Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск восьмой
…Удача пришла совершенно неожиданно. К концу второй недели волочившейся на шнуре ветчиной заинтересовалась какая-то большая морская птица. Когда она подплыла поближе, Фогар сумел оглушить ее ударом весла. Ощипав ее, изоголодавшиеся мореходы тут же съели по нескольку ломтиков сырого мяса. И хотя оно сильно пахло рыбой и было жестким, как брезент, маленькие порции настоящей пищи придали им новую надежду: если удалось поймать одну, рано или поздно клюнет и другая.
Забегая вперед, следует сказать, что судьба еще несколько раз была милостива к потерпевшим кораблекрушение. Четыре или пять птиц — Фогар не помнит точно, сколько их было, — все же соблазнились приманкой из головы и перьев первой жертвы.
К тому же Амброзио обнаружил, что на бортах и днище плота поселилась целая колония «блюдечек», крошечных моллюсков, которые стали чуть ли не главной частью ежедневного рациона.
…Дни тянулись однообразной чередой. Жажда, голод, безжалостное солнце днем и пробирающая до костей, пропитанная солью сырость ночью. Чтобы сберечь силы, Фогар и Мансини старались делать как можно меньше движений. Чуть ли не сутками они лежали на дне плота, в полусне-полузабытьи, лишь изредка обмениваясь короткими репликами, дабы удостовериться, что еще живы. Порой Фогару приходилось силой разжимать зубы Мауро, чтобы тот проглотил хоть чуть-чуть планктонной кашицы или «икры» из блюдечек, сделал глоток-другой соленой влаги да принял «противоядие» — считанные капли пресной воды.
Впрочем, пятигаллонный запас ее подходил к концу. Согласно выводам Бомбара, человек может существовать на одной морской воде без необратимых нарушений в организме лишь в течение пяти-шести дней. Решить своими силами неразрешимую проблему…
«Помни, человек, ты прежде всего разум!»
Бомбар пишет, что он собирал ночную росу, конденсирующуюся на поверхностях. На плотике все было просолено. Значит, надо было любой ценой очистить от соли хотя бы что-то. Целая кружка пресной воды ушла на то, чтобы вымыть, обессолить спину штормовки. Если натянуть ее между весел, то ночью роса будет осаждаться на ней и лоскутком носового платка, вместо губки, вполне можно будет собирать влагу и затем досуха высасывать ее. Так и сделали. Жажда мучала, но не убивала.
И вот, когда, казалось, появился проблеск надежды, судьба нанесла Фогару и Мансини еще один неожиданный удар. Это произошло ровно через месяц после кораблекрушения — Фогар точно запомнил этот день по календарю на ручных часах. С утра ничто не предвещало опасности. Однако к полудню ветер стал крепчать, и вскоре начался настоящий шторм. Огромные пенные валы то подбрасывали крошечный спасательный плотик, словно мячик, чуть ли не в поднебесье, то низвергали в сумрачные пропасти, по обе стороны которых вздымались бутылочно-зеленые стены водяных гор. Стоило обрушиться одной из них, и людям пришел бы конец.
Но океан, подобно кошке, играющей с мышью, не спешил. Он решил «фыркнуть» на двух непокорных сквозь свои седые усы внезапным сильнейшим шквалом в тот момент, когда плот взмыл на гребень высоченной волны. Мореплаватели, как перышки, вылетели из своей спасительной скорлупы, но каким-то чудом все же не выпустили из ослабевших пальцев бортового шнура. Фогар не может утверждать, руководил ли ими слепой инстинкт или разум, но они попытались взобраться обратно на плот лишь тогда, когда тот начал плавно подниматься на относительно пологой волне. И лишь обессиленно распластавшись на дне, оба поняли: выигран еще один раунд в смертельном поединке.
Постепенно шторм стал утихать, словно неистовый океан тоже признал победу людей. Однако цена ее оказалась слишком высокой: морская вода пропитала абсолютно все. Впредь нечего было и думать собирать ночную росу. Ни Фогар, ни Мансини не сказали друг другу ни слова. Но каждый понимал: теперь их жизнь измеряется глотками оставшейся в канистре пресной воды.
«…Итак, смерть близка… Но какая издевка: в последний момент упиваться, захлебываться сладкой, как нектар, водой… Если бы она была на самом деле, я бы сейчас не умирал… Значит, организм все же сильнее разума, если на пороге небытия заставляет его чувствовать то, чего сам страстно жаждет…»
Таковы были первые мысли Амброзио Фогара, когда к нему вернулось сознание. И лишь через несколько мгновений, захлебываясь, кашляя и с трудом глотая лившуюся сплошным потоком на лицо воду, он понял: это не галлюцинация, а настоящий ливень!
