Василий Пушкин - Поэты 1790–1810-х годов

С. Е. РОДЗЯНКО

Жизнь Семена Емельяновича Родзянко (1782–1808?) была коротка, так же, как и его литературное поприще. В 1798 году в брошюре «Речь, разговор и стихи, читанные в публичном акте, бывшем в Благородном университетском пансионе декабря 22 дня 1798 г.» было опубликовано стихотворение «воспитанника Семена Родзянко» «Любовь к отечеству», а уже около 1802 года у него начали замечать бесспорные признаки безумия. И тем не менее поэтическая картина эпохи будет неполной без его имени. Родзянко более чем кто-либо другой может быть назван поэтом университетского пансиона в том виде, в каком это учебное заведение сложилось на рубеже XVIII–XIX веков. Не случайно стихи его были постоянным спутником пансионских торжественных актов в 1798–1800 годах.

Сблизившись с Андреем Тургеневым, Мерзляковым и Жуковским, он вошел в Дружеское литературное общество, однако в нем оказался одиноким: он единственный выделялся религиозностью и интересом к духовным поискам именно в этой области. Андрей Кайсаров почти с недоумением писал Андрею Тургеневу: «Как бы ты думал, о чем мне случилось говорить с Родзянкою? О боге. Он много в<ерит>, и поэтому он не нашего поля ягода»[112].

Меланхолия, одиночество, напряженные размышления, глубокая травмированность обстановкой павловского царствования наложили неизгладимые следы на характер Родзянко и ускорили ход болезни.

Стихи его никогда не были собраны отдельным изданием.

101. К БОГУ

Всезрящий в Тройце бог, с высот неизмеримыхБлагодарению души моей внимайИ чувство, мысль мою, тобою тамо зримы,Ты духом просвети, путь правый обновляй!Отец, и сын, и дух, неслитный, нераздельный,Когда всеблагостью из ада мир исторг,Рекли: «Спасение!» Склонился свод небесный,И в воле тройческой единый познан бог.Кто, кто из христиан глас к небу простираетИ помощи горе́ не чает обрести?Червя и тленный злак всесильный назирает:О бозе укрепись — и льзя стену прейти.

А. Ф. ВОЕЙКОВ

Александр Федорович Воейков родился в Москве 30 августа 1779 года (по другим сведениям — 1778) в богатой и родовитой дворянской семье. С 1791 по 1796 год учился в Московском университетском пансионе, где сблизился с братьями Тургеневыми и В. А. Жуковским. С 1796 по 1801 год Воейков с некоторыми перерывами служил в конной гвардии, и тогда же стали появляться его первые стихи «Осень», «К живописцу» в «Приятном и полезном препровождении времени» и других изданиях.

В 1801 году, выйдя в отставку, Воейков поселился в Москве и стал активным участником Дружеского литературного общества. Собрания Общества некоторое время происходили в доме Воейкова на Девичьем поле. Воейков, как свидетельствует его речь, сохранившаяся в архиве братьев Тургеневых[113], был настроен тогда если не радикально, то во всяком случае тираноборчески, живо интересовался политикой и ратовал за гражданскую справедливость. Литературой он продолжал заниматься, печатал иногда свои стихи в «Вестнике Европы», «Трудах Общества любителей российской словесности» и других изданиях, переводил из Вольтера, Вергилия и особенно много из Делиля.

В 1812 году, записанный в ополчение, Воейков был причастен к литературному кружку Тарутинского лагеря (штаб Кутузова) и, по некоторым сведениям, принимал участие в партизанской войне.

В 1814 году он женился на младшей из сестер Протасовых — Александре Андреевне, воспетой Жуковским под именем «Светланы». Воейков был в это время в зените своей литературной славы: злые и меткие характеристики Магницкого, Рунича, Красовского и других придали его «Дому сумасшедших» характер смелой политической сатиры[114].

В 1815 году семья Воейкова вместе с сестрой его жены М. А. Протасовой (в которую был влюблен Жуковский) и их матерью Е. А. Протасовой переселилась в Дерпт, где Жуковский выхлопотал для Воейкова кафедру в университете[115].

В годы дерптской жизни Воейков, кроме переводов из Делиля (в 1816 году вышел отдельным изданием его вольный перевод поэмы «Сады»), написал еще несколько посланий и отрывков из дидактической поэмы «Науки и искусства».

