Николай Гумилёв - Сборник стихов (электронное собрание сочинений)
Мадригал полковой даме
И как в раю магометанскомСонм гурий в розах и шелку,Так вы лейб-гвардии в уланскомЕе Величества полку.
Любовь
1
Она не однажды всплывалаВ грязи городского канала,Где светят, длинны и тонки,Фонарные огоньки.
Ее видали и в роще,Висящей на иве тощей,На иве, еще ДездемонойОплаканной и прощенной.
В каком-нибудь старом доме,На липкой красной соломеЕе находили людиС насквозь простреленной грудью.
Но от этих ли превращений,Из-за рук, на которых кровь(Бедной жизни, бедных смущений),Мы разлюбим ее, Любовь?
2
Я помню, я помню, носились тучиПо небу желтому, как новая медь,И ты мне сказала: «Да, было бы лучше,Было бы лучше мне умереть».
«Неправда», сказал я, «и этот ветер,И все, что было, рассеется сном,Помолимся Богу, чтоб прожить этот вечер,А завтра на утро мы все поймем.»
И ты повторяла: «Боже, Боже!..»Шептала: «Скорее… одна лишь ночь…»И вдруг задохнулась: «Нет, Он не может,Нет, Он не может уже помочь!»
Священные плывут и тают ночи...
Священные плывут и тают ночи,Проносятся эпические. дни,И смерти я заглядываю в очи,В зеленые, болотные огни.
Она везде – и в зареве пожара,И в темноте, нежданна и близка,То на коне венгерского гусара,А то с ружьем тирольского стрелка.
Но прелесть ясная живет в сознаньи,Что хрупки так оковы бытия,Как будто женственно все мирозданье,И управляю им всецело я.
Когда промчится вихрь, заплещут воды,Зальются птицы в таяньи зари,То слышится в гармонии природыМне музыка Ирины Энери.
Весь день томясь от непонятной жаждыИ облаков следя крылатый рой,Я думаю: Карсавина однажды,Как облако, плясала предо мной.
А ночью в небе древнем и высокомЯ вижу записи судеб моихИ ведаю, что обо мне, далеком,Звенит Ахматовой сиренный стих.
Так не умею думать я о смерти,И все мне грезятся, как бы во сне,Те женщины, которые бессмертьеМоей души доказывают мне.
Сестре милосердия
Нет, не думайте, дорогая,О сплетеньи мышц и костей,О святой работе, о долгеЭто сказки для детей.
Под попреки санитаровИ томительный бой часовСам собой поправится воин,Если дух его здоров.
И вы верьте в здоровье духа,В молньеносный его полет,Он от Вильны до самой ВеныНеуклонно нас доведет.
О подругах в серьгах и кольцах,Обольстительных вдвойнеОт духов и притираний.,Вспоминаем мы на войне.
И мечтаем мы о подругах,Что проходят сквозь нашу тьмуС пляской, музыкой и пеньемЗолотой дорогой муз.
Говорим об англичанке,Песней славшей мужчин на бойИ поцеловавшей воинаПред восторженной толпой.
Эта девушка с открытой сцены,Нарумянена, одета в шелк,Лучше всех сестер милосердияПоняла свой юный долг.
И мечтаю я, чтоб сказалиО России, стране равнин:– Вот страна прекраснейших женщинИ отважнейших мужчин.
Ответ сестры милосердия
«… Омочу бебрян рукав в Каялереце, утру князю кровавые егораны на жестоцем теле».
Плачь Ярославны
Я не верю, не верю, милый,В то, что вы обещали мне,Это значит, вы не видалиДо сих пор меня во сне.
И не знаете, что от болиПотемнели мои глаза.Не понять вам на бранном поле,Как бывает горька слеза.
Нас рождали для муки крестной,Как для светлого счастья вас,Каждый день, что для вас воскресный.То день страданья для нас.
Солнечное утро битвы,Зов трубы военной – вам,Но покинутые могилыНавещать годами нам.
Так позвольте теми руками,Что любили вы целовать,Перевязывать ваши раны,Воспаленный лоб освежать.
То же делает и ветер,То же делает и вода,И не скажет им «не надо»Одинокий раненый тогда.
А когда с победы славнойВы вернетесь из чуждых сторон,То бебрян рукав ЯрославныБудет реять среди знамен.
Второй год
И год второй к концу склоняется,Но так же реют знамена,И так же буйно издеваетсяНад нашей мудростью война.
Вслед за ее крылатым гением,Всегда играющим вничью,С победой, музыкой и пениемВойдут войска в столицу. Чью?
И сосчитают ли потопленныхВо время трудных переправ,Забытых на полях потоптанных,Но громких в летописи слав?
Иль зори будущие, ясныеУвидят мир таким, как встарь,– Огромные гвоздики красныеИ на гвоздиках спит дикарь;
Чудовищ слышны ревы лирные,Вдруг хлещут бешено дожди,И все затягивают жирныеСветло-зеленые хвощи.
Не все ль равно, пусть время катится,Мы поняли тебя, земля,Ты только хмурая привратницаУ входа в Божие поля.
Конквистадор
От дальних селений,Сквозь лес и овраги,На праздник мученийСобрались бродяги.
Палач приготовилСвой молот зловещий,И запаха кровиВозжаждали клещи.
И пел конквистадор,Привязан у пальмы:«До области адаИзведали даль мы.
«Вот странные оды,Где смертный не плавал,Где, Рыцарь Невзгоды,Скитается Дьявол.
«А дальше не будетНи моря, ни неба,Там служат ИудеПостыдные требы.
«Но пелись балладыВ вечерних тавернах,Что ждет ЭльдорадоОтважных и верных.
«Под звуки органаТвердили аббаты,Что за морем страныТак дивно богаты.
«И в сонных глубинахМы видели город,Где алых рубиновВозносятся горы».
А пламя клубилосьИ ждал конквистадор,Чтоб в смерти открылосьЕму Эльдорадо.
Надпись на «Колчане» М. Л. Лозинскому
От «Романтических цветов»И до «Колчана» я все тот же,Как Рим от хижин до шатров,До белых портиков и лоджий.Но верь, изобличитель мойВ измене вечному, что грянетЗаветный час и Рим иной,Рим звонов и лучей настанет.
Всадник
Всадник ехал по дороге,Было поздно, выли псы,Волчье солнце – месяц строгийЛил сиянье на овсы.
И внезапно за деревнейБелый камень возле пняИспугал усмешкой древнейЗадремавшего коня.
Тот метнулся. темным бредомВдруг ворвался в душу самДревний ужас, тот, что ведомВ мире только лошадям.
Дальний гул землетрясений,Пестрых тимуров хищный войИ победы привиденийНад живыми в час ночной.
Очи, круглы и кровавы,Ноздри, пеною полны,Конь, как буря, топчет травы,Разрывает грудью льны.
Он то стелется по шири,То слетает с диких круч,И не знает, где он – в мире,Или в небе между туч.
Утро. Камень у дорогиРобко спрятал свой оскал,Волчье солнце – месяц строгийОсвещать его устал.
На селе собаки выли,Люди хмуро в церковь шли,Конь один пришел весь в мыле,Господина не нашли.
Любовь весной
