Илья Эренбург - Стихи

Люди обессилят в душных городах.

Овладеет ими новая причуда -

Жить, как прадеды, в болотах и в лесах.

Увлекут их травы, листья и деревья,

Нивы, пастбища, покрытые травой.

Побредут они на древние кочевья,

Стариков и женщин увлекут с собой.

Перейдя границы города – заставы,

Издали завидев первые поля,

Люди будут с криком припадать на травы,

Плакать в исступленье и кричать: "Земля!" В парах падая на травяное ложе, Люди испугают дремлющих зверей.

Женщины впервые без стыдливой дрожи

Станут прижимать ликующих мужей.

Задыхаясь от нахлынувшего смеха,

Каждый будет весел, исступлен и наг.

И ответит на людские крики эхо

Быстро одичавших кошек и собак.

Далеко, почти сливаясь с небосводом

На поля бросая мутно-желтый свет,

Будет еле виден по тяжелым сводам

Города истлевший и сухой скелет.

Апрель или май 1911

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Когда встают туманы злые

И ветер гасит мой камин,

В бреду мне чудится, Россия,

Безлюдие твоих равнин.

В моей мансарде полутемной,

Под шум парижской мостовой,

Ты кажешься мне столь огромной,

Столь беспримерно неживой,

Таишь такое безразличье,

Такое нехотенье жить,

Что я страшусь твое величье

Своею жалобой смутить.

Март или апрель 1912

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Когда в Париже осень злая

Меня по улицам несет

И злобный дождь, не умолкая,

Лицо ослепшее сечет,Как я грущу по русским зимам, Каким навек недостижимым Мне кажется и первый снег, И санок окрыленный бег, И над уснувшими домами Чуть видный голубой дымок, И в окнах робкий огонек, Зажженный милыми руками, Калитки скрип, собачий лай И у огня горячий чай.

Март или апрель 1912

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

РОССИИ

Ты прости меня, Россия, на чужбине Больше я не в силах жить твоей святыней.

Слишком рано отнят от твоей груди,

Я не помню, что осталось позади.

Если я когда-нибудь увижу снова

И носильщиком, и надпись "Вержболово",

Мутный, ласковый весенний день,

Талый снег и горечь деревень,

На дворе церковном бурые дорожки И березки хилой тонкие сережки,Я пойму, как пред тобой я нищ и мал, Как я много в эти годы растерял.

И тогда, быть может, соберу я снова

Все, что сохранилось детского, родного,

И отдам тебе остатки прежних сил,

Что случайно я сберег и утаил.

Февраль или март 1913

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

1

Значит, снова мечты о России -

Лишь напрасно приснившийся сон;

Значит, снова дороги чужие,

И по ним я идти обречен!

И бродить у Вандомской колонны

Или в плоских садах Тюльери,

Где над лужами вечер влюбленный

Рассыпает, дрожа, фонари,

Где, как будто веселые птицы,

Выбегают в двенадцать часов

Из раскрытых домов мастерицы,

И у каждой букетик цветов.

О, бродить и вздыхать о Плющихе,

Где, разбуженный лаем собак,

Одинокий, печальный и тихий

Из сирени глядит особняк,

Где, кочуя по хилым березкам,

Воробьи затевают балы

И где пахнут натертые воском

И нагретые солнцем полы…

2

Уж слеза за слезою

Пробирается с крыш,

И неловкой ногою

По дорожке скользишь.

И милей и коварней

Пооттаявший лед,

И фабричные парни

Задевают народ.

И пойдешь от гуляний -

Вдалеке монастырь,

И извощичьи сани

Улетают в пустырь.

Скоро снег этот слабый

И отсюда уйдет

И веселые бабы

Налетят в огород.

И от бабьего гама,

И от крика грачей,

И от греющих прямо

Подобревших лучей

Станет нежно-зеленым

Этот снежный пустырь,

И откликнется звоном,

Загудит монастырь.

Март 1913

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

На площади пел горбун,

Уходили, дивились прохожие:

"Тебе поклоняюсь, буйный канун

Черного года!

Монахи раскрывали горящие рясы,

Казали волосатую грудь.

Но земля изнывала от засухи,

И тупился серебряный плуг.