Профессорская деятельность Воейкова оказалась неудачной. В 1820 году он был отставлен от должности и вернулся в Петербург. Друзья — В. А. Жуковский и А. И. Тургенев — снова устраивают его в Петербурге преподавателем русской словесности и соредактором в «Сыне отечества» Н. И. Греча. Здесь в 1821–1822 годах Воейков ведет отдел критики и печатает свои произведения[116].

На вечерах в доме Воейковых в это время собирались Карамзин, Батюшков, Крылов, Гнедич, Вяземский, постоянным гостем был А. И. Тургенев, горячо привязавшийся к А. А. Воейковой и ее детям; неизменным другом дома был В. А. Жуковский; И. Козлов, Н. Языков, Баратынский считали вдохновительницей своей лиры А. А. Воейкову, снискавшую уважение и любовь всего петербургского литературного мира.

В 1822 году Воейков получил в аренду «Русский инвалид» и стал редактором «Новостей литературы». Благодаря дружеским связям, он сумел привлечь к сотрудничеству лучшие литературные силы. В «Новостях» в 1822–1826 годах печатались Пушкин, Жуковский, Вяземский, Дельвиг, Рылеев. Сам Воейков поместил в них переводы из Делиля, Вергилия, несколько оригинальных стихотворений и описательную прозу «Из записок одного русского путешественника». Сотрудничал Воейков в «Полярной звезде» и в «Соревнователе просвещения и благотворения».

С 1827 по 1830 год выходил журнал «Славянин», в котором, кроме Б. Федорова, Олина, Карлгофа, Глебова и других, печатались также Жуковский, Баратынский, Вяземский. За публикацию в первом номере этого журнала за 1830 год стихотворения Вяземского «Цензор», где в завуалированной форме высмеивался бывший министр народного просвещения А. Н. Голицын, Воейков был посажен на гауптвахту. Позволяя себе смелые выпады против высокопоставленных особ, Воейков имел частые неприятности с цензурой. Вместе с тем он не отличался принципиальностью ни в идеологической позиции, ни в литературных спорах, ни по отношению к друзьям.

После смерти А. А. Воейковой, скончавшейся от чахотки в Ницце в феврале 1828 года, связи Воейкова с прежними друзьями его молодости почти прекратились. Однако в доме Воейкова на Шестилавочной (ныне ул. Маяковского) по пятницам собиралось литературное общество, где бывали самые разные литераторы, начиная от малоизвестных сотрудников Воейкова по «Славянину» и кончая И. А. Крыловым.

Умер Воейков в Петербурге 16 июля 1839 года.

Сочинения А. Ф. Воейкова ни разу не были собраны.

102. САТИРА К С<ПЕРАНСКОМУ>

ОБ ИСТИННОМ БЛАГОРОДСТВЕ

С<перанский>, друг людей, полезный гражданин,Великий человек, хотя не дворянин!Ты славно победил людей несправедливость,Собою посрамил и барство и кичливость.Ты свой возвысил род; твой герб, твои чиныИ слава — собственно тобой сотворены;Твои после тебя наследуют потомкиЛюбовь к отечеству — не титлы только громки.Однако же нельзя дворянство вздором счесть,Когда, с заслугами соединяя честь,Почтенный дворянин, блистая орденами,Быть хочет так, как ты, полезен нам делами.Дворянство помнит он лишь только для того,Чтобы достойным быть отличия сего;Заслуги праотцев своими умножает —И честь их имени еще светлей сияет!

