Семён Раич - Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

223. СМЕРТЬ ПЕРИ[132]

Гневен, мрачен и могуч,На крылах громовых туч,Донебесным великаномНад песчаным океаном,Ураган во мгле ночнойВстал, — и Нил зовет на бой!

Под размахом вражьих крылОто сна воспрянул Нил.Злостью грудь его трепещет,Рвется, пенится и блещетВолн сердитых чешуей,Как змея своей броней.

Сшиблись! Ужас и краса —Эта битва!.. НебесаИ земля гремят и стонут,То в пыли и мраке тонут,То при молниях вокругСкачут брызги как жемчуг.

Рев и гул и вой окрест!..Как орел, вскружась до звездИ бросаясь с небосклона,Вихорь волны бьет с разгонаИ в растерзанный потокСыплет громы и песок.

Всей громадой бурных водБездна Нила восстает,Будто пастью крокодилаПыль и громы поглотила,И над ними, как скалы,Снова сдвинула валы.

Вдруг, собрав остаток сил,Вихрь полстепи закружил —И упал. Из крутояраВолны силою удараВышиб прочь — и с двух сторонИх, как рать, рассеял он.

Необуздан, в города,В села, в рощи, на стадаГонит бурные разливы,Рвет деревья, топит нивыИ во глубь своих песковС торжеством уходит вновь.

Лучом животворным зарю зажигая,Дух света незримый парит над землей,И, в пурпур прозрачный лазурь одевая,Рубины и перлы он сыплет росой,Облака из дыханья цветов образует,В серебре их купает и как море волнует.

Одетая тучей, черна как в ночи,Гроза убегает на скат небосклона;Но, сыплясь с востока, во глубь ее лона,Как стрелы, несметно вонзились лучи,И будто бы кровью из ран облитая,Падет, закрасневшись, громада седая.

И там, где дух бурь рассыпался огнем,Где ангелы мрака в громах окликались,Волна за волною лучи разыгрались,Сверкая в пространстве небес голубом,И вспыхнуло небо в разливах сиянья,Светло и спокойно, как в утро созданья.

Взгляни ж на землю! Вот она —Как из насильственных объятийОсвобожденная жена,Борьбы и ужаса печатиЕще с прекрасного челаОна изгладить не могла.Коса и локоны развиты,Глаза в слезах, уста раскрыты,И тщетно силится вздохнутьЕе истерзанная грудь.

Подобный вид земля явилаНа берегах обширных Нила,С волнами, вихрем и грозойИзнеможенная борьбой.Как будто ризою раздранной,Она оделась в пар туманный,Но всюду раны виден след,Где ни пробьется утра свет:Там волны бурного потокаЕй грудь изрезали глубоко,Здесь гром рассек ее чело,А тут власы ее кудрявы,Ее зеленые дубравы,Грозой всклочило и пожгло.Напрасно в блеске грани чуднойНа луг недавно изумрудныйКристаллы сыплются росы:Как будто лезвием косы,Обезображенный набегомИ мутной влаги и песков,Предстал он взору грустным брегомБез аромата, без цветов.Нигде, как прежде, не толпятсяНа тучных пажитях стада,И кущи сел и городаОкрест в развалинах дымятся.……………………………………О, если б с ближней пирамидыВзглянул в ту пору кто-нибудь,Какой тоской окрестны видыВ нем возмутили б ум и грудь!Разрушен бранью вековою,Печален край, свидетель сеч;Но здесь не брань, не огнь, не меч —Здесь божий гнев прошел грозою!Тот гнев-каратель, кто кругомРавно цветы и пальмы коситИ без ошибки мстящий громНа обреченного приноситИ в самом сумраке ночном.

Там, где лотоса цветами,Разнесенными грозой,Как блудящими звездами,Нил усеян голубой,Где то вскроется могила,То гора встает из волн,Без весла и без кормилаВетер носит легкий челн.

В челне дева молодаяВ пышной ризе и цветах,Перевита дорогаяЦепь в густых ее кудрях;Но с нарядом несогласнаБледность смертная лица.И поникнул лик прекраснойК персям юноши пловца.

В их очах — туман испуга;Но любовь еще сильна,И не вырвет друг у другаИх ни вихорь, ни волна.Будто скованы их руки,Мысль одна у них в груди:Жизнь ли, смерть ли впереди,Только б не было разлуки!

Вдруг огромный и крутойВал пловцам навстречу хлынул,Челн, как пух, из бездны вскинулНа хребет высокий свой.Он несет их, полных страха,Между безднами кружитИ у берега с размахаНошу бросил на гранит.

