Наум Коржавин - На скосе века
Поэма греха
Мы живём, зажатые железной клятвой.За неё — на крест, и пулями чешите:это — чтобы в мире без Россий, без Латвий,жить единым человечьим общежитьем.
В. Маяковский. Товарищу Нетте — пароходу и человеку...и дружеский резецНе начертал над русскою могилойСлов несколько на языке родном…
А. Пушкин. 19 октябряПрельщались в детстве мы железной клятвойЖить общежитьем — без Россий, без Латвий.Об этой клятве все тогда трубили,Но мы верны ей и позднее были,Когда — мы это тактикой считали, —Трубить об этом, в общем, перестали.Мы поверяли верность этой клятвой……А нам и дела не было до Латвий.Что значило для нас на фоне Цели,Что Латвия живёт и в самом деле,Что ей чужды все наши упованья,Но слишком сладок миг существованья —Вне Ордена, вне Ганзы, вне России,Считай, за всю историю впервые.И что её, вкусившую начало,Судьба исчезнуть вовсе не прельщала.
Наоборот — как долг велит Державе,Она искала подтвержденья в славеИ памятники ставила в столицеТем, кто помог ей от врагов отбиться, —Чтоб жить без нас, без дури вдохновенной,Жить, не страшась судьбы обыкновенной, —Кадя, как люди, из приличья Марсу:Без бранной славы что за государство?
Пусть кто другой, а мы судить не можем,Велик ли в том размах или ничтожен.Что ведаем в своём упорстве дикомМы о величье? — Грех наш был великим.Да, грех… И наш — хоть мы всегда роптали.Но понимали ль мы, о чём мечтали?Вот Латвия. Мы — здесь. Мечты — не всуе…Что ж грустный Братским кладбищем брожу я?
…На серых плитах — имена и даты.Тишь. Спят в строю латышские солдаты,Носившие в бою НЕ НАШЕ знамя,Погибшие, возможно, в схватках с НАМИ.…Они молчат, я надписи читаю.Здесь — всё другое, здесь — страна другая.Здесь — занята, как встарь, сама собою, —Она упрямо чтит своих героев.
Вокруг на плитах имена убитых,Что ж нет имён на некоторых плитах?Они — пусты. Их вид предельно гладок.Поверхность — стёрта… Наведён порядокИ в царстве мёртвых… Спавший под плитою,Как оказалось, памяти не стоит.Он к нам до смерти относился худоИ как бы депортирован отсюда.
Всё это — Сталин… Все упрёки — мимо.Но кем мы сами были? Что несли мы?Что отняли у всех? И что им дали?И кем бы стали, если бы не Сталин?И без него — чем, кроме дальней Цели,Мы сами в жизни дорожить умели?И как мы сами жили в эти годы,Когда он депортировал народы?..
…Что в этом «МЫ!»? Намёк ли на Идею,С которой чем честней мы, тем грешнее?Наверно — так. Но сам не знаю, прав ли?Кто был честней, тот был от дел отставлен.И всё же — «МЫ»!.. Все! — кто сложней, кто проще.Был общим страх у нас, и грех был общим.«МЫ» — это мы — пустая злая сила,В которую судьба нас всех сплотила.
МЫ — жизнь творим. Нам суд ничей не страшен,Плевать, что это кладбище — НЕ НАШЕ.Оно — мемориал, и он — освоен:Обязан каждый памятник, как воин,Служить лишь НАМ. Лишь МЫ одни по правуНаследники любой геройской славы.«МЫ» — это мы… Лежит плита над мёртвым,И на плите цветок, хоть имя стёрто.
Знать, кто-то здесь бывает временами,Кому плита без букв — не просто камень;И кто глазами строгими своимиЧитает вновь на ней всё то же имя, —Знакомое ему, а нам чужое…Кто в снах тяжёлых видит нас с тобоюИ ту плиту… И ненавидит страстно……А кто другого ждал — тот ждал напрасно.
В его глазах — всегда пустые плиты.Жаль, от него навек сегодня скрытыМы. Наша боль, все взрывы нашей воли…Проклятье века — разобщённость боли.Плевать ему теперь на наши взрывы…Что делать? Жизнь не слишком справедлива,И лучше быть поосторожней с нею……Средь старых плит есть плиты поновее.
