Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск восьмой

Пароход шел левой стороной пролива, и остров Хоккайдо был виден как на ладони, тогда как Хонсю едва синел на горизонте.

Степан поздоровался с Василием Пименовичем Приходько, старым дальневосточным капитаном, кивнул рулевому, посмотрел на подволок рубки. Там шаркали ногами: видимо, третий штурман, юный парнишка, брал пеленги по главному компасу.

— Япония, Василий Пименович? — спросил Бакшеев, хотя ничего другого, кроме Японии, здесь быть не могло.

— Она самая, доктор, — ответил капитан.

Степан вышел на крыло, почувствовал, как начинает припекать солнце, увидел впереди странной формы пароход с четырьмя трубами, взял бинокль и поднес к глазам.

— Железнодорожный паром, — услышал он рядом голос капитана. — Идет из Хакодате в Аомори.

— Вы бывали здесь? — спросил Степан капитана.

— Неоднократно, — ответил Приходько. — Еще до революции стоял на линии Владивосток — Иокогама. Да и в Хакодате приходилось бывать.

Сверху спустился третий штурман» он шмыгнул в рубку, шепча что-то про себя, наверное, пеленги, чтоб не забыть их цифровые значения. Потом он появился на крыле ходового мостика и только теперь заметил Бакшеева, поздоровался и сказал, обращаясь к Приходько:

— Точка есть, Василий Пименович.

— Через пятнадцать — двадцать минут определяйтесь, — сказал капитан. — Оно вам не во вред, побегать-то.

— Сводку слыхал, доктор? — спросил он Бакшеева. — Лезет к Волге, сволочь.

— Сегодня еще не слышал, — ответил Степан.

— И эти, — капитан кивнул в сторону берега, — зашевелились…

«Имандра» шла вперед, к Тихому океану. Море было удивительно красивым и безмятежным, и ничто не напоминало о том, что где-то за тысячи километров идут жестокие бои, льется кровь и воздух пахнет сгоревшим порохом.

— Куда он идет, стервец?! — крикнул Приходько.

Степан вздрогнул от неожиданности и глянул прямо по курсу.

Навстречу «Имандре» полным ходом мчался сторожевой катер с японским флагом на корме.

Расстояние между кораблями сокращалось с каждой секундой. Третий штурман беспокойно глянул на капитану, тот сердито пыхтел, но не произнес ни слова. «Имандра» шла вперед, не меняя курс и не сбавляя ход. Когда до столкновения остались считанные метры, катер резко принял влево и проскочил по правому борту советского парохода.

На мостике скалил зубы молодой офицер в фуражке с высокой тульей. У носового пулемета стоял матрос и, когда катер поравнялся с «Имандрой», взялся за рукоятку и направил ствол в ее борт, будто намереваясь открыть огонь.

— Вот так каждый раз, — тяжело вздохнув, сказал Василий Пименович, когда японцы, покрутившись вокруг судна минут пятнадцать, ушли в сторону коробок-домиков Хакодате. — И войны с ними нет, а чувствуешь себя, как на бочке с порохом.

В 13 часов 10 минут пароход «Имандра» миновал Сангарский пролив и вышел в Тихий океан.

Степан Бакшеев вновь поднялся на мостик. Шла вахта второго штурмана. Капитан после обеда ушел в каюту. Пролив миновали благополучно, на вахте стоял достаточно опытный судоводитель, и старик мог позволить себе отдохнуть.

Сразу после выхода из пролива судно окружили дельфины. Их было много, несколько десятков, они обгоняли пароход, пересекали его, курс у самого форштевня, ныряли под киль, выпрыгивали из воды — словом, резвились кто во что горазд. В четырнадцать часов дельфины исчезли, словно по команде. Еще через пять минут матрос, он стоял на правом крыле, крикнул:

— Смотрите, какой-то предмет!

Штурман и Бакшеев вышли из рубки на крыло.

— Где? — спросил второй штурман.

— Вон, смотрите! Движется…

Бакшеев увидел над водой темный веретенообразный предмет, который приближался к правому борту их парохода.

— Вот еще один! — крикнул матрос. — Справа…

«Торпеды!» — подумал Бакшеев, но сразу же отогнал эту мысль, ибо теперь явственно видел, что это были дельфины.

— Дельфины, — сказал он побледневшему штурману, ухватившему рукоятку машинного телеграфа. — Только странные какие-то…

Животные нырнули под днище «Имандры», второй штурман хотел ответить Бакшееву, повернулся к нему, открыл рот…

Степан таким его и запомнил: бледное лицо вполоборота, рыжеватые волосы, фуражка с позеленевшим крабом и смятым верхом, застиранный белый китель, застегнутый на одну пуговицу…

Чудовищный взрыв расколол «Имандру». Над разорванным пароходом поднялся водяной столб. Потом он стал оседать. Бакшеев успел почувствовать, как неведомая сила подняла его тело, потом он долго куда-то летел, и все исчезло.