Из родины чудес, где Инда льются воды,Где густо разрослись священных рощей своды,Где, жарко некогда кипевшее в огне,Остыло золото в нагорной глубине,И яхонт и алмаз наводят мысль, что богиРазвалинам свои там предали чертоги,—Поднявшись от цветов на крыльях ветерка,Чуть видны, плавали в лазури облака.

Как, в бархате ковров роскошно утопая,Гарема пышного царица молодая,Когда вокруг нее туманом голубымС курильниц дорогих душистый вьется дым,И пламенного сна, подобную виденью,Ее прозрачною окидывает тенью,—Так Пери, при луне, в безмолвии ночном,Летящих облаков обвита серебром,Беспечно вверившись воздушному их лону,Несется, легкая, как звук по небосклону.

И виденье вслед виденьюРазвиваются пред ней,То окинутые тенью,То в сиянии лучей:Вон, как скатерти шелковы,Видны темные дубровыИ озера в их глуши,Будто сребряны ковши;По краям холмов вершиныОзаренные стоят,Словно духи-исполиныЗа трапезою сидят.

Вон степь — урагана широкое ложе,Сама золотая при блеске лучей,А скалы нагие пестреют на ней,Как черные пятна по барсовой коже.Потоки меж ними как змеи скользятИ в области смерти о жизни звучат;И пальмы, внимая призванию их,Сошлися толпою у струй голубыхИ смотрят с курганов на волны песчаны,Кивая косматой своей головой,Как будто бы кличут к себе караваны,Чтоб дать им защиту в полуденный зной.

Степи резким рубежом,Горы сдвинулись кругом;Их подошву омрачая,Морем туча громоваяВдоль гребнистого челаНеобъятная легла.И как остров, возникаяИз среды туманной мглы,Здесь торчит хребет скалы,Дальше льдина вековая,—И мелькают при лунеВ чудных образах оне:То хрустальный блещет терем,То грозит седой колосс,То под тенью страшным зверемПоднял голову утес.

За ними — бездна голубая,Подобна блеском небесам,Трепещет в ней луна другая,Другие звезды блещут там.Но как огромными крыламиНад ними вея парусами,За кораблем корабль бежит,Разочаровывая вид,—Меж двух небес, в пучине света,Они на дышащем стеклеСкользят как тень, как у поэтаЗемная дума на челе.

И вот исчезло всё: дубровы, степи, море,И Пери носится высоко на просторе,И гимн ночных светил ей слышен издали́.Но грань положена меж неба и земли.Немея, крылья там земные тяготеют,И ангелы ее переступить не смеют,С тех пор как прелести и ласки дев земныхПреступно увлекли прекраснейших из них[133],Чтоб, свергнуты с небес, лишенные сиянья,В тоске мучительной, в мольбах без упованья,Несбыточных надежд влачили грустный векИ плакали о них, как плачет человек.

Но мысли, Эдема лучи золотые,          Бессмертьем зажегшие грудь,Летят без преград за пределы земные,          В обратный на родину путь:Их манит сиянье родного потока,Им грустно в темнице светить одиноко, —В источнике света хотят утонуть.И пламенной мыслью приблизилась Пери          К заветным эдемским дверям,Но страшно и мыслью проникнуть за двери:          Судья ей, преступнице, — там!Ей чудятся хоры, небесные звуки;Волнуется море сиянья кругом:О, сколько отрады, и грусти, и муки!..Улыбка блеснула — и слезы ручьем!И пали на грудь ей их жаркие волны.Из сердца уходит пленительный сон,И, холодом вея, пустынный, безмолвный,Опять ее обнял земной небосклон.

Свой блеск последний звезды мещут;Но там, вдали, кипят и блещутЖивые волны янтаря.И, бледным золотом сияя,Полнеба тихо обнимая,Как море, льется там заря.И облака, что в ночь носилисьВысоко с Пери молодой,Светлея, долу опустились,Как бы влекомые зарей;Сперва над влагой золотистойКатились пеной серебристой,Потом, повиснув над землей,В хрустальный замок превратились,И вдруг в сияньи растопилисьИ пали радужной росой.

И, блестящие росою,Над поверхностью земною,Пери тихо развилаСветозарных два крыла.Но какой земли равнинаЕй открылась с высоты?Роз ли видны Низибина[134]Снежно-белые кусты?Иль горят огнем рубинаКашемирские цветы?Не родных ли волн ГангесаСлышен шум под сводом леса,Или плещет Иордан,И вдали, огромной тучей,Кедров бор неся дремучий,Подымается Ливан?

