Уолт Уитмен - Стихотворения и поэмы

бессмертен, ты сбросишь оковы,

Труп, который останется после тебя, - это не ты, а навоз.

Нечаянно солнце сверкнуло, где и не ждали его,

Уверенность и душевный покой наполняют тебя, и ты улыбнулся,

Ты забыл, что ты болен, я тоже забыл, что ты болен,

Что тебе аптечные склянки, что тебе рыдания друзей - я и ты,

мы с тобою вдвоем.

Остальные пусть уйдут от тебя, здесь не о чем скорбеть,

и сокрушаться,

Не сокрушаться я пришел, а поздравить тебя.

НА ПОМАНОКЕ

Две лодки с сетями отплыли от берега, стали недвижно,

Десять рыбаков в ожиданье; вот заметили мощный косяк

сельдей - невод падает в воду,

Лодки расходятся, каждая своим путем поворачивая по дуге

к берегу, загребают неводом рыбу;

Те, кто остался на берегу, невод вытягивают воротом.

А лодки носами уже на земле, в борта их стучатся волны,

Рыбаки, сложа руки, отдыхают в лодках, кое-кто стоит

по щиколотку в воде, пружиня на мускулистых ногах,

И на песке, от воды подальше, трепещут и бьются груды

поманокской сельди с зелеными пятнышками на спине.

ИЗ ЦИКЛА "ОТ ПОЛУДНЯ ДО ЗВЕЗДНОЙ НОЧИ"

ТАИНСТВЕННЫЙ ТРУБАЧ

1

Слушай! Странный трубач, небывалый трубач играет в ночи

прихотливые песни,

Незримо паря в воздушной стихии.

Трубач, я слушаю, чутко ловлю твой напев

То бурный, крутящийся вихрем вокруг меня, надо мною,

То робкий, неясный, гаснущий где-то в пространстве.

Ко мне, о бесплотный! Ты, может быть, дух музыканта

Усопшего, взлеты мечты и восторг озарений

Изведавший в том бытии, которое было

Волной, океаном, вселенною звуков.

Теперь, экстатический дух, ты звонкой трубою

Ничьей души не тревожишь - одну лишь мою,

Лишь для меня играешь ты песню,

Чтоб я передал ее миру.

3

Труби, трубач, и звонко и внятно, - и буду я слушать,

Пока не отступит и шумный день,

И город, и весь взбудораженный мир

Пред этим широким, свободным и светлым потоком мелодий.

Небесной росою священный покой пролился на меня.

Брожу, как в раю, освеженный прохладою ночи,

Вдыхаю запахи роз, и травы, и влажного ветра,

И песня твоя возносит поникший мой дух - дает мне свободу

и силу,

Нежась и плавая на ветровом океане.

4

Труби, трубач! Воскрешай пред моими очами

Старинные зрелища - мир феодалов.

О, магия музыки! Вот вереницей ожившей

Идут кавалеры и дамы, пируют бароны, поют трубадуры,

И, в искупленье греха, ищут рыцари чашу святого Грааля.

Я вижу турнир - соперники в тяжких доспехах, на статных

конях боевых,

Я слышу лязг булата - удары мечей о брони,

Я вижу, как полчищем буйным идут крестоносцы - чу!

грохот литавров.

Монахи бредут впереди, вздымая кресты к небесам.

Труби же, трубач! Говори о любви,

О том, что включает весь мир, - и мгновенье и вечность.

Любовь - это пульс бытия, наслажденье и мука,

И сердце мужчины и женщины сердце - во власти любви.

Все в мире связует любовь,

Объемлет и все поглощает любовь.

Я вижу, вокруг меня теснятся бессмертные тени,

Я чувствую пламя, которым согрет весь мир,

Румянец, и жар, и биенье влюбленных сердец,

И молнии счастья, и вдруг - безмолвие, мрак и желание смерти.

Любовь - это значит весь мир для влюбленных,

Пред ней и пространство и время - ничто.

Любовь - это ночь и день, любовь - это солнце и месяц,

Любовь - это пышный румянец, благоухание жизни.

Нет слов, кроме слов любви, нет мыслей, помимо любви.

Труби, трубач! Заклинай свирепого духа войны!

На зов твой пространство ответило эхом - подобным дальнему

грому.

Смотри - идут батальоны! Смотри, как в облаке пыли сверкают

штыки!

Я вижу солдат закопченные лица, я вижу вспышки в дыму, я

слышу пушечный грохот.

Не только войну, - твоя страшная песня, безумный трубач,

Рождает иные картины:

Разбой на дороге - грабеж, и убийство, и крики о помощи!

В пучине тонет корабль - смятенье, отчаянье, гибель!

Трубач! Я сам, верно, тот инструмент, на котором играешь ты

песни,

Ты плавишь мне сердце и мозг, их движешь, влечешь и меняешь.

