Радуга ярких проказ - Сергей Данилов
Тихий, размеренный ритм,
Чужда ей жизни абсурдность,
Кротость — её алгоритм.
А толстосум постоянно
Хочет достать до небес,
Рядом с ним в жерле вулкана
Крутится алчности бес.
Нет безмятежного счастья,
Мним олимпийский покой.
Штиль — иль доходов ненастья?!
Выбор всегда за тобой!
Бутон души
С неосторожным любопытством
Он созерцал бутон души
И препарировал с бесстыдством,
Делил богатство на гроши.
Переживанья дней сопливых,
Лет конопатых кровоток,
Боязнь плетей несправедливых,
Всегда развязанный шнурок…
Хранить не стоит хлам приватный –
Тетради, марки, дневники,
Весь этот мусор пубертатный –
Густым сединам вопреки.
Прогулки ночью род луною
И первый робкий поцелуй
Давно отжили, бог с тобою,
Очнись и больше не пасуй!
Ты был удачливым порою,
С фортуной ветреной на ты,
Легко командовал толпою,
Чурался наглой клеветы.
Что от империи осталось?
Где твой финансовый успех?
До жалкой кляксы дело сжалось,
В карманах множество прорех.
Да, ты влюблялся откровенно,
В надеждах долго пребывал,
Всё отдавал самозабвенно,
Но завершился страстный бал.
Быт — холостяцкая однушка,
Собранье брошенных вещей.
Не динамит ты, а хлопушка,
Забытый, брошенный кощей.
Не пригодился даже детям,
Хоть над пелёнками дрожал…
Рассеял память по кассетам
И смотришь, словно сериал.
Бутон души завял безвольно.
Он саркастично хохотал.
Чтоб нестерпимо стало больно,
Кромсал в аффекте гладь зеркал.
Терпеливый ростовщик
О, как легко ты лжёшь в лицо,
Меня терзаешь беспричинно.
Неправды горькое кольцо
Вокруг меня блестит картинно.
Сказала томно: «Извини,
Все эти дни полны работы.
Назавтра проводы родни –
Должны уехать до субботы.
Потом уборочный аврал –
Дом привести в порядок надо,
С глухой соседкою скандал,
Покраска старого фасада.
Скопилась уйма липких дел:
Поход к врачу, проблемы в школе.
Вновь сокращают мой отдел,
Все возмущаются: «Доколе!»
Приду к тебе со дня на день,
Вот только разгребу завалы».
Скользнула лёгкой грусти тень,
Как будто звякнули бокалы…
Ты — мой пожизненный должник,
В залоге дача и квартира.
Я кровь процентов пить привык
С азартом жадного вампира.
Подобие эфира
Распахну окно ночное,
Звёзд впитаю млечный свет,
Истребив в себе дурное,
Встречу ласковый рассвет.
Различу дыханье мира,
Пульс вселенной уловлю,
Став подобием эфира,
Расскажу, как всех люблю.
Порочные капризы
Поддаваясь порочным капризам,
Секс имел я по три раза в день,
По шалманам ходил и стриптизам –
Жизнь стрелой понеслась набекрень.
Я не слышал несмелых протестов,
Сладострастием полнились дни.
В результате проверенных тестов
У меня очень много родни.
Без сомнений
Нет обоснованных сомнений –
Всевышнего я прогневил.
И он меня без промедлений
Природной трезвости лишил.
Я вдруг решил: все люди братья,
Любой подставит мне плечо,
Последнюю рубаху, платье
Отдав, обнимет горячо.
Но это было заблужденье,
Вор нагло лез ко мне в карман
И, получая наслажденье,
Цедил сквозь зубы: «Ну болван!»
Я долго верил государству,
Считал — в делах мы заодно,
Забыв про царское коварство:
Для гневной власти все — говно.
Надеясь женщин осчастливить,
Хотел для каждой рай создать,
Но приходилось врать, фальшивить
И о других не вспоминать.
