Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Сокол

Господу моему Иисусу Христу

Сегодня утром я приметил в вышинеЛюбимца утра, принца в пышно-розово-рябом камзолеОн, трепеща, на нитях солнечных над полемЦарил – он реял, крылья развернув, на воздуха тугой волне,Ликуя и кружа, как конькобежец, в не –оглядности небес! И вдруг душа моя, дотолеРобевшая, как мышь, очнулась поневолеИ страх перед тобой превозмогла вполне.О гордость, красота, паренье, хищный взор,Сплотитесь! И огонь, что ветра поддуваломВ груди воспламенен, – жги, о мой командор!Плуг в трудной целине так вспыхивает яростным металлом.Угль, гаснущий в золе, хладеющий костер –Нахлыньте, вспыхните и золотым и алым!

Щеглы искрят, стрекозы мечут пламя

Щеглы искрят, стрекозы мечут пламя;В ущелье – камня раздается крик;Колокола хотят, чтоб за языкТянули их, – зовя колоколами;Всяк просит имени и роли в драме,Красуясь напоказ и напрямик,И, как разносчик или зеленщик,Кричит: вот я! вот мой товар пред вами!Но тот, на ком особый знак Творца,Молчит; ему не нужно очевидца,Чтоб быть собой; он ясен до конца:Христос играет в нем и веселится.И проступают вдруг черты ОтцаСквозь дни земные и людские лица.

Фонарь на дороге

Бывает, ночью привлечет наш взглядФонарь, проплывший по дороге мимо,И думаешь: какого пилигримаОбет иль долг в такую тьму манят?Так проплывают люди – целый рядВолшебных лиц – безмолвной пантомимой,Расплескивая свет неповторимый,Пока их смерть и даль не поглотят.Смерть или даль их поглощают. ТщетноЯ вглядываюсь в мглу и ветер. С глазДолой, из сердца вон. Роптать – запретно.Христос о них печется каждый час,Как страж, вослед ступает незаметно –Их друг, их выкуп, милосердный Спас.

Свеча в окне

Я вижу, проходя, свечу в окне,Как путник – свет костра в безлюдной чаще;И спиц кружащихся узор дрожащийПлывет в глазах, и думается мне:

Кто и какой заботой в тишинеТак долго занят, допоздна не спящий?Он трудится, конечно, к славе вящейВсевышнего, с благими наравне.

Вернись к себе. Раздуй огонь усталый.Свечу затепли в сердце. ХолоднаНочь за окном. Теперь начнем, пожалуй.

Кого учить? Кругом твоя вина.Ужель не сохранишь ты горстки малойТой ярой соли, что тебе дана?

Море и жаворонок

Вторгаются в уши два шума с обеих сторон,Два голоса – справа, где лава морская кипит,То с ревом штурмуя утесов прибрежных гранит,То тихо качая луны убывающей сон, –И слева, где с неба несется ликующий звон:Там жаворонок, как на лебедке, взлетает в зенитИ, петлями песни с себя отрясая, гремит –Пока, размотавшись, о землю не грянется он.Два шума, два вечных… О пошлый, пустой городокУ края залива! Погрязнув в никчемных делахКак можно не слышать ни волн окликанья, ни птах!Венцы мирозданья! Над вами еще потолокНе каплет? Сливайся, о слизь мировая, в поток,Несущий в начальную бездну расхлябанный прах.

Весна и осень

Маленькой девочке

Маргрит, оттого ль грустна ты,Что пустеют рощ палаты?Что ложится, облетая,Наземь – крона золотая?Ах, с годами заскорузнетСердце – в нем ничто не хрустнет,Если все леса на светеНа клочки развеет ветер:Лишь заплачут очи эти.И тогда тебе, малютка,Станет вдруг не жалко – жутко.Скорбный разум угадает,Что за червь его снедает;И заплачешь ты сильнее,Маргрит, девочку, жалея.

Проснусь, и вижу ту же темноту

Проснусь, и вижу ту же темноту.О, что за ночь! Какие испытаньяТы, сердце, выдержало – и скитанья:Когда ж рассвет? Уже невмоготуЖдать – снова отступившую черту.Вся жизнь – часы, дни, годы ожиданья;Как мертвые листки, мои стенанья,Как письма, посланные в пустоту.На языке и в горле горечь. Боже!Сей тленный, потный ком костей и кожи –Сам – жёлчь своя, и язва, и огонь.Скисает тесто, если кислы дрожжи;Проклятие отверженцев все то же:Знать лишь себя – и собственную вонь.

