guru1 - Пираты Флибусты (часть первая)
Из записок Чтеца:
КАМЕННЫЙ ГОСТЬ
Динь-дон... Динь-дон...
Кто идёт по ночной улице? Воют домашние псы, а дворовые жмутся друг к другу, дрожат, скалят бессмысленно зубы, тускло отсвечивают мёртвыми плошками глаз.
Динь-дон...
Хрустит брусчатка под тяжёлой поступью, крошится в песок. В придорожной канаве, выставив зады, зарываются в донные отложения загулявшие за полночь ловеласы. Хрустит брусчатка. Завтра в ратуше снова закричат о воровстве средств на ремонт дорог. Если будет кому кричать.
Динь-дон... Динь-дон...
Бежит по узкой улочке фонарщик, осыпая небеса визгливыми клятвами о принятии обета абстиненции, перемежая их с гнусной божбой и призывами спасти его многогрешную душу. Молчат стрельчатые башенки храма, заперты на засовы кованые двери, нет никого, только дорожка рассыпанной в спешке мелочи указывает направление бегства нищего паралитика, безотрывно сидевшего на ступенях храма четверть века...
Динь-дон...
Ужас мерно шагает по городку, задевая плечами балконы. Сыплются дождём с балконов горшки герани, и едва уворачивается от этого дождя распялившийся на ковре плюща очумелый кот.
Динь! Дон! Динь! Дон!
Трясётся колокольчик на двери скульптора Корвуса Третьего. Будто пружина подбрасывает скульптора со смятых простыней, заботливо застеленных служанкой Бабеттой всего лишь месяц назад.
Путаясь в длинной ночной рубахе и натягивая на затылок колпак, сползающий на глаза, крадётся к двери трепещущий Корвус Третий. Гул, подобный подземному урагану, доносится из-за дубовых плах, окованных медью.
Ужасный голос, голос Ада, приводит его в содрогание.
- За-а-а-ачемммм... Зачеммммм...
И в последние мгновения перед встречей со святым Петром Корвус Третий отчётливо вспоминает, как, напившись аквавиты с кузеном Чтецом, приехавшим в город для получения наследства, они прицепили на причинное место каменной статуи с острова Рапа-нуи, стоявшей на рыночной площади в честь подвигов почётного гражданина города мэтра Чтеца, щедро финансирующего мэрию, хрустальные колокольчики. И хохотали, когда лёгкий бриз заставлял их звенеть и петь: «Динь-дон! Динь-дон!!»
***
OLD VAGRANT RELOAD
Ходил на корабле один пират. Старенький уже, песок сыплется, а с абордажным крюком что лорд с вилкой обращался. Не раз пираты из сочувствия заводили разговор, что, мол, пора бы деду на покой, правнуков нянчить да по праздникам рюмку-другую желудочного ликёра герра Биттнера принимать...
Но тот только хихикал меленько, да опять на абордаж лез.
А в ночь перед последним абордажем признался юнге Питеру, прозванному за некоторые нерукопожатные развлечения «Пека-Энн», что лелеет он, Старый Бродяга, надежду, что получит перерождение после героической смерти, и будет он в этом перерождении жить в холодной северной стране, где сначала установит власть охлоса над дворянами, а потом станет её, страны этой, полновластным Хозяином.
И будет в той стране тьма, и скрежет зубовный, и огненные колесницы. И будет он, Старый Бродяга, править миром...
Пека-Энн захолодел от ужаса, почувствовав разлившийся в воздухе явственный запах жжёной серы. Не в силах далее смотреть в немигающие жёлтые, с вертикальными зрачками, глаза старика, он отпрыгнул на десяток футов.
И завизжал.
Говорят, даже Весёлый Роджер на несколько склянок оставил в покое русского царя, поставив вместо изящной точки огромную кляксу на пасквиле.
Говорят, даже Лорд на мгновение захотел оторвать обрюзгшее и распухшее во мгле трюма тело от пыльной паутины и одним (единственным) глазом выглянуть наружу. Но вместо этого отпочковал очередного кадавра-клона и захрапел.
Переполошённая команда увидела лишь сверкающий в лунной дорожке голый зад Пеки-Энн, плывущего к атоллу...
- И чего смотрим? Чего не спим? - рявкнул боцман. - Завтра абордаж! Спать всем, собачьи дети!
В бою пираты не очень обращали внимание друг на друга, стремясь к заветной цели. И всё было бы как обычно, но в то злосчастное утро время замерло.
И раздался Голос:
- Vagrant suspend!
И через миг:
- Vagrant destroy!