На цветы, леса и волныПери взор, вниманья полный,Долго тщетно устремлен:Их узнать не может он!Вдруг на скате небосклонаСолнце вспыхнуло — и вотНа высокий лик Мемнона,Как блестящая корона,Первый луч его падет.Грудь немая истуканаТеплотой оживлена,Звуком громкого тимпанаСодрогнулася она.Цепью дальних гор и доломПрокатился чудный звон,И царя степей глаголомКрай окрестный пробужден.С вековых гробниц пустыниУтра пар слетает синий,Отблеск дня передаетПирамиде пирамида,И с вершины их падетЯркий свет в лазурь Мерида,Где, разлив дневных лучейВозвещая громким криком,В тростнике проснулась дикомСтая вольных лебедей;Звучно их плеснули кры́ла,С шумом стая подняласьИ к волнам раздольным НилаСветлой нитью понеслась.

И Пери вслед за лебедямиКружит над нильскими водами.Но сжата грудь ее тоской!Увы, печальнее кладбищаЛуга, и нивы, и жилища,Опустошенные грозойИ Нила бурною волной.И прочь от грустного пределаУже лететь она хотела.Вдруг тихий плач сквозь говор водОстановил ее полет,И Пери видит раздробленныйОб острый камень и пескомДо половины занесенныйЧелнок на береге крутом.

Вблизи, под кручью скал, на каменных ступенях,И бледен и уныл, как призрак гробовой,Склонился юноша: на трепетных коленяхПокоя голову подруги молодойИ очи устреми в ее недвижны очи,Он тихо шепчет ей: «Звезда моя, взгляни!Рассей холодный мрак моей сердечной ночи,Из розы нежных уст любовию дохни!..Скажи, что ты живешь!.. Я чувствую, я верю —Две страстные души взаимную потерюЗаране узнают: в грозу, под громом вод,Я б сердцем услыхал души твоей полет!»

Мольба напрасная! ПокрытыМогильной бледностью ланитыПрекрасной девы; взор потух,Словам любви не внемлет слух;Ни разу грудь не встрепенется;И только кровь из ран ея,Где вгрызлись камней острия,Полузапекшаяся льется!

И с громким воплем обхватилТруп девы юноша несчастный,Прижал к груди безумно-страстно,Уста к устам ее склонил,Как будто пламенным дыханьем,Как будто огненным лобзаньемВ ее бесчувственную грудьХотел всю жизнь свою вдохнуть.Надежда тщетная!.. СвалилсяТяжел остывший труп немой,Лишь на плече остановилсяОкостенелою рукой,Да заструившись, как живая,Коса рассыпалась густая,Блестя при солнечных лучах,Как ключ сверкающий в горах.

Ожесточенный, мрачный, злобный,Стреле отравленной подобный,Страдалец бросил к небу взор, —Немой, но дерзостный укор!Взглянул на труп — и, полный муки,Еще к пылающим устамПрижал уста, и грудь, и руки…И пал без чувств к его ногам.

Состраданием и страхомПери вдруг поражена;Близ страдальца пред АллахомПала ниц в слезах она.«О, пошли ему, — молила, —Мира ангела, Алла!Скорбь в нем веру погасила,Разум страсть превозмогла!Не даруй — да грешный ропотБудет гибелью души!..»

Но тяжелый вздох и шепотЕй послышались в тиши:Пери к юноше припала,—Грудь в ней робко трепетала.Бедный жив!.. И страшно ей,Чтобы ропотом бессильнымОн мученьям замогильнымНе обрек души своей,Чтоб кончины ангел нежный,Слыша вопль его мятежный,Устрашен, не отлетелИ, о гибнущем тоскуя,Мирового поцелуяДать устам его не смел!

И печальным размышленьемПери вновь увлечена.Вдруг — как будто вдохновеньемОживилася она:«Знаю, замысел мой грешен,Но да будет грех свершен,Если скорбный им утешен,Падший небу возвращен!Заповедано от векаСветлым Пери — человекаНе прельщать своей красой.Но, как звук струны послушный,Лик рассеявши воздушный,Образ я приму земной;И, оспорив у могилы,Труп, еще страдальцу милый,Оживлю моей душой;И к нему подругой нежной,Чтоб не гибнул безнадежный,В час предстану роковой.Как она, с тоской, с любовью,Я приникну к изголовью,Нежный взгляд ее возьму,Звук речей ее приму,Чтоб, словам моим внимая,В нем невольно, умирая,Примирилась с небом вновьБлагодарная любовь!»

Едва замолкнула — и Пери образ ясный,Как в темном облаке свет радуги прекрасной,Как легкая струя дыхания цветов,Растаял в воздухе и скрылся в царстве снов.