Падаль

Я не буду, Отчаянье, падаль, кормиться тобой,Не расшатывать – сам – скреп своих, ни уныло тянутьИ стонать: Все, сдаюсь, не могу. Как-нибудь,Да смогу; жизнь моя родилась не рабой.Для чего ж ты меня тяжкой каменной давишь стопойБез пощады? и львиную лапу мне ставишь на грудь?И взираешь зрачком плотоядным, где жидкая муть,И взметаешь, как прах, и кружишь в буреверти слепой?Для чего? Чтоб отвеять мякину мою от зерна, чтоб, смирясь,Целовал я карающий бич, пред которым дрожим,Чтоб, смеясь, пел хвалу раб ликующий, вдавленный в грязь.Чью хвалу? Сам не вем. Победил ли меня херувим?Или я? или оба? – всю ночь, извиваясь, как язь,Я, бессильный, боролся впотьмах (Бог мой!) с Богом моим.

Роберт Стивенсон (1850–1894)

Роберт Стивенсон, сын строителя маяков, родился в Шотландии. С детства он был слабого здоровья; несмотря на это, много путешествовал, ища подходящий для себя климат. Первое же большое произведение, «Остров сокровищ» (1883) принесло ему славу, которая окрепла после опубликования повести «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда» (1886). Под конец жизни, Стивенсон поселился на одном из островов Самоа, где получил от местных жителей прозвище «Тузитала» – рассказчик; там он и похоронен. Стивенсон – автор написанных в простой лирической манере стихотворений, баллад и песен, а также знаменитого сборника «Детский цветник цветов».

Роберт Луис Стивенсон. Фото 1880-х гг.

Подруга

Упрямую, смуглую, смелую, быструю,С глазами, что светятся тьмой золотистою,Прямую и резкую, словно кинжал, –Такую подругуСоздатель мне дал.

Гнев, мудрость и душу горячую, цельную,Любовь неустанную и беспредельную,Что смерти и злу не дано побороть, –Такое приданоеДал ей Господь.

Наставницу, нежную и безрассудную,Надежного друга на жизнь многотруднуюС душою крылатой, исполненной сил,Отец всемогущий,Ты мне подарил.

Моей жене Фанни

Отрывок

Еще не скоро вновь увидишь тыЖивые изгороди и кустыКолючей ежевики у опушки,По сторонам – поля и деревушки,Костер цыганской кочевой семьи,Их ослика, что пьет из колеи, –И, углубившись за тележным следомВ лес, попадешь в какой-то край неведом,Где темнота и лиственная тишь,Лишь пенье струй порою различишь,Да в самой чаще, за сырой ложбиной,Вдруг поразишься трели соловьиной,Пронзающей от головы до ног,И медом пахнет золотистый дрок…А на закате, возвращаясь к дому,Неся в себе блаженную истому,Увидишь солнца диск среди ветвей,Запутавшийся, как бумажный змей.А здесь бесплодное светило встанетИз бездны, взором яростным оглянетГладь океана, очи обожжетИ вновь закатится в пучину вод.Шквал, как разбойник, налетит нежданно,Срывая парус. Ночь средь океана –В бессвязном бормотанье ветровом,Под лампой, скачущей, как метроном,В кишащей инсектами душной клетке –Не то, что сон в жасминовой беседке…

Спойте мне песню

Спойте мне песню о том пареньке –Кто это был, угадай? –Тот, что когда-то уплыл налегкеВ лодочке с парусом в Скай.

Справа по борту виднелся Эйгг,Слева по борту –  Рэм,Юная радость кипела в душе:Где это радость и с кем?

Спойте мне песню о том пареньке –Кто это был, угадай? –Тот, что когда-то уплыл налегкеВ лодочке с парусом в Скай.

Дайте мне снова разбег и просторЭтого раннего дня,Прежнюю душу и прежний задор,Дайте мне снова меня!

Спойте мне песню о том пареньке –Кто это был, угадай? –Тот, что когда-то уплыл налегкеВ лодочке с парусом в Скай.

Ветры и волны, моря, острова,Все, что цвело и влекло,Россыпи солнца, лавины дождя –Вместе со мною прошло.

Дует над пустошью ветер, сметая тучи

Дует над пустошью ветер, сметая тучи,Дует средь вереска день и ночь напролет,Где над могилами мучеников и лучниковПлачет кулик болот.

Серые плиты, разбросанные средь бурьяна,Бурые плиты, стоящие среди мхов,Овцы на склонах воинского кургана,Гулкого ветра зов.

Дайте же мне, умирая, увидеть сноваЭти родные холмы и простор болот,Где над камнями старых могил суровоВетер ночной поет.

Завещание