Николай Рубцов - Собрание стихотворений
ЮНОСТЬ МОЯ
Вот оно — за гранитною кромкойМоре бурное! Северный порт!— Здравствуй, море! —Сказал я негромкоИ по трапу поднялся на борт.
Здесь, где руки мозолят тросы,Штормы носятся, жизни грозя,Я увидел, что слово «матросы»Не напрасно звучит, как «друзья».
И, бывало, в посту дальномерномЯ о юности думал своей,Что она не из громких, наверно,Но проходит, как следует ей!
Близок час — штормовые качелиИспытают другого. А яПолучу обходной… НеужелиТем и кончишься, юность моя!
Не представляю я, чтобы ушла ты,За собой не оставив следа.Как сейчас под матросским бушлатом,Сердце, трепетно бейся всегда.
ВОСПОМИНАНИЕ
Помню, как тропкой, едва заметной,В густой осоке, где утки крякали,Мы с острогой ходили летомЛовить налимов под корягами.Вода была теплой и рябоватой,В ней рыбки носились стайкой тесной,Вдруг крикнул кто-то:«Налим, ребята!»И тут начиналось самое интересное…Поймать налима не просто было,Мало одного желания —Мы уставали и нас знобилоОт длительного купания.Но мы храбрились: «Рыбак не плачет!»В воде плескались до головокружения.И, наконец, на песок горячийДружно падали в изнеможении.И долго после мечтали лежаО чем-то очень большом и смелом.Смотрели в небо. И небо тожеГлазами звезд на нас смотрело.Вечерело. Над речкой алойСклонились ниже кусты смородины…Тогда впервые мне ясно стало,Что ничего нет дороже Родины.
О РАДОСТИ, О ЛУННОСТИ…
Ах, откружилась головаОт радости, от лунности,Но будет век в душе живаПора любви и юности!Пора любви среди полей,Среди закатов тающих,И на виду у журавлей,Над полем пролетающих.Того уж нет, того уж нет…Не скажешь мне, что ты моя.И даже в то, что я — поэт,Не веришь ты, любимая.Желая целый дать советХолодным тоном критика,Ты говоришь, что мысли нет,Что я похож на нытика.Мои горячие словаТы так любила в юности!..Но откружилась головаИ у тебя от лунности.В закатной пламенной тишиВдруг трубы журавлиныеТоску обманутой душиПропели над долиною.А ты ходи почаще в луг,К цветам, к закатным пламенным,Чтоб сердце пламенное вдругНе стало сердцем каменным.И, чтоб трагедией душиНе стала драма юности,Я говорю себе: пишиО радости, о лунности!
* Загородил *
ЗагородилМою дорогуОбоз. Ступил я на жнивье.А сам подумал:ПонемногуСело меняется мое!
Теперь в поляхВезде машиныИ не видать худых кобыл,И только вечныйДух крушиныВсе так же горек и уныл.
Идут, идутОбозы в городПо всем дорогам без конца,Не слышно праздныхРазговоров,Не видно праздногоЛица!..
ПОВЕСТЬ О ПЕРВОЙ ЛЮБВИ
Я тоже служил на флоте!Я тоже памятью полнО той бесподобной работеНа гребнях чудовищных волн!Тобою — эх, море, море! —Я взвинчен до самых жил,Но, видно, себе на гореТак долго тебе служил…Любимая чуть не топилась! —Ой, мама родная земля!Рыдая, о грудь мою билась,Как море о грудь корабля.В печали своей бесконечной,Как будто вослед кораблю,Шептала: «Я жду вас… вечно»,Шептала: «Я вас… люблю».Люблю вас! Какие звуки!Но звуки ни то ни се, —И где-то в конце разлукиЗабыла она про все.Однажды с какой-то дорогиОтправила пару слов:«Мой милый! Ведь так у многихПроходит теперь любовь…»Ну что ж!Я ушел от глоткиСтарпома, — я сам на видуУшел от вина и водки,От слез и подавно уйду!Но только в бессонные ночиПечальней видений других —Глаза ее, близкие очень,И море, отнявшее их…
В КОЧЕГАРКЕ
Вьется в топке пламень белый,Белый-белый, будто снег.Жилистый и смуглотелыйВозле топки человек.Вместо «здравствуйте»…— В сторонку! —Крикнул. — Новенький, кажись?И добавил, как ребенкуМне: — Смотри, не обожгись!..В топке шлак ломал с размаху,Раскрасневшись от жары.Проступали сквозь рубахуПотных мускулов бугры.Бросил лом, платком утерся.На меня глаза скосил:— А тельняшка, что, для форсу?Иронически спросил.Я смеюсь: — По мне для носкиЛучше вещи нету, факт!— Флотский, значит?— Значит флотский.— Что ж, неплохо, коли так!Кочегаром думать надо,Ладным будешь, — произнес,И лопату, как награду,Мне вручил. — Бери, матрос!В жизнь, конечно, входит атом.Атому хвала и честь!Но кой-где еще лопатамТоже много дела есть!..И теперь я тоже с жаромС ним тружусь, с дружком, на пару,Будто отдан был приказ:Стать хорошим кочегаромМне, ушедшему в запас!
В КОЧЕГАРКЕ
1Вьется в топке пламень белый,Белый-белый, будто снег.И стоит тежелотелыйВозле топки человек.
Вместо «Здравствуйте»…— В сторонку! — Крикнул.— Новенький, кажись?И добавил, как ребенку:— Тут огонь, не обожгись!..
В топке шлак ломал с размаху,Ломом, красным от жары.Проступали сквозь рубахуПотных мускулов бугры.
Бросил лом, платком утерся.На меня глаза скосил:— А тельняшка, что, для форсу?Иронически спросил.
Я смеюсь:— По мне для носкиЛучше вещи нету, факт!— Флотский, значит?— Значит флотский.— Что ж, неплохо, коли так!— Кочегаром, думать надо,Ладным будешь, — произнес,И лопату, как награду,Мне вручил. — Бери, матрос!
2В жизнь, конечно, входит атом.Но пустая это спесь —Говорить: «В музей — лопаты!»,И лопатам дело есть!
Пахло угольным угаром,Лезла пыль в глаза и рот,А у ног горячим паромШлак парил, как пароход.
Как хотелось, чтоб подулоВетром палубным сюда…Но не дуло. Я подумал:«И не надо! Ерунда!»
И с таким работал жаром,Будто отдан был приказ:Стать хорошим кочегаромМне, ушедшему в запас!
РАЗЛАД
Мы встретились у мельничной запруды,И я ей сразу прямо все сказал.— Кому, — сказал, — нужны твои причуды?Зачем, — сказал, — ходила на вокзал?
Она сказала: — Я не виновата.— Ну да, — сказал я, — кто же виноват?Она сказала: — Я встречала брата.— Ха-ха, — сказал я, — разве это брат?..
Она сказала: — Ты чего хохочешь?— Хочу, — сказал я, — вот и хохочу.Она сказала: — Мало ли что хочешь!Я это слушать просто не хочу!
Я замолчал, я криво усмехался,Не зная, кто и в чем был виноват.И попусту горел и трепыхалсяВ конце безлюдной улицы закат!
МАЛЕНЬКИЕ ЛИЛИ