Но девы молодой бесчувственное телоВнезапно жизнию роскошной закипело,В холодном мраморе поблекнувших ланитКровь снова пламенем и пурпуром горит.Улыбкой томною уста ее зажглися,Как утренний туман, ресницы поднялися,Но в темное стекло погаснувших очейЕдва проникнул свет пронзительных лучей,Вздохнула тяжко грудь, уста затрепетали,Из них исторгся крик — звук боли и печали,С каким, предчувствуя страданья впереди,Душа приемлет жизнь в младенческой груди.

О Пери, Пери! Тщетно кры́лаТы вновь хотела б развернуть!Уж человеческая грудьТебя мучительно стеснила!В какую бездну темнотыИз моря блеска пала ты!К лучам пылающим привычный,В пространстве неба безграничный,Внезапно твой потускнул взор,Как бы подернутый туманомОчей в вместилище стеклянном;И неба ясного простор,Где недоступные светилаТы беспрепятственно следила,Теперь как будто бы потухИ тесно сдвинулся вокруг;И этот воздух благовонный,Который всюду за тобойВился душистою струей,Весной и блеском напоенный, —И он вокруг тебя сгущен,Твоим дыханьем заражен!

На раздолье, на простореВольны волны льются в море, —С ветром спорят быстротой,С солнцем — блеска красотой;Но из родины прозрачнойЗаключенные в сосуд,Волны тихи, волны мрачны,Не блестят и не бегут.Как живые волны моря,Быстротой с лучами споря,Мысли Пери от землиСмело вдаль ее несли,Вдруг, лишенны сил, смутились,В мрак внезапный погрузились:Узкий череп стиснул ихВ костяных стенах своих.И забот земных тревогаВ них нестройно поднялась:С мыслью, яркой искрой бога,Жизнь телесная слилась!

И грустные на Пери бросил тениМир новых дум и чувств и впечатлений,Все трудности земного бытияПредстали вдруг понятиям ея —Она несет в заимствованном телеСтрадания, ей чуждые доселе:Ей темя жжет полудня острый луч,От жажды грудь горящая томитсяИ кровь ее, как нефти жаркий ключ,Огнем из ран пылающих струится.

Но и средь мук увлеченаНевольным чувством состраданья:«О люди! бедные созданья! —Уныло молвила она.—Как много силы и терпенья,Как много веры надо вам,Чтоб в дни подобного мученьяЗа жизнь, в пылу ожесточенья,Не слать упреков небесам!»И взор ее, участья полный,На юношу страдальца пал,Который, бледный и безмолвный,Еще у ног ее лежал…

И сердце, как арфа, чьи струны молчали,Но вдруг под незримым перстом зазвучали,Мелодией стройной ей подало весть,Что в жребии смертных и радости есть.И Пери прижала к груди своей руки,Полна упоенья, не смея дышать,И слушает жадно ей новые звуки,Хоть тайны их чудной не может понять.Но грудь ее темным зажглась упованьем,Но жизнь человека, грозившая ейЗа мукою мукой, сцепленьем скорбей,Как будто блеснула волшебным сияньем,И прелесть той жизни угадывал умВ волненьи доселе неведомых дум.

Какой же тайной, дивной властиРассудок Пери предала?Увы, она чужие страстиВ груди угаснувшей зажгла!И за поступок свой преступныйДушой, им прежде недоступной,Их в казнь от неба приняла!И всё, что страстного таилосьПри жизни девы молодой,В ее останках оживилось,Как яд одежды роковой,Согретый персей теплотой![135]И сердце вновь заговорилоПонятным трепетом своим,И тот, кого оно любило,Опять им пламенно любим!..

И Пери грудь волнуется мятежно;И взор ее, задумчивый и нежный,На юношу был долго устремлен.Но жизнь в немых чертах его не блещет,И мысль ее сомнением трепещет:Не смертный ли запечатлел их сон?..И чтоб решить печальное сомненье,Груди его коснулася она,И эта грудь как мрамор холодна!Но слабое приметно в ней биенье,Но сердце в ней, чуть слышное, звучит,И тихий звук как пламя в душу льется,И громко он на сердце отдается, —И мир любви неведомой открыт!

И боль, и собственные мукиЗабыв, на трепетные рукиСтрадальца Пери приняла;Над ним склонилась на колени,Как ива плачущая сени,Густые кудри развила,Чтоб ране, вдоль чела открытой,Была хоть слабою защитойОт зноя солнечных лучейЖивая прядь ее кудрей.И за прерывистым дыханьемСвоим заботливым вниманьемСледит, недвижная, она,Одною мыслию полна,Чтоб жизни гаснущие силыОпять в груди его зажечь,Чтоб в цвете лик увидеть милый,Чтоб слышать сладостную речь!..