Только что прошел дождь, и умытый асфальт берлинских улиц ярко блестел на солнце.

Такси он отпустил за квартал до особняка на Тирпицуфере.

Здесь находилось управление военной разведки и контрразведки — абвер.

Человек, приехавший на такси, прошел несколько метров по тротуару, отвернул обшлаг пиджака, посмотрел на часы и замедлил шаги. Берлинское время — тринадцать часов пятьдесят одна минута. Его ждали ровно в четырнадцать, и следовало войти в точно назначенный час.

— Господин полковник, обер-лейтенант Генрих Шрайбер прибыл по вашему приказанию!

— Отлично, Шрайбер. Поздравляю. За парижскую операцию наш фюрер наградил вас Железным крестом. Хайль Гитлер!

— Хайль!

— Перейдем, однако, к делу. Полагаю, что вы хорошо отдохнули и готовы снова выполнять свой долг перед рейхом…

— Так точно, господин полковник.

Заместитель начальника первого отдела абвера, занимающегося разведывательной работой в иностранных государствах, придвинул кожаную папку, раскрыл ее, достал лист бумаги и положил сверху.

— На этот раз, Шрайбер, вы получите задание весьма щекотливого характера, — сказал он. — Завтра вечером отправитесь самолетом в Японию, к нашим союзникам, в качестве заграничного сотрудника газеты «Фёлькишер Беобахтер». Журналистское ремесло вам знакомо, и затруднений в этой части я не вижу. Дело в другом. Япония — активный член Антикоминтерновского пакта, наша единственная союзница на Тихом океане, и если мы своими акциями ухудшим отношения между нашими государствами… Вы, конечно, понимаете, чем это обернется для нас с вами?

— Разумеется, господин полковник.

— И тем не менее мы не можем оставить союзников нашего ведомства без опеки. Теперь по существу. Токийский филиал первого отдела информирует о новых работах японских друзей по созданию оружия для ведения морской войны. Известны случаи загадочного исчезновения американских подводных лодок и советских торговых кораблей. Ваша задача — выяснить суть этого оружия, добыть его секрет. Подробностей мы не знаем. Из Токио нам сообщили лишь фамилию автора изобретения: профессор Дзиро Накамура…

Это произошло в городе Урава, префектура Сайтама, за шестьдесят лет до описываемых событий. В старинной самурайской семье родился первенец. Впоследствии новорожденного будут именовать профессором Дзиро Накамурой.

Потомок древнего рода, отец Дзиро Накамуры занимал в буржуазно-помещичьем блоке прочное положение. До рождения сына он активно участвовал в политической жизни страны, а затем, ближе к японо-китайской войне, занял руководящий пост в одной из крупнейших промышленных корпораций.

У него родилось еще двое детей, но больше других он любил первенца Дзиро.

Когда Дзиро подрос, любимым его занятием стала рыбная ловля, а потом и охота на морского зверя. С любопытством и тщательностью он постоянно рассматривал внутренности своей добычи, словно искал ответы на свои еще неосознанные вопросы…

В девятьсот пятом году Дзиро Накамура — студент-биолог Токийского университета. А с последнего курса он неожиданно для всех уходит добровольцем в действующую армию — тогда шла война с Россией.

Его направили было в полевые лекари, но Дзиро ответил, что бросил скальпель, чтобы держать оружие, и потребовал отправить его на передовую.

О храбрости этого добровольца рассказывали легенды, но, понижая голос, добавляли, что лучше держаться от него подальше. Он страшен в своей храбрости, в своем диком фанатизме…

В университет Дзиро Накамура вернулся через полгода после войны. Он стал еще более худым, скулы заострились, из-под век тяжелым холодным блеском горели глаза.

Наград, а их было немало, лейтенант запаса Дзиро Накамура не носил.

Как голодный на рис, набросился Накамура на учебу. Окончив университет, он устроился работать в лаборатории профессора Китазато. Но в чем-то они не поладили, и Накамура ушел. Вскоре он исчез из Токио. Вновь возник Накамура в двадцатых годах. Он опубликовал ряд работ по микробиологии в Америке, появились его статьи и в японской научной печати. Дзиро Накамура с блеском защитил диссертацию и стал работать в Токио в первоклассно оборудованной собственной лаборатории. Одновременно он читал курс микробиологии в университете и вскоре получил профессорское звание.