Медленно-медленно качнулось время, и пираты увидели падающего на палубу вражеского брига Старого Бродягу с пронзённой шпагой вражеского капитана грудью.
Потом снов раздался Голос:
- Vagrant global-status!
- Vagrant port!!
- Vagrant reload!!!
- Vagrant resume!!!!!!
И голос мёртвого Старого Бродяги прохрипел:
- Спасибо, Хозяин! Приступаю к выполнению миссии!
Впервые пираты дружно пожалели о том, что на их корабле нет ни одного, пусть и завалящего, священника…
И после абордажа заставили Чтеца всю ночь, пока они устраивали тризну, читать громко и нараспев все известные ему священные тексты…
***
Из записок Чтеца:
СТИХОТВОРЕНИЕ, ОСТАВЛЕННОЕ В АЛЬБОМЕ ЧТЕЦА КРАСАВИЦЕЙ ИЗ ДАЛЁКОЙ ХОЛОДНОЙ РОССИИ
Я не знаю, что со мной случилось:
В гладь воды случайно посмотрела –
Пышущим здоровьем я лучилась,
В отраженьи ж будто захирела.
Где грудя почтенного размера?
Где бедро как ветка баобаба?
Бледная морская лимфатера,
Криль поганый вовсе, а не баба!
Жиденькие волосы, рыжея,
Обрамляют измождённый облик.
Господи! Да я же - Лорелея!
Но небес не слышен грозный отклик.
Не хочу я этого косплея!
Срочно тело русское верните!
В отраженьи грустно Лорелея
С гребня тянет жиденькие нити...
***
ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ
На Тортуге готовились к празднованию Дня Независимости.
Мероприятие это всегда отличалось широтой, массовостью и безудержным весельем, что, в понимании пиратов, сводилось к трём вещам: обильным возлияниям, обильной пище и, если позволяли силы, обильными же контактами с местными и понаехавшими дамами.
Примерно за полгода до начала торжеств из портов всего обитаемого мира выходили баркентины, осевшие под тяжестью нежных красавиц и их туалетов по самую ватерлинию. И неспешно двигались к Тортуге, создавая ажиотаж предвкушения среди береговых пиратов и напряжение, стремящееся к скорейшему разрешению, на самих транспортах.
Но дамы, всё-таки, были на третьем месте.
А на первом и втором - выпивка и еда. Их пираты обсуждали по римскому обычаю на форумах - открытых площадках, где любой пират, и береговой и корабельный, и старый и молодой, и здоровый и не очень, мог свободно высказаться о том, что он пил и ел в своей жизни, как в пиратской, так и до того...
Пираты готовили цветистые речи заранее.
Многие из них, выползшие из клоак Вероны или подземелий Парижа, из трущоб Лондона или Санкт-Петербурга (что в России), из притонов Бангкока или Киншасы, понятия не имели в допиратской жизни о том, что еда - это не протухающие объедки из сточной канавы, за которые нужно насмерть драться с бродячими псам, а нечто нежное, ароматное, воздушное, тающее во рту, а не в руках...
Они не представляли, что напитки не обязательно готовить из наплёванного индеанками в кувшин пережёванного кактуса или из гнилой брюквы. Некоторые, особенно выходцы из России, раньше считали, что "царская водка" - это оглушительной крепости напиток, а не смесь азотной, серной и плавиковой кислот... И требовали налить им на три пальца во всех портовых кабаках.
Главная для пиратов проблема состояла в том, что под влиянием пиратских форумных фантазий администрация Тортуги год от года поднимала планку мероприятия. И увеличивала требования к гостям и участникам.
Губернатор издал указ, в котором пиратам предписывалось овладеть политесом, умением поглощать пищу с помощью столовых приборов и знаниями об истории обжорства и опивания, с тем, чтобы вести пристойную застольную беседу, а не как обычно.
Те же, кто будут вести себя как обычно, будут изгоняться с Тортуги неопохмелёнными, гласил указ. И дорога к столам им будет заказана на один год с последующим продлением. Без права амнистии. Про амнистию дописал писец (не Писец, то есть Роджер, а писец, который мечтал стать Чтецом и учил разные умные слова наизусть).
Понятно, что капитанам кораблей вовсе не хотелось ударить лицом в грязь, потому что они более привычны бить другими частями тела.
А такая перспектива была реальной. По указу губернатора, капитан, чьи пираты себя проявят как самые необразованные, неотёсанные и неподготовленные к масштабному празднованию, должен был в знак покаяния в пояс поклониться Братству. При этом перед ним ставился чан с грязью, примерно чуть выше его поясного платка... Грязь же для чана любовно весь год собирали, хранили и помешивали жители Тортуги, предвкушая развлечение...