И грудь взыграла теплой кровью,Как бы согретая любовью.Вздохнул — и тихо наконецГлаза открыл полумертвец,И если б ангелы для ПериОтверзли вдруг Эдема двери,Всем блеском радужных лучейНе отвлекли б ее очей.Так в этот взор, едва блеснувший,Взор Пери страстно погружен!И негу пьет роскошно он,В его сияньи утонувши, —Как влагу сладкую росы,В венок проникнув серебристый,Из лона лилии душистойЛуч солнца в ранние часы!

А он?.. И радость и сомненьеВ его болезненных чертах!«Быть может, это сновиденье?» —Рассудку шепчет тайный страх.Но нет!.. он чувствует дыханье,Чело палящее, и рук,Его обнявших, трепетанье, —И даже сердца близкий звук.

«Ты ль это? — воскликнул. — О, что ж со мной было?Какой же мне страшный привиделся сон!Скажи ж, что живешь ты! Скажи мне, друг милый,Что рай мой мне снова в тебе возвращен!Боюсь еще верить, не призрак ли вижу?О, пусть же твой сладкий я голос услышу!»

Но Пери слов не слушает: она,Лишь голоса гармонии внимая,В его поток душой погружена.И что звонки пленительные рая[136],Что звучная эдемская волна,И хор духов, и песни страстных гурий,И гимн светил в надоблачной лазури,И ангела поющая струна?Их звуки в грудь не так роскошно льются,И долго так в душе не остаются…

Ее молчаньем поражен,Страдалец тихо приподнялся,И молит робким взором он,Чтоб милый голос отозвался.Но Пери нежный стан дрожит,Но кровь из ран ее бежит,И он, собрав остаток силы,Спешит помочь подруге милой:

«О, ради неба! Что с тобой?Мои не слышишь ты моленья,Бледна, безмолвна, без движенья,И льется кровь из ран струей,И эти раны зноем пышут,Таясь в раскинутых кудрях;Твои уста как пламя дышат,Недуг горит в твоих очах!»

И рукой дрожащей плечиОкровавленные онОбнажил; но тихой речиЗвоном вдруг остановлен:«О, забудь про эти муки!Верь, и я забыла их;Но заслушалась я в звуки,В звуки грустных слов твоих:Веял дивною мечтоюГолос твой душе моей,И тонула я душоюВ небесах твоих очей.Милый! Что мои страданья!

Им не нужны врачеванья.Но в моем волшебном снеДай забыться мне вполне!Пусть блеснет твой взор мятежныйСветом тихого огня,Пусть мне скажет голос нежный…Милый! Любишь ли меня?..»

«Я люблю ли?.. Розы страстнойТак не любит соловей,Ночь — звезды своей прекрасной,Небо — радуги своей!Как в волнах морских прохлада,Огнь в рубине винограда,Запах сладостный в цветах,Звук пленительный в струнах,Так любовь к тебе таитсяГлубоко в груди моей;И когда на утре днейГрустный жребий мой свершится,Сердце милый образ твойВ гроб возьмет еще с собой!»

И с упоеньем Пери внемлетВолшебству полных страсти слов.С таким волнением приемлетИх только первая любовь.Ей каждый звук лучом палящимНа сердце падает, и в немДушистым, пышным и блестящимОн развивается цветком.И свет, в груди ее разлитый,Проникнул, розовый, в ланиты,Блеснул улыбкой на устахИ неги пламенем в очах.

Она любовника, в забвеньи,Руками страстно обвила,И было чудно выраженьеЕе прекрасного чела:Ее уста не говорили,Но очи, полные огнем,Еще волшебных слов молилиКрасноречивым языком.

А бедный юноша печальноТерялся взором в степи дальнойИ меж окрестных диких скалОчами помощи искал.Но всё кругом безмолвно было;И чтобы сердце как-нибудьЕще надеждой обмануть,Склонился он к подруге милой,Ее привлек к себе на грудьИ тихо молвил: «Как унылаСтрана, куда жестокий рок,Мой пышный, нежный мой цветок,Тебя занес, моя Леила!Но пусть и самый солнца светВ пустыне этой потемнеет,Ты не увянешь, милый цвет,Тебя любовь моя согреет!..»

Но что же Пери светлый ликПотух внезапно и поник?В ее очах печальной теньюКакой-то мрачной мысли мгла,Как туча по небу, прошлаИ сердце предала волненью.

