Живу. Зову. Помню - Виталий Васильевич Бушуев

Изъясняюсь сухо и пространно

Изъясняюсь сухо и пространно -

я напевность речи потерял.

Растранжирив легкость ресторана,

тяжело тяну словесный трал.

А улова нету -

только камень

тянет в преисподнюю на дно,

где душе, ожегшейся о пламень,

углем сохранить меня дано.

Может быть, пройдут тысячелетья -

темным антрацитовым куском

буду не в камине чьем-то тлеть я,

а дам жару огненным мазком.

Я – потомок Огня

Я – потомок Огня

и его Повелитель.

Искры давних костров обогрели меня,

приобщая сегодня к энергоэлите,

той, которой нельзя,

не хочу изменять.

Электрический свет,

звездный блеск затмевая,

нам несет отголоски тех каменных эр,

где энергия -

времени грань теневая -

заполняла земной бесконечный размер.

И прессуя пространство и время собою,

концентрируясь в угольных черных пластах,

сила солнца

с трудом отдавалась в забое

тем,

кто привкус столетий

хранил на устах.

«На-гора» – антрацит,

под землею – пустоты.

И клокочет огонь в рукотворных котлах,

что гораздо мощней, чем военные доты,

выжигающие все дотла.

Обуздать эту силу, увы, как непросто,

но и это сумел-одолел человек,

подчинив электричество правилам ГОСТа,

осветив им маршрут в наступающий век.

Дуб

Время тащится мимо волоком,

все пространство съежилось в куб,

я – не зверь, но уже и не облако,

а скорее – распятый дуб.

От земли оскудевшей – не бегаю,

где посажен – там и расту.

В зной людей одаряю негою,

а зимой – уподоблюсь костру.

Я взмахну опаленными ветками,

в небо кинув охапки звезд.

После

угли черными метками

обозначат мой бывший рост.

Пусть сгорит мой ствол и дупло -

лишь бы было всем нам

тепло.

Судьба и воля

Судьба есть то, что я – могу,

а воля – то, чего желаю.

Но от себя – не убегу,

сценарий жизни – разыграю

как мне завещано творцом -

отцом и всею родословной;

я в маму, кажется, лицом,

подстать душе немногословной.

Но что-то свыше мне дано -

возможность слышать третье время,

быть разом с прошлым заодно,

неся грядущего беремя.

Я все, что мыслимо, вмещу

в свою вместительную душу,

пускай потом не все сыщу,

но пред неведомым – не струшу.

Мне все известно наперед

и даже то, что не случится.

Перехожу я стрежень вброд,

и подо мной вода лучится

сияньем северной луны,

а сзади нет прилипшей тени.

И горных высей валуны

покрыты мхом былых растений.

Я – не ведом, я сам иду

любым возможностям навстречу,

и не в раю и не в аду

меня земной застанет вечер.

Нет, в паутине страстных мук

я не запутаюсь бесславно,

а разорву порочный круг,

чтобы пройти тропою главной.

Пусть на феномены скупа -

душа, внутри меня пылая,

влечет, куда велит судьба,

куда я сам того желаю.

Ветер по крышам зубами скрежещет

Ветер по крышам зубами скрежещет,

дождь по лицу

как пощечиной хлещет,

мозг будоражат неясные вещи,

в скрипе деревьев -

два голоса вещих.

Первый пророчит грядущую осень,

мокрое небо, забытую просинь

и в наказанье, что бога забросил,

вечный покой у подножия сосен.

С ним не согласный -

второй мне пророчит

белую трепетность свадебной ночи,

беглую россыпь задиристых строчек

и … наваждение мартовских почек.

Что Истина?

Что Истина? -

Не плод ума,

не дар духовных размышлений.

Она -

мой посох и сума,

и бытие труда и лени.

Приобретения

Приобретения -

тюрьма,

взведенная до совершенства.

О, расточительство ума –

не знаю большего блаженства.

Звук звезды

Звезда – путеводитель по Вселенной,

мое второе – в этом мире – Я.

И музыкой неслышной и нетленной

звучит в душе космический рояль.

Год назад

Год назад

в такой же душный вечер

я глядел в закрытое окно,

как на небе вспыхивали свечи

грозового дерзкого кино.

Столько было страсти в той картине,

столько неподдельного огня,

что виденье то живет поныне

на сетчатке глаза у меня.

Что – случайность

иль закономерность:

в тот же день и даже в тот же час

небо год спустя опять разверзлось,

фейерверками молний облачась.

Мечутся запаленные стрелы

в грозогласной суете огня,

возвращая к ранам застарелым,

возвращая к прошлому меня.

Снова та же мысль сжимает лоб мне,

чудится: еще, еще чуть-чуть,

голова не выдержит и лопнет,

и оттуда вывалится Чудь

в родовом кровавом облаченьи,

новою Палладой становясь —

и утратит Зевс свое значенье,

и прервется временная связь.

Повторюсь ли я судьбой иною,

чтобы в сонме замыслов и сил

смог допеть оборванные мною

в этот час грозы

фа, соль, ля, си.

06.06.95 г.

Все-не вдруг

Не убий, не лги, не укради,

не прелюбодействуй, не завидуй.

Да хоть сотню «не…» нагороди,

не они мою составят свиту.

Я нещадно годы воровал,

врал себе, что впереди их много,

всех красивых женщин ревновал,

бесхребетно плавал как минога.

Не был богомольцем и святым,

никогда ни в чем не знал запрета,

жил разнообразьем суеты,

вторя алогичности Парето.

Лишь теперь, итожа жизни круг,

чаще-мысля,

поступая – реже,

понимаю:

все – не вдруг,

в хаосе всегда есть стрежень.

Нечет – чет

Мне солнце щекочет закрытые очи

и ветер забытость сметает с ушей,

я весь обескровлен,

я весь обесточен,

свинцовой пластинкой —

экран на душе.

Но кровью наполнены гроздья рябины,

и сок свежеструйно по жилам течет;

в глазах полыхают живые рубины,

и жизнь -

то ли «нечет»,

но более «чет».

Зачем к тому скоплению стихов

Зачем к тому скоплению стихов,

которых больше чем на солнце пятен,

еще мои.

Без слов

я каждому понятен.

И все же труд писать стихи

мне тяжек, но приятен.

Мне было 20 лет когда-то

Мне было 20 лет когда-то,

я плыл как «облако в штанах»,

но явно было маловато

мне неба в четырех стенах.

То нарывался на закаты,

в рассветы тыкался впотьмах,

то звезды прятались в томах

стихов моей «Махабхараты».

Прошли года. Я стал взрослее,

умней, практичнее и