Виктор Соснора - Лист
Детская песенка
Спи, мой мальчик, мой матрос.В нашем сердце нету роз.Наше сердце — север-сфинкс.Ничего, ты просто спи.
Потихоньку поплывем,после песенку споем,я куплю тебе купель,твой кораблик — колыбель.
В колыбельке-то (вот-вот!)вовсе нету ничего.Спи. Повсюду пустота.Спи, я это просто так.
Сигаретки — маяки,на вершинах огоньки.Я куплю тебе свирельслушать песенки сирен.
Спи, мой мальчик дорогой.Наше сердце далеко.Плохо плакать, — все прошло,худо или хорошо.
Мартынов в Париже
Вы видели Мартынова в Париже?
Мемориальны голуби бульваров:сиреневые луковицы небана лапках нарисованных бегут.Париж сопротивляется модерну.Монахини в отелях антикварныхчитают антикварные молитвы.Их лица забинтованы до глаз.
Вы видели Мартынова в Париже?
Мартынов запрокидывал лицо.Я знаю: вырезал краснодеревщикего лицо, и волосы, и пальцы.О, как летали золотые листья!Они летали хором с голубями,они как уши мамонтов летали,отлитые из золота пружины.Какие развлеченья нам сулили,какие результаты конференций!Видения вандомские Парижа!
А он в Париже камни собирал.
Он собирал загадочные кремни:ресницы Вия, парус Магеллана,египетские профили солдат,мизинцы женщин с ясными ногтями.Что каждый камень обладает сердцем,он говорил, но это не открытье,но то, что сердце — середина тела,столица тела, это он открыл.Столица, где свои автомобили,правительства, публичные дома,растения, свои большие птицы,и флейты, и Дюймовочки свои…
Был вечер апельсинов и помады.Дворцы совсем сиреневые были.Париж в вечернем платье был прекрасен,в вечернем и в мемориальном платье.
"Знал и я раньше"…
Знал и я раньше,да и недавно,страх страницы…Написать разве,как над Нотр-Дамомптицы, птицы.
Рассветал воздух,воздух звезд. Луныуплывали.Транспорт пил водухимии. Люди —уповали.
Про Париж пелибоги и барды(ваша — вечность!).Ведь у вас — перлы,бал — баллады,у меня — свечка.
И метель в сердце —наверстай встречи!Где моя Мекка?В жизни и смертиу меня — свечка,мой значок века,светофор мига,мой простой праздник,рождество, скатерть…Не грусти, милый,все — прекрасно,как — в сказке.
Гении горя(с нашим-то стажем!),мастера муки!Будь же благ, город,что ты дал дажерадость разлуки.
Башенки Лувра,самолет снится,люди — как буквы,лампочки — луны,крестики — птицы…Будь — что будет!
Исповедь Дедала
М. Кулакову
В конце концов признанья — тоже поза.Придет Овидий и в «Метаморфозах»прославит имя тусклое мое.Я лишь Дедал, достойный лишь Аида,я лишь родоначальник дедалидов,ваятелей Афин и всех времен.
В каком-то мире, эллинов ли, мифов,какой-то царь — и Минос и не Минос,какой-то остров — Крит или не Крит.Овидий — что! — Румыния, романтик,я вовсе не ваятель, — математик,я Миносу построил Лабиринт.
Все после — критских лавров ароматы,Геракл и паутинка Ариадны,Тезея-Диониса маета,Плутарха историческая лирао быко-человеке Лабиринта,чудовище по кличке Минотавр.
Все — после. Миф имеет ипостаси.Я не художник. Я — изобретатель.Лишь инструменты я изобретал:топор, бурав и прочие… а кроме,пришел на скалы, где стоял Акрополь,и где (я знал!) стоит художник Тал.
Там он стоял. В сторонке и отдельно.В темнеющей от вечера одежде,ладони рук, приветствуя, сомкнул.Я поприветствовал и, обнимаяи постепенно руки отнимая,отпрянул я! И со скалы столкнул.
Сын брата моего и мой племянник,для девушек — химера и приманка,для юношей — хулитель и кумир,мечтатель мальчик с мышцами атлета,вождь вакханалий с мыслями аскета,которого учил я и кормил,
которого ни слава не манила,ни доблести, и не было мерилав его судьбе — сама собой судьба.Животное и труженик. Неверно —«раб творчества» или «избранник неба»,все проще: труд избранника-раба.
Как я убил? Известно как. Извольте:на скалах водоросли и известка,он поскользнулся и упал, увы!Кто и когда вот так не оступался?..Я счастлив был. Но как я ошибался!Я не его — я сам себя убил.
Они меня ни в чем не извинялии добросовестные изваяньямои — кирками! под ступени плит!Был суд. И казнь. Я клялся или плакал.Был справедлив статут ареопага.Я испугался. Я сбежал на Крит.
О, как волна эгейская играла!..Все после: Минос, крылья, смерть Икара,не помню, или помню кое-как.Но идолопоклонники Элладыпро Тала позабыли, а крылатостьмою провозгласили на века.
Смешные! Дети-люди! Стоит записьв истории оставить всем на зависть,толпа в священном трепете — талант!И вот уже и коридоры Крита,и вот мои мифические крылья,«да не судим убийца: он — крылат!»
Орфеев арфы и свирелей ноты,орлы небес и комары болота,—хохочет Хронос — судороги скул!Кому оставить жизнь — какой-то розеили фигуре Фидия из бронзы?Не дрогнув сердцем, говорю: цветку.
Он, роза, жив, отцвел и умирает,а Фидий — форма времени, он — мрамор,он только имя, тлен — его талант,ни искупленья нет ему, ни чувства.А то, что называется «искусство»,—какие камни, мертвые тела!
Кто архитектор, автор Пирамиды?Где гении чудес Семирамиды?О, Вавилонской башни блеск и крах!Где библии бесчисленных отечеств?Переселенье душ библиотекиалександрийской? Все, простите, прах.
Искусство плавят боги, а не бесы,художник — только искорка из бездны,огни судьбы — агонии огни.Остановись над пропастью печали,не оглянись — тебя предупреждали,—о прорицатель, о, не оглянись.
Не оглянись, художник. Эвридикаблеснет летучей мышью-невидимкой,и снова — тьма, ни славы, ни суда,ни имени. И все твои твореньяиспепелит опять столпотворенье.И пепел разлетится навсегда.
Все, что вдохнуло раз — творенье Геи.Я — лишь Дедал. И никакой не гении.И никакого нимба надо мной.Я только древний раб труда и скорби.Искусство — икс, не найденный, искомый.И никому бессмертья не дано.
Гомер
1
На небеса взошла Луна.Она была освещена.
А где-то, страстен, храбр и юн,к Луне летел какой-то Лун.
Не освещенный, не блистал.Он лишь летал по небесам.
Сойдутся ли: небес канонона и невидимка — он?
2
Там кто-то ласточкой мелькнул.Там кто-то молнией мигнул.
Кузнечик плачет (все во сне!),и воет ворон в вышине.
Чей голос? Голосит звезда,или кукушка без гнезда?
Овчарня — овцам. Совам — сук.Когтям — тайник. Копытам — стук.
Ах, вол и волк! Свободе — плен.Льду — лед. А тлену — тлен и тлен.
И по слезам в последний часкак семь потов — в семь смертных чаш!
3