Взгляни на них, и мир качнётся, рушась.Латинский шрифт: «Бобровс», «Петровс», «Кирюшинс»…Бобров… Петров… Так!.. Только так вас звали.Чужих обличий вы не надевали,Не прятались за них на поле бранном.Вы невиновны в начертанье странномСвоих фамилий… Долг исполнив честно,Не вы себе избрали это место.
Привыкнув за войну к судьбе солдатской,Могли б вы дальше спать в могиле братской,А спите здесь меж этих плит немилых,На кладбище чужом, в чужих могилах,Где кто-то спал до вас, нам жить мешая,Где ваш покой смущает боль чужая,Как будто вы виной… А вы — солдаты.Вы ни пред кем ни в чём не виноваты.
Вселил вас силой на жилплощадь этуБез спросу Член Военного СоветаИль кто-то равный, ведавший уделом…И вряд ли сознавал он, что он делал.Он только знал, что есть на то Решенье,Как в прошлом был приказ о возвышеньеЕго внезапном… И как вся карьера,Весь опыт жизни и основа веры.
Да, мать его седою здесь бы стала…Но ведь она была всегда отсталой,Неграмотной… И всех жалела глупо.Ну где ей знать, что трупы — только трупы,А жизнь — борьба… Всё, что, спеша к вершинам,Усвоил сын, хоть был хорошим сыном.— Ещё б живых жалеть… А трупы — ладно! —Пусть служат агитации наглядной.
Простите НАС, лишённые покоя!За всю планету пав на поле боя,Лежите каждый вы в чужой могиле,Как будто вы своих не заслужили.И мимо вас, не подавая виду,Проносят люди горечь и обиду,Глядят на вас… И тяжек взгляд… И — всё жеПростите НАС… Его простите тоже.
Простите… Не со зла он делал это.Он просто точно знал, что Бога — нету.Кто предсказать бы мог, чем станет позжеРоссийских бар игривое безбожье,И «либерте», и опьянённость Целью!..У них был хмель, у нас — всю жизнь похмелье.Над нами он, свой долг блюдущий строго.Но в чём он видел долг, служа не Богу?
Во что он верил, пугаясь во взглядах?Скорей всего — в назначенный порядок.Где ясно всё, где мир жесток и розов,Где никогда не задают вопросов…Или короче — в твёрдые начала,В то, что его над жизнью возвышало,Что вдруг пред ним открыло путь и дали,Чему основы знал не он, а Сталин.
…И в этом состоянье очумеломМы жили все. И шли к чужим пределам,И, падая в бесславье с гребня славы,Смотрели тупо, как горит Варшава,Как Сталин ждёт, что Гитлер уничтожитТех, с кем и он потом не ладить может…А позже с тем же, в танках, в ночь без света,Спешили в Прагу, чтоб закрыть газеты.
Так МЫ живём… Летим, как в клубах пыли.Топча весь мир… За что? Зачем?.. — Забыли!Но НАС — несёт… И всё НАМ мало!.. Мало!..И гибнет всё, на чём бы жизнь стояла,И гибнем МЫ, зверея, как стихия.И лжём! — чтоб думал мир, что МЫ другие.И спятил мир, обманут НАШЕЙ ложью,И, доверяясь НАМ, звереет тоже.
И кажется, что чёрт завёл машинуВнутри Земли… И бросил ключ в пучину.И крутит НАС. Мелькают, вместе слиты,И Пешт, и Прага, и пустые плиты,И я, и Член Военного Совета,Хоть он следит, чтоб не открылось это.А что — не знает… Ложь неся как знамя,Он сам обманут… Может быть, и НАМИ.
Кем были МЫ?.. Не всё ль равно, кем были?Мы все черты давно переступили,И — нет конца… Всё лжём, зовём куда-то.И с каждым днём всё дальше час расплаты,Но всё страшней… И возвращенья нету.И верят НАМ… И хуже топи это.И вырваться нельзя своею силой…Спаси, Господь!.. Прости нас и помилуй!..
Август — сентябрь 1972Московская поэма