль, что подветренный борт временами уходил в воду по самые основания мачт. Когда спешно убирали паруса, грот-стаксель-шкотом выбросило за борт трех матросов, которые тут же исчезли в кипящей пене, но, к счастью, очередная волна вновь выбросила моряков на шкафут, им успели бросить конец, и волна схлынула с палубы, лишившись добычи.
Рассказал Лисянский об открытии большого низменного острова, но умолчал, что по настоянию всего экипажа этой частице суши в океанском просторе присвоено его имя. Крузенштерн, в свою очередь, поведал о неудаче посольства, о своих изысканиях в Тихом океане.
Из Кантона «Надежда» и «Нева» отправились домой вместе. Теперь путь лежал по «накатанной», оживленной дороге. То и дело встречались суда под самыми различными флагами. Совместное плавание двух капитанов продолжалось только до южной оконечности Африки. В густом тумане суда потеряли друг друга из виду.
Миновав грозные широты, Лисянский направил корабль прямо на север. Погода стояла отличная, ветер бодро посвистывал в снастях, провизии запасли предостаточно, больных на борту не было… Сто сорок суток бежала «Нева» без остановки до самого Портсмута. А оттуда до Кронштадта уже и рукой подать.
Августа пятого дня 1806 года кронштадтская брандвахта салютовала «Неве». А через две недели — и «Надежде». И звуки пушечных выстрелов отдавались в сердцах моряков слаще самой нежной музыки. Среди толпы встречающих лица знакомые и незнакомые. Весь Петербург был взволнован. Шутка ли, обойти вокруг света! Вмиг офицеры обоих кораблей сделались кумирами салонов, желанными гостями в любом доме. Но… нет-нет, поскорее в родительские гнезда, обнять, наконец, родных и близких. Лисянский уехал в Нежин, Крузенштерн — на мызу Асс близ Ревеля.
Однако отдыхать долго не пришлось. Той же осенью отправлялась новая «кругосветка». Адмиралтейству потребовались справки, советы, рекомендации. Крузенштерн теперь подолгу жил в Петербурге, а потом и вовсе перебрался в столицу. Здесь и заканчивал первую часть книги о путешествии. Приступил ко второй. Так уж получилось, что в первый свой визит к графу Румянцеву пересказал ему содержание начальных глав книги, во второй и третий — последующих. И вот — очередное приглашение.
Как всегда, не без внутреннего волнения подошел к дворцу на Английской набережной, вступил под сень четырехколонного дорического портика, охраняемого грозными львами. Мажордом встретил у зеркальных дверей, принял треуголку и шпагу, проводил по мраморной лестнице на второй этаж и затем, через анфиладу торжественно-холодноватых парадных покоев, в кабинет хозяина.
Румянцев встретил в узорчатом халате с кистями. Кружевные манжеты и воротник тонкого полотна. Холеные пальцы усыпаны перстнями. Увидев гостя, Румянцев встал из-за стола, за которым писал, снял очки, усадил капитана в кресло, сел рядом.
— Ну-с, милейший Иван Федорович, побеседуем. А там у меня и сюрпризец уж припасен. О каких краях поведать изволишь?
Несколько месяцев провел Крузенштерн в Петропавловске. Пожалуй, не одну главу займет Камчатка в его книге.
— Даже и самое имя Камчатки произносится ныне со страхом и ужасом, — начал Крузенштерн. — Две причины тому усмотреть можно. Первая — чрезмерное отдаление земли той от главных благоустроенных мест России, а вторая — скудость и суровость природы. Всякий представляет себе, что это царство голода и холода, одним словом, совершеннейшая бедность во всех видах. Но может ли быть великое отдаление причиной бедственного положения Камчатки? До порта Джаксон в Новой Голландии англичанам нужно добираться не менее пяти месяцев, но за двадцать лет они сделали это место цветущим… А климат? Что ж, зима в европейской России столь же продолжительна. В этом отдаленном крае вызревают хлеб и многие разные овощи. В Петропавловске все офицеры заготавливают их, сколько потребно, со своих огородов, а в Нижнекамчатске и по берегам реки Камчатки почва столько хороша, что приносит ржи в восемь, а ячменю в двенадцать раз больше посева. Мы получали оттуда не только картофель и репу, но и огурцы, латук-салат, прекрасную капусту…
Румянцев слушал со вниманием. Все доводы капитана разумны, он приводит цифры, доказывает, что и откуда можно завозить на Камчатку, да не из-за тридевять земель. Выходит, на Камчатке надлежит разводить все виды скота, строения нужны крепкие и прочные и дешевле их возводить из кирпича, нежели из привозного лесу. И о рыбных, и о пушных богатствах края, и о минеральных источниках, весьма укрепляющих здоровье, вел речь Крузенштерн.
Но осуществимы ли эти прожекты? Чиновники бесчестны и корыстолюбивы, купцы невежественны и алчны. Некому блюсти интересы государственные. Румянцев прошелся по комнате, мягко ступая по ковру, опять сел в кресло напротив капитана, заговорил о Русской Америке.
