Владимир Маяковский - Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

Озлобленный и униженный, я расстелил мой каучуковый таз-ванну, тяжелыми шагами пошел в уборную и, не доходя до прислужьей комнаты, крикнул в пространство:

— Ведро холодной воды в 16-й номер!

Возвращаясь из уборной, я вдруг встал. Встал, как вкопанный. Несся смех. Этот смех несся из моего номера. Я поднялся на цыпочки и пошел, как лунатик, к цели, к щели. Я хочу видеть того, я хочу пожать руку тому, кто сумел рассмешить эту памятниковую женщину.

Завистливый, уткнулся я в дверную расселину. Женщина стояла над моим каучуковым тазом, женщина уперлась в таз слезящимися от смеха глазами и хохотала. Хохотала так, что по ванной воде ходили волны, и не свойственные стоячим водам приливы и отливы роднили таз и море.

В этот день я понял многое: и трудность писательского ремесла, и относительность юмора.

[1926]

Другие редакции

Мелкая философия на глубоких местах*

Превращусь        не в Толстого, так в то̀лстого, —ем,пишу,    от жары балда.Кто над морем не философствовал?Вода.Вчера   океан был злой,          как черт,сегодня    смиренней         голубицы на яйцах.Какая разница?       Все течет…Все меняется.Рассыпается волна         и опять взбухать.Горою кажется       на этаком расстоянии.Тут и водоросль,       и вода,          и прочая труха —обрастание!Есть у воды своя пора,часы прилива,       часы отлива.А у Стеклова      вода        не сходила с пера.Несправедливо.Дохлая рыбка      плывет одна.Висят плавнички,        как подбитые крылышки.Плывет недели,       и нет ей ни дна,ни покрышки.Волны   друг друга        лупят плашмя́.И так и этак,      то всыпят, то высыпят,и вновь водословят,         звеня и шумя…Диспут…Это кит, говорят.        Возможно и так.Вроде рыбьего Бедного —            обхвата в три.Только у Демьяна        усы наружу,             а у китавнутри.Годы — чайки.       Вылетят в ряд —и в воду —     брюшко рыбешкой пичкать.Скрылись чайки.        В сущности говоря,где птички?Я родился,     рос,       кормили соскою, —жил,  работал,      стал староват…Вот и жизнь пройдет,          как прошли Азорскиеострова.

Этот стих — скелет, который может и должен обрастать при моей помощи и вашей, товарищи поэты, мясом злободневных строк. Так строки про «обрастание» и «диспут» — новы. Другие — устаревшие — вычеркнуты. Таковым скелетом, например, была моя «Схема смеха».

В. М.

Приложение

Коллективное

Первый Первомай*

В Америке     сорок годов назад,когда в России       еще не светало,уже яснели     рабочие глазана жирную     власть капитала.В штате Техасе       и в штате Миссури,там, где уголь,      нефть и руда,глухо копились       рабочие бурив Американской        Федерации труда.Раньше,    с буржуем боясь задираться, —с зари до зари      работал бедняк.Но вот,   решил Совет Федерации:восемь часов      рабочего дня!Новым порядком        старый ломая,чтоб право на отдых         добыть труду,решили бороться с первого маяв восемьдесят шестом году.Хозяевам    внове такая отвага;стремясь забастовку         сломить вконец,против рабочих       ими в Чикагобыли пущены штык и свинец.Тогда-то,    запомнив кровавую баню,узнавши,    как пули        звенят и свистят,рабочие    снова       без колебаньяза павших     поднялись          два года спустя.Их масса    меньше уже слоится,гудки к забастовке        дружнее гудут:назначил стачку       конгресс в Сан-Луи́сена 1-е мая     в 90-м году.Хоть это и было       событием местным,волненье рабочих        росло и росло,и стало   далёко повсюду известным,и красным     сделалось          это число.Из штата в штат       его переносятсутулые плечи      борьбы и труда, —и вот —    и в Детройте          и в Иллинойсесгасают мартены,        молчат привода.

В Париже    за год до этого срокабыл созван     международный конгресс.В нем —    гнева рабочего             будущий рокот,он —   бури грядущей          дыханьем согрет.Здесь классовый разум          взвивал                свое пламя,пути освещая      великой вражде:на нем —     знаменитейшими умамипредставлены силы         тогдашних вождей:Из Франции —       Гэд;         от Германии —                Бебель;от Австрии —       Адлер;          суровая рать;и наши    российские         топи да степиПлеханов с Лавровым          пришли представлять.И по предложенью        француза Ляви́ня,чтоб воля трудящихся          стала видней,Конгресс    постановление приняло международном        рабочем дне.А так как сказано        было выше,что к 1-му мая       призвал Сан-Луи́с, —решили,    чтоб всюду рабочий вышелв тот день    демонстрировать            силы свои.Француз Трессо́       сказал, что постолькуманифестации       хороши,поскольку     всеобщая забастовкамир  буржуазии       устрашит.И вот,   когда — казалось бы — вспыхнетв рукоплесканиях        бурных зал,от Германии      Вильгельм Либкнехтвышел   и слово «против»           взял.Он — был против        немедленных действий,против   возможности их провести.Так  на заре партийного детствапорыв борьбы       осторожно стих.Либкнехт искренне         предан долгу,давит собрание       доводов пресс,и —  всеобщую забастовкубольшинством       отвергает конгресс.