Напротив, не могу я вытерпеть никак,Чтобы воспитанный французами дуракЧужим достоинством бесстыдно украшалсяИ предков титлами пред светом величался.Пусть праотцев его сияет похвала,Пускай в истории бессмертны их дела,Пускай монархи им за верное служеньеПожаловали герб, дипломы в награжденье,—Гербы и грамоты в глазах честны́х людейГнилой пергамент, пыль, объедки от червей,Коль, предков славные являя нам деянья,В их внуке не возжгут к честям поревнованья;Когда без славных дел, тщеславием набит,Потомок глупый их в презренной неге спит,А между тем сей князь, боярин этот гордый,Надутый древнею высокою породой,Глядит, как будто он нас царством подарилИ бог не из одной нас глины сотворил;Как будто с Минихом делил труды и славуИли с Суворовым взял гордую Варшаву.Неужли вечно мне глупца сего щадить?Однажды навсегда хочу его спросить:Скажи, о дивный муж, отличное творенье!Какие у людей животные в почтенье?Мы дорого цени́м ретивого коняЗа то, что статен он, горяч, как пыл огня;За то, что никогда в бегу не утомлялсяИ на ристалище стократно отличался;Но будь Алфанов он или Баярдов внук,Да кляча по себе, — тотчас сбывают с рук:Прощай почтение и к племени, и к роду!На нем таща́т дрова или привозят воду.Зачем же хочешь ты слепить нас мишурой?Родня великим ты — примеры пред тобой:Румянцев и Орлов — среди громовых звуков;В посольстве — князь Репнин, в сенате — Долгоруков;Спаситель Еропкин от язвы, от врагов;Любители наук — Шувалов, Муравьев;Херасков — наш Гомер, воспевший древни брани,России торжество, падение Казани;Поэтов красота, вельможей образец,Державин — славных битв, любви, богов певец:Он движет в нас сердца, златые движа струны;Он нежен, как любовь, и звучен, как перуны.К заслугам и честям премножество дорог!Наследник бабушкин и маменькин сынок,Не на одних словах — будь барин самым делом;Великих сих мужей поставь себе примером:Будь честен, как они, — и княжеством хвались;Полезен обществу — и предками гордись;Пусть бабушка твоя от крови будет царской,А прародителем князь Курбский иль Пожарский,Хоть ты не внучек их, но можешь внучком слыть, —Кто смеет Минина породой укорить?Но знай, что кто в деда́х считает Геркулеса,Не должен быть ни трус, ни глупая повеса.Но ты не внемлешь мне! — ты вечное пятно,Бесчестье праотцев. Я вижу то одно,Что ты дурак, подлец, бездельник благородный,От корня доброго гнилой сучок, негодный…

Остановись, мой дух, в досаде на бояр,Ты слишком далеко простер сердечный жар!Со знатным будь всегда учтивее, скромнее,Смягчи же грубый глас, спроси его нежнее:«Как древность рода вы изволите считать?»— «О! я за триста лет могу вам доказать,И доказательство так ясно и бесспорно:Дипломы, грамоты!..» — «Помилуйте, довольно!»А кто поручится, коль сметь у вас спросить,Что не изволили прабабушки шалитьНад знаменитыми своих супругов лбами,Простонародными украся их рогами?И не было ли встарь проворных молодцов,Которые у сих почтенных старичковЧистейшей крови ток в теченьи возмутили?Иль ваши праотцы других счастливей былиИ в длинный ряд веков, на грешной сей земли,В родство с Лаисами ни разу не вошли?..Притом, как русскому, вам должно быть известно,Что местничество здесь нимало не совместно;Под скиптром благости для всех права даны:Полезные сыны отечеству равны,И самый древний род, богатое наследствоНе есть отличное для службы царской средство.Но если как-нибудь, ошибкой или так,И выйдет в знатный чин ленивец и дурак,Почтения к нему нимало не прибудет —Он из простых глупцов глупцом чиновным будет.

Отечество мое! ты будешь ввек цвести;Для всех сынов твоих отверстые путиК победе на бою, к трофеям после боя!Из бедного слуги соделал Петр героя,Который не родством, а сам собой блистал —И выбор мудрого заслугой оправдал.

Пускай же мальчики болтают и танцуют,Потомки воинов всю жизнь провальсируют;Пусть эти гордецы, без чести, без заслуг,Стараются набрать толпу большую слуг,Лакеев отличать ливрейными цветамиИ с ног до головы обшить их галунами —Невежде нужно быть отличну от людейКафтанов пестротой и статью лошадей;Но горькие плоды их старость ожидают,Презрение и смех на бал сопровождают.Меж тем, С<перанский>, ты, трудясь, как муравей,Чин знатный заслужил прилежностью своей;Твоею доблестью отечество гордится:Осмелится ль с тобой дворянский сын сравниться,Который газы лишь и фейерверки жжетИли на псарне жизнь прекрасную ведет?С<перанский>, ты наук, словесности любитель,От сильных слабому покров и защититель;Ты духом дворянин! трудися, продолжай,Вослед за Сюллием, за Ко́льбертом ступай;Не орденской звездой — сияй ты нам делами;Превосходи других душою — не чинами;Монарху славному со славою служи;Добром и пользою вселенной докажи,Что Александр к делам людей избрать умеетИ ревностных сынов отечество имеет.

103. К МОЕМУ СТАРОСТЕ