Внезапно твой смутный напев навеял грусть на меня,

Ты погасил ласкающий светоч - надежду.

Я вижу рабство и гнет, произвол и насилье повсюду,

Безмерный чувствую стыд, ибо народ мой унижен - и этим

унижен я сам,

Моими стали страданья - обиды всего человечества, - и жажда

мщенья, и скрытая ненависть,

Меня гнетет пораженье - все кончено! Враг торжествует.

(Но исполином встает над руинами Правда, неколебимая до

конца!

Решимость и воля - стоять до конца!)

Труби же, трубач! Сыграй в заключенье

Такую высокую песнь, какой не играл никогда!

Играй для моей души, воскреси в ней надежду и веру

И дай мне провидеть грядущее,

Даруй мне его предвкушенье и радость.

О, счастье, о, ликованье - песня восторга!

О, звуки, чья сила - сильнее всего на земле!

То марш победивших людей, обретших свободу,

То в гимне все человечество славит всемирного бога, - и гимн

этот - радость!

Явились новые люди, мир стал совершенным, - и все это

радость!

В мужчине и женщине - мудрость, невинность, здоровье, и все

это - радость!

Веселье и смех вакханалий, и все это - радость!

Исчезли страдания, скорбь и война - нет грязи на старой

земле - осталась одна только радость.

Радостью море рокочет, радостью воздух струится,

Радость, радость, радость - свободы, веры, любви - радость

ликующей жизни!

Для полного счастья - достаточно жить и дышать!

Радость! Радость! Везде и повсюду - радость!

ЛОКОМОТИВ ЗИМОЙ

Хочу тебя прославить,

Тебя, пробивающегося сквозь метель зимним вечером.

Твое сильное дыхание и мерное биение твоего сердца в тяжелых

доспехах,

Твое черное цилиндрическое тело, охваченное золотом меди

и серебром стали,

Твои массивные борта, твои шатуны, снующие у тебя по бокам,

Твой размеренный гул и грохот, то нарастающий,

то теряющийся вдали,

Твой далеко выступающий вперед большой фонарь,

Твой длинный белый

вымпел пара, слегка розоватый в отсветах,

Густые темные клубы дыма, изрыгаемые твоей трубой,

Твой крепко сбитый остов, твои клапаны и поршни, мелькающее

поблескиванье твоих колес,

И сзади состав вагонов, послушных, охотно бегущих за тобою

И в зной и в дождь, то быстро, то медленно, но всегда в упорном

беге.

Ты образ современности - символ движения и силы - пульс

континента;

Приди послужить музе и уложись в стихи таким, каким я тебя

вижу,

Внося с собой бурю, порывы ветра и хлопья валящего снега,

Днем - предваряемый звоном сигнального колокола,

Ночью - молчаливым миганием твоих фонарей.

Горластый красавец!

Мчись по моим стихам, освещая их мельканьем твоих фонарей,

оглашая их твоим бесшабашным шумом,

Буйным, заливистым хохотом твоего свистка - будя эхо, грохоча,

сотрясая землю, все будоража,

Подчиняясь только своим законам, идя своим путем.

И голос твой не слезливая арфа, не бойкий рояль,

А пронзительный крик, повторяемый скалами и холмами,

Далеко разносящийся вдоль прерий, и по озерам,

И к вольному небу - весело, сильно, задорно.

О ЮГ! О МАГНИТ!

О Юг! О магнит! Сверкающий, благоуханный Юг! Мой Юг!

О, горячая кровь, о, страсть, порыв и трепет! Добро и порок! Ты

весь мне дорог!

О, как дорого мне все тут с рождения - все, что движется вокруг,

родные деревья, и злаки, и травы, и реки,

Дороги мне мои реки, медлительно текущие по серебристым

песчаным низинам и болотам,

Дороги мне Роанок и Саванна, Олтамахо и Пэди, Тамбигби

и Санти, Сабин и Кууза,

О, давние далекие блуждания, - в душе я опять задумчиво брожу

по берегам этих речек,

Опять во Флориде я плыву по прозрачным озерам, плыву

по Окичоби, иду по холмам, сквозь чудесные просеки

и темные чащи,

Вижу попугаев в лесах, вижу дынное дерево и в цвету железное

дерево,

Вновь я стою на палубе, плыву вдоль берегов Джорджии, вдоль

берегов Каролины,

Смотрю, где растет дуб, где желтая сосна, где душистый лавр, где

лимон и апельсин, кипарис и изящная карликовая пальма,

Мимо меня тянется, в первозданных каменьях, мыс за мысом;

я вхожу в залив Памлико, я стремительным взглядом

озираю весь край;

О, кусты хлопчатника! Плантации риса, сахара, конопли,