Увы! одно слово меж сладостных слов,Как дух-возмутитель меж светлых духов,Душе ее, тихим объятой забвеньем,Внезапно предстало враждебным виденьем.И вновь ей мечтами любви не уснуть!Ей ревность тревогой наполнила грудь:«Леила!» — бледнея, уста повторяют,И слезы струятся, и очи пылают.

С неизъяснимою тоскойЖивые признаки печалиГлаза любовника читалиВ чертах подруги молодой.Внезапных слез ее не можетПонять причины тайной он;Но эта скорбь его тревожит,Но он, участьем увлечен,Любовью мыслит успокоитьЕе тоскующую грудь,И ласки хочет он удвоить,Чтоб негой сердце обмануть.И, стан ее объемля стройный,Чело к челу ее склонил,—И долгий, сладостный и знойныйИх поцелуй соединил…О, что же с Пери? Кровь пылает,Все члены трепет проницает,Смутились мысли… И она,Безумной страстию полна,«Прости, прости меня! — сказала,—В твоих объятиях не та,О ком душа твоя страдала.Твоя любовь — одна мечта!Леилы нет! Твоей потериУже ничем не возвратить.Но я клянусь тебя любить, —А я не смертная, — я Пери!..

          Там, где Каф-гора встает[137]          Из пучины бурных вод          И, покрытая снегами,          Бесконечными хребтами          Дважды вкруг земли идет,          Означая солнца ход;Где льды, неприступной возникнув стеною,Роскошные долы таят меж собою,Там скрытый и мирный приют на земли,Изгнанницы неба, мы, Пери, нашли.

          Там природа — чудный сон;          Нам не светит небосклон,          Но окрестных скал вершины,          Изумруды и рубины,          Светом яркого огня          Пламень солнца заменя,Нас радужным блеском что день осыпают;Когда же вечерней порой потухают,Свет лунный струится из лона цветовИ блещут лампады ночных мотыльков.

          В наших рощах и садах          Дерева всегда в цветах;          И как ветер их колышет,          Каждый лист как будто дышит,          Гармонически звучит          И алмазами горит.Под сению миртов, с поверхности чистой,Озера нам веют прохладой душистой,Из гротов кристальных источники бьют,И стройные песни нам волны поют.

          Без трудов и без забот,          Наших дней беспечен ход:          То веселыми толпами          Мы кружимся меж цветами,          То играем на волнах,          То купаемся в лучах;Иль, тихо друг с другом меняясь мечтами,Мечты развиваем прелестными снами,Потом их разносим вечерней поройИ сыплем незримо над спящей землей.

          Но, как вспыхнет темя гор,          Арф эдемских строим хор,          Чтоб на родину их звуки          Скорбь мучительной разлуки          К трону Аллы от земли,          Умиленные, несли.И, тесно обвившись друг с другом руками,Вослед этим звукам летим облаками,С надеждой стремимся на радужный путь,И сладостной думой волнуется грудь…

          Но пускай еще для нас          Отдален прощенья час:          Что мне ныне прелесть рая!          Жизнь прекраснее земная,          Если пламенной душой          Ты поделишься со мной.Как амвры дыханье, как звук поцелуя,Тебя в наш цветущий приют унесу я,И там, чтоб блаженство вполне довершить,Подруг моих, милый, научим любить!»

Но юный друг ей молча внемлет,И тайный страх его объемлет,И взор недвижно устремлен,И в этом взоре скорбь и мука.Прервать молчанье хочет он,Уста трепещут, — но без звука,Как арфа, чьих согласных струнКоснулся гибельный симум…[138]В рассказе Пери дивном, странном,В ее признании нежданномНевероятно всё ему,Всё чуждо светлому уму.И страшной мыслью он трепещет,Что взор ее, который блещетКаким-то светом неземным,Горит безумием одним…

Но тайное Пери проникла волненьеИ мыслит с улыбкой: «Разрушу сомненье!Невольно поверит он чудным словам,Как духом блестящим предстану очам, —Его моих взоров осыплю звездами,Как паром душистым повею кудрями,Чтоб он, утопая со мной в небесах,Забыл на земле им покинутый прах!»

Трудным вздохом подымаяЧеловеческую грудь,Разом Пери молодаяХочет крылья распахнуть;Но напрасно рвутся крылья,Слабы тщетные усилья, —Грудь в объятиях своихСилой жизни держит их.Изумлением и страхомПери мысль поражена;С оживленным ею прахомДолго борется она:Нет спасенья! УступаетВоля силе роковой…Уж она изнемогаетУтомленная борьбой;Но, на грудь, под ризой белой,Руки стиснувши крестом,Ненавистное ей телоРвет в отчаяньи немом!