Речи говорили они дерзкие,

Поминали Его имена.

Лежит и стонет, рот отверст,

Суха, темна.

Приблизился вечер.

Кличет сыч.

Ее вы хотели кровью человеческой

Напоить!

Тяжелы виноградные гроздья,

Собран хлеб.

Мальчик слепого за руку водит.

Все города обошли.

От горсти земли он ослеп.

Посыпал ее на горячие очи,

Затмились они.

Видите – стали белыми ночи

И чернью покрылись дни.

Раздайте вашу великую веру,

Чтоб пусто стало в сердцах!

И, темной ночи отверстые,

Целуйте следы слепца.

Ничего не таите – ибо время

Причаститься иной благодати!"

И пел горбунок о наставшем успении

Его преподобной матери.

Февраль 1915

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

В ВАГОНЕ

В купе господин качался, дремал, качаясь Направо, налево, еще немножко.

Качался один, неприкаянный,

От жизни качался от прожитой.

Милый, и ты в пути,

Куда же нам завтра идти!

Но верю: ватные лица,

Темнота, чемоданы, тюки,

И рассвет, что тихо дымится

Среди обгорелых изб,

Под белым небом, в бесцельном беге,

Отряхая и снова вбирая Сон, полусон,Все томится, никнет и бредит Одним концом.

Апрель 1915

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

На Болоте стоит Москва, терпит:

Приобщиться хочет лютой смерти.

Надо, как в чистый четверг, выстоять.

Уж кричат петухи голосистые.

Желтый снег от мочи лошадиной.

Вкруг костров тяжело и дымно.

От церквей идет темный гуд.

Бабы все ждут и ждут.

Крестился палач, пил водку,

Управился, кончил работу.

Да за волосы как схватит Пугача.

Но Пугачья кровь горяча.

Задымился снег под тяжелой кровью,

Начал парень чихать, сквернословить:

"Уж пойдем, пойдем, твою мать!..

По Пугачьей крови плясать!"

Посадили голову на кол высокий,

Тело раскидали, и лежит на Болоте,

И стоит, стоит Москва.

Над Москвой Пугачья голова.

Разделась баба, кинулась голая

Через площадь к высокому колу:

"Ты, Пугач, на колу не плачь!

Хочешь, так побалуйся со мной, Пугач! …Прорастут, прорастут твои рваные рученьки, И покроется земля злаками горючими, И начнет народ трясти и слабить, И потонут детушки в темной хляби, И пойдут парни семечки грызть, тешиться, И станет тесно, как в лесу, от повешенных, И кого за шею, а кого за ноги, И разверзнется Москва смрадными ямами, И начнут лечить народ скверной мазью, И будут бабушки на колокольни лазить, И мужья пойдут в церковь брюхатые И родят, и помрут от пакости, И от мира божьего останется икра рачья Да на высоком колу голова Пугачья!" И стоит, и стоит Москва.

Над Москвой Пугачья голова.

Желтый снег от мочи лошадиной.

Вкруг костров тяжело и дымно.

1916

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Я не знаю грядущего мира,

На моих очах пелена.

Цветок, я на поле брани вырос,

Под железной стопой отзвенела моя весна.

Смерть земли? Или трудные роды?

Я летел, и горел, и сгорел.

Но я счастлив, что жил в эти годы,Какой высокий удел!

Другие слагали книги пророчеств,

Племена небес стерегли.

Мы же горим, затопив полярные ночи

Костром невозможной любви.

Небожители! Духи! Святые!

Вот я, слепой человек,

На полях мятежной России

Прославляю восставший век!

Мы ничего не создали,

Захлебнулись в тоске, растворились в любви, Но звездное небо нами разодрано, Зори в нашей крови.

Гнев и смерть в наших сердцах,

На лицах отсвет кровавый -

Это мы из груди окаменевшего творца

Мечом высекали новую правду.

Март 1919

Илья Эренбург. Стихотворения и поэмы.

Новая библиотека поэта.

Санкт-Петербург: Академический проект, 2000.

Ветер летит и стенает.

Только ветер. Слышишь – пора.

Отрекаюсь, трижды отрекаюсь