Красный флаг       над миром вздымая,свежий ветер      повсюду струя,все же роди́лось        Первое Мая —праздник рабочих        во всех краях.Но —   постановленье конгресса —как над ним головы ни ломай, —отвергнувши стачку,         лишило весав первые годы      Рабочий Май.Ему суждено      еще долго остатьсямирной маевкою        у леска…Но даже и этаких        манифестациймир буржуазный        не допускал.Везде шуцмана,       жандармы,            констэбли,рабочих    расстроив,         сквозь рядыбегущие толпы       косили, как стебли,чтоб после     над ними ж          строить суды.В Европе    в течение первых леткой где лишь      гремят первомайские                песни.В Германии —       праздник сведен на нет:на то воскресенье,        празднуй «воскресник».Чтобы   не прерывать на богатых работ,чтоб  не дремало в котлах кипенье,переносят     от сред и суббот1-е мая на воскресенье.В Англии    действуют         доводы те же:нельзя допускать        рабочий прогул,праздник рабочий        и здесь обезвреженна радость     классовому врагу.И только по Австрии         волнами стачекрабочий протест       разливался горячий.Вот он —    первого мая исход:Первое Мая      в первый год.

Теперь посмотрим —          что было в России.Еще не проснулся        огромный край,в нем   рабочий       еще бессилени так же бессилен        1-й Май.Но, как ни крепко        жандармы держалиРоссию   под властью слепой и тупой,лозунг   «долой самодержавье»взлетает вскоре       над майской толпой.И чем в России       мрачней и беднее,чем больше     смяли        рабочих права —тем чаще    горят и трепещут над неюв процессиях майских          эти слова.И вот в девятьсотом,         вспыхнувши ярко,казацкою лавою       окаймлен,встает   железнодорожный Харьков,из красных рубашек         наделав знамен.За первою вспышкой —           вторая и третья.Тифлис и Варшава,        Минск,            Батум.Ими  Россия готовилась встретитьславные битвы       в пятом году.Год  незабываемый этотрабочим запомнился         хорошо…И говор про русский         действенный методмайской грозой       по Европе прошел.Ихотя во 2-м Интернационале«покорность судьбе»         была привита —станки   мертво̀ по заводам стояли,и красный флаг       в городах трепетал.

С годами    крепла       закалка суровая,окончены дни      страды боевой.Теперь,    у леса       полян не своровывая,открыто празднуем         праздник свой.Но, выйдя на улицу,         мы вспоминаем,что чем рабочих       ряды тесней,чем больше их сдвинуто           Первым маем,тем ближе     планета         к рабочей весне.Напрасны     в Европе         цепи тугие,напрасны     крепкие двери тюрьмы:мы знаем,     сделают то же другиев каждой стране,       что сделали мы.Пусть пролетарии,        в майском потоке,в общем движеньи        силу растя,припоминают,      что здесь,           на востоке,вместе шагают       Май и Октябрь.

Четок их шаг        и песня вольна —слушай ее,     за страною страна,Жуликам наций       разнообразныхне по душе     пролетарский праздник.Для жен их пудреных,         одеколонных —мало поэзии        в наших колоннах.Но, плечи сомкнув,           за рядом ряд —идет к победе      пролетариат.Нэпманы смотрят —          щурятся еле:«Эти процессии        нам надоели,как в позапрошлом           и прошлом                годе,ходят,   глазами мозоля,          и ходят».Мимо их злобы,       за рядом ряд —идет к победе      пролетариат.Графы,   маркизы,       бароны,           синьоры,скройтесь скорее        в семейные норы!К яркому солнцу          зрачки ваши слабы,ниже надвиньте       цилиндры            и шляпы.Полымем вея,      за рядом ряд —идет к победе      пролетариат.Лица заройте      в квартирные плюши,уши  заткните      плотнее и глуше!Чтоб  ни одной не осталось              щѐли —окна пускай      занавесит челядь.В ногу шагая,      за рядом ряд,идет к победе      пролетариат.Слушайте, лорды,        банкиры,            синьоры!Вам не в помощь          замки́ и затворы.В сейфы запретесь        тройными ключами —солнце прощупает        сейфы лучами.Слишком упорно,        за рядом ряд —идет к победе      пролетариат.Этот затвор     не надежен,           не крепок;лучшая крепость —         в фамильных склепах.Там, превращаясь        в пепел и в плесень,этих  вы не услышите         песен.Там не слыхать,       как         за рядом рядидет к победе      пролетариат.Там,  средь могильного          тлена и праха,успокоенье —       от злобы и страха.Можно грозиться,        челюсть ощерив:солнце   не тронет       оскаленный череп.Вас,  отошедших       в наследное лоно,майская    даже не вспомнит колонна.Путь свой наметив,           за рядом ряд —движется дальше       пролетариат.Ты же,   земля заалевшая,           здравствуй,здравствуй     и властвуй!Жги границы      стран и наций,огонь демонстраций.Выше краснейте,          лучи и знамена,вал повернувши       многоремённый.Год за годом,      за рядом ряд —шествуй,    победный        пролетариат!

[1926]