Увы, не мог перенестиЕе страданий друг Леилы!От исступления спастиЕе стремится он, но силыПогасли вдруг; растравленаИ напряженьем и тоскою,Раскрылась рана — и волноюКровавой хлынула она.Из уст исторгся звук дрожащий,Но говорить уж он не мог:Он только взор возвел молящийИ мертвый пал у милых ног.

Разом громкий вопль раздался, —В сердце степи он проник;Но никто не отозвался,Кроме скал, на этот крик.И в беспамятстве пустыннымПери берегом бежит;Скалы и́дут рядом длинным,Нил у ног ее шумит.Только нет в стране безлюднойЧеловеческих следов;По кремням и меж песковБег ее измучил трудный, —И, склонившись на скалу,Пери вновь недвижна стала.Голова на грудь упала,Бледность смерти по челу,В мыслях мрак темнее ночи…Сердце смолкнуло в ней вдруг,И бессмысленные очиБродят медленно вокруг.

Погаснул день, ложится мгла ночная;Прохладою на берег веет Нил.Он, Пери грудь дыханьем освежая,И чувства ей и память возвратил.Она очнулася, обильно слезы льются;И перси вновь на прах ей милый рвутся,Но в темноте обратного путиСреди песков сыпучих не найти.И на скалу она, безмолвна, села,Унылый взор на звезды возвела:Молиться бы несчастная хотела,Но слов она и мыслей не нашла.Порой уста дрожащие шептали,Но только смерть на помощь призывали.

Смерть не шла; но, прежде ейУтешитель незнакомый,В море призраков несомый,Сон сомкнул ее очейУтомленные ресницы,Мысли вихрем закружил,И страданию границыОн забвеньем положил.

И Пери вдруг пленительные звукиУслышала, она узнала их:То голоса подруг ее младых.«Ко мне! ко мне, прекрасные подруги!»

Долго в темной вышинеСветлым облаком онеИ кружились и сияли,Появлялись, исчезали,И, как будто бы дождемВдруг рассыпавшись шумящим,Роем, радужно блестящим,Пали на землю кругом.«Ты ли, милая? — сказали. —Мы давно тебя искали,Внемля жалобам твоим.Из мучительной неволиМы одним мгновеньем болиВновь тебя освободим!»

С собой они из дальних стран землиДушистые цветы и ветви принесли,И между скал бесплодной степи вмигИз тех ветвей костер уже возник,И слышен гимн; и, гимну их внимая,Ободрена присутствием сестер,Страдалица без страха молодаяИ радостно восходит на костер.

Дым бежит в струях душистых,В искрах ярко-золотистыхПламень Пери обхватил.Но не пламень это был, —Это юноша ей милый,Светозарный, златокрылый,Нежным, розовым огнемВдруг возникнул над костром.Он палящими устамиГрудь ее облобызал,Обнял жаркими крылами,Из костра ее умчал.И огню лобзаний страстныхПери смутно предалась,Грудь в объятьях сладострастныхЗакипела и зажглась;И, казалось, умирала,Трудным трепетом дыша,Будто тело покидалаОтрешенная душа!

И там, где звезд роскошный пламень льется,Как вихрь чета любовников несется.Навстречу ей — вдруг призрак молодой,Сияющий эдемской красотой.          Пери вновь затрепетала,          Крепче друга обняла,          Устрашенная узнала          Ту, чей образ приняла!          Но соперница младая          К ним приблизилась, сияя,          Друга тихо назвала,—          И, в одно мгновенье ока,          В небо темное, далеко,          За собою увлекла.

И Пери вслед за ним хотела,Но ею принятого телаВдруг тяжесть чувствует она.Его мучительным давленьем,Его стремительным паденьемОна с небес увлечена;Из бездны в бездну упадает,То вихри снежные встречает,То гор пылающих ко днуЛетит с разгона в глубину, —Летит…

           И вдруг открыла очи.С земли сбегали тени ночи,Лучами утра озарен,Сиял румяно небосклон.«О, что со мной? Еще ль живу я!» —Сказала бедная, тоскуя.И долго мысль ее смутна,И долго в ней недоуменье;Во сне ль томится вновь она,Иль уж не сон ее томленье?Вперед без цели Пери шла;Вдруг крик пронзительный орлаСреди безмолвия раздался:Орел то в воздухе терялся,То вновь на землю упадал,И меж окрестными скалами,Свистя огромными крылами,Орлицу криком вызывал.