Надежду, веру и наивность
Закрыл надёжно на замок.
Мне помогают агрессивность,
Блуд, беспринципность и порок.
Мещане
Нет энергии успеха,
Сил для секса тоже нет.
Примитивная утеха –
Прикроватный интернет.
Развалившись на диване,
Посетить привычный чат,
Уточнить, о чём мещане
Между делом говорят.
Начитавшись свежих сплетен,
Перейти на сериал –
Так досуг вполне бюджетен,
Не транжирит капитал.
В соцсетях, как в океане:
То торнадо, то покой,
Пенятся шторма в стакане,
Фон буянит новостной,
Фото, видео завалы,
Блеск рекламы тут как тут,
Скалят зубы идеалы,
Слоганы бесстыдно лгут.
Беллетристику сменили
Смайлики во всей красе
И бескровно истребили
Дух романов, вкус эссе.
Всё обыденно и просто,
Отдыхает интеллект.
Время мелочных прохвостов
И разжёванных котлет.
Затёртая пастораль
Природа отступает, ангары маршируют,
В закатном дымном мареве краснеющая даль.
Строительные фирмы о планах рапортуют,
Стирают фуры грязные соляркой пастораль.
Бензиновые лужи, асфальтовые тропы,
Из смога ядовитого на небе облака.
Бульдозеры и краны — послушные холопы –
Медовую идиллию гнобят исподтишка.
Салатовая нежность сдала свои форпосты,
На марше сивость блеклая, стекла с бетоном рать.
Пни — словно обелиски, а вырубки — погосты.
Витает в душном мареве карбида благодать.
Травник
Травы все целебны без разбора.
Рву руками, пью душистый чай,
Собираю даже у забора
Сочный и цветущий урожай.
Зверобой, пахучая мелисса,
Пряная ромашка и чабрец,
Лепестки весеннего нарцисса
И кипрей — известный всем гордец.
Я сушу календулу, душицу,
В поле обрываю васильки,
Добавляю щедро медуницу
Хворям и болезням вопреки.
Не нужны пилюли и таблетки,
Ни к чему уколы, порошки –
Дал плоды шиповник у беседки,
Распушились мятою горшки.
Стратостат
вольных дум
Ликёр
Ликёр из водки сделать просто:
Поллитра, сахара сто грамм,
Лимона цедра… следом тосты
За мир, любовь, прелестных дам.
Потом тяжёлое похмелье
И сожалений ожерелье.
Заброшенная дача
Вот кровать с железной сеткой
На казарменный манер,
С пожелтевшей этикеткой;
Рядом скошенный торшер.
Как железный блин — рефлектор,
Что одаривал теплом,
С диафильмами проектор,
Разномастных тряпок ком.
Украшают быт чеканки,
Репродукции картин,
Самокат кургузый, санки,
Отслуживший ковролин.
Репродуктор запылённый,
Заржавевший инструмент,
А санузел совмещённый
До сих пор хранит брезент.
Позаброшенная дача –
Детских лет моих удел, –
Словно загнанная кляча,
Оказалась не у дел.
Ностальгирую смиренно,
Проживая вновь года,
И смотрю, как двор надменно
Захватила резеда.
Мебельные мечты
Гардероб — не просто шкаф,
Жалюзи — не занавески.
Блюдо с множеством приправ –
Комната в гламурном блеске.
Элегантное трюмо
В зазеркалье приглашает:
Коль поставлено умно,
То пространство расширяет.
Шарм привносит шифоньер
С массой ящиков в глазницах,
Улучшает интерьер
И в альковах, и в светлицах.
Секретер — моя мечта
Для творений и досуга.
Если в доме теснота,
Лучше нет в работе друга.
Обожаю канапе,
Неподъёмные комоды.
Горки в вычурной резьбе –
Стиль вне времени и моды.
Оттоманку я желал,
Но дыра в моём бюджете.
О шезлонге помечтал
На скрипучем табурете.