Пери вдруг остановилась.Память быстро прояснилась:Крик орла ей всё сказал.Грудь в испуге задрожала:Пери сердцем угадала,На какой он пир скликал.Этот страх дает ей силы,За орлом следит она.Вот упал ширококрылый, —Но добыча спасена.Он испуганный поднялсяВверх на каменный уступ,И не тронутый досталсяДрагоценный Пери труп…

Едва дыша от утомленья,На тело милое, бледна,Без слез, без жалоб, без движеньяСклонилась медленно она.Безмолвно очи устремилаВ черты недвижного чела,И сил остаток собрала,И грудью грудь его закрыла.Но всё, что есть тоски и мук,Когда возврата нет потере,Немым отчаянием вдругСтеснило сердце бедной Пери.

Часы текут незримыми волнами,Уже зажжен полуднем небосклон,Горят пески, и душно меж скалами,И зноем труп внезапно поражен.Дохнула смерть из язв его тлетворно, —Вмиг ожили безмолвные скалы,Гниющий труп почуяли орлы,На высоте откликнулися горной,—Из гнезд чета слетает за четойИ смелые ширяют над землей.Противиться им Пери бы хотела,Но уж дышать близ трупа не могла,К другой скале невольно отошлаИ с ужасом на страшный пир глядела.

Лучами острыми паля,Зной жарче льется с яркой сени,Как лава вспыхнула земля,И скалы голые — без тени.И обнял Пери этот знойСвоей удушливой волной.Пылают бледные ланиты,Иссохла грудь, полураскрыты,Уста поблекшие горят.Вблизи ей слышны волны Нила,—Влечется к ним, — но гаснет сила,И вдаль с отчаянием взглядОна горящий обратила…

И суждено испить до днаЕй чашу, полную страданий!Других, неведомых терзанийВдруг боли чувствует она:Какой-то коршун лютый, гладныйКогтями внутренность ей рвет,На миг забыться не дает,Ее терзая беспощадно.И, — страшно молвить, — может быть,Блуждая жадными очами,Пир отвратительный с орламиОна хотела б разделить!..[139]

И этот день, мучительный, печальный,У гаснул наконец; по скату степи дальнойСверкали искрами струистые пески,Как волны золотом осыпанной реки.Еще не зримая, по сводам неба яснымНочь тихая неслась вослед за днем прекрасным,И вечер, поцелуй любви стыдливой их,На землю пролился, блистателен и тих.Но в тишине и скорбь и мукиВдвойне страданием гнетут,И боль тогда имеет звуки,И язвы громко вопиют,И этим воплям Пери внемлет,И всё в природе чуждо ей.Напрасно тихий свет лучейЕе сиянием объемлетИ вечер негою своей:Ее ничто не ободряет,Она не мыслит, не желает, —Так безнадежно преданаСвоим страданиям она!..

И голова ее упалаБез сил на плечи; наконецПотускли очи, как свинец,И грудь приметно угасала.Вдруг хор знакомых голосовЕй слышен будто с облаков:

«Судья правосудный на троне сидит,С любовью прощает, без гнева казнит!

Ты тяжкий грех пред богом совершила:С земным в союз запретный ты взошла;Земная жизнь ослушную казнила,Чтоб муки ты земные поняла!

Но ты влеклась к проступку состраданьем,И вздох любви на небе не забыт:Искуплен грех любовью и страданьем,А смерть — творца с созданием мирит!

Судья милосердый на троне сияет,Казнит он без гнева, с любовью прощает!»

Хор замолк; и светлых крылКто-то яркими лучамиРазом Пери обхватил,Слил уста с ее устами,И незримыми перстамиСердце вдруг остановил.

Цепь земная разорваласьЛегче звука и мечты,Пери вольная помчаласьВ беспредельность высоты;И навстречу ей, сияя,Из отверстой двери рая,В виде ярких облаков,Вылетает сонм духов.

И он, недавно столько милый,С своей подругой светлокрылойПредстал, как прежде, перед ней,Но в блеске славы и лучей…Она летит к чете прекрасной,Приемлет дружеский привет:Уже в душе ее бесстрастнойЛюбви и ненависти нет!

И сбылося упованье!Там, где жизнь и ликованьеБез границ и без конца,Где возвышено созданьеЛицезрением творца,Образ ангела прекрасныйПери снова приняла,Вновь, как в утро жизни ясной,Розой райской расцвела,И, как дней ее в начало,Вновь ничто не возмущалоМира сладкого души.Только в утренней тиши,Как с земли вставали звуки,Билась грудь ее трудней:Мнилось — прежние подругиОткликались грустно к ней!

224. «С поправкою своей мои стихи ты тиснул…»