Ура! Разум и стойкость оказались сильнее стихии!
Внезапный короткий, но сильный дождь спас двух итальянских мореходов. Но надолго ли? Сколько еще смогут полумертвые от голода люди сопротивляться отчаянию?.. Ведь никто не знает о постигшей их катастрофе, а следовательно, и не ищет. Да если бы и искали, обнаружить крохотный спасательный плотик в безбрежном океане было просто невозможно.
Фогар и Мансини сами убедились в этом, когда однажды днем услышали гул мотора и увидели летевший довольно низко над водой самолет. С трудом поднявшись на подгибающихся ногах, они кричали, размахивая веслами и штормовками. Увы, самолет исчез за горизонтом раньше, чем Амброзио вспомнил о сигнальных ракетах.
Второй раз надежда возникла перед итальянцами уже в марте месяце — когда точно это было, Амброзио не знает, ибо почти все время мореходы находились в полузабытьи, поддерживая едва теплившуюся жизнь лишь оставшейся после дождя водой да крохотными порциями планктона и собранных с бортов «блюдечек». В тот день Фогар кое-как добрался до кормы за уловом и вдруг увидел вдали черную точку, медленно приближавшуюся к ним.
— Судно, Мауро, судно, — прохрипел он, боясь, что в следующее мгновение видение исчезнет.
Журналист приоткрыл глаза и беззвучно зашевелил губами. Но бывший капитан «Серпрайза» и так понял, что хотел сказать ему друг. С лихорадочной поспешностью — если только это выражение применимо к движениям обтянутого кожей скелета — он вытащил из водонепроницаемого пакета две драгоценные сигнальные ракеты. Минута, другая — и они цветными хвостами рассыпались в воздухе…
И все-таки Амброзио Фогар опоздал: изменив курс, судно уже удалялось от спасательного плота. Уплывала последняя надежда.
…Утром 2 апреля Фогар очнулся с мыслью, что конец неравного поединка с океаном близок. Мауро Мансини уже несколько дней не приходил в сознание. Да и сам Амброзио держался лишь потому, что твердо верил заповеди Алена Бомбара: «Потерпевший кораблекрушение, всегда будь упрямей, чем море, и ты победишь!» Он давно потерял представление, где они находятся, и лишь безучастно смотрел на бесконечные шеренги волн, катившиеся к одним им ведомой цели. Когда на горизонте возникла черная точка, Фогар решил, что начались галлюцинации.
Однако точка приближалась и росла, и мореход наконец поверил, что по направлению к ним идет какое-то судно. Последний шанс. Фогар достает оставшиеся ракеты и одну за другой выпускает их.
…На борту греческого сухогруза «Стефанос» двум итальянским мореходам была оказана медицинская помощь. Однако журналист Мауро Мансини так и не узнал о том, что спасен: через несколько часов, не приходя в сознание, он умер.
…Отправляясь в плавание вокруг Антарктиды, Амброзио Фогар хотел установить рекорд. И хотя он не достиг поставленной первоначально цели, поединок двух итальянских мореходов с океаном может по праву считаться рекордом: 74 дня боролись они со стихией, проплыв за это время 1200 миль. И победили. Ибо человек — прежде всего разум!
На встрече с журналистами Амброзио Фогар сказал, что рано или поздно все же обойдет на шлюпе Ледовый континент. Нет, не ради рекорда. Это будет сделано ради памяти его друга.
Ю. Миронов
РУССКИЕ ПАРНИ
Прочтут потомкив прессе разных стран:В двадцатом веке из России парнипрошли на лыжахчерез океан…
Стояли там, на Полюсе высоком, —стояли, и не верилось никак…Земная осьв тот день была флагштоком:над белым полем — красный-красный флаг
В. Мезенцев
В ПОРТУ ФРИМАНТЛ, ЗА ПОЛЧАСА ДО ОТХОДА
Рассказ-быль
Когда я вспоминаю о том, что произошло с нами совсем недавно, перед глазами неизменно встает ночной Фримантл, горящие фонари на набережной и желтые блики луны, разбросанные по бархатной от мазута гавани. А еще — наш турбоход «Леонид Соболев», девятипалубный пассажирский лайнер, переполненный иностранными туристами.
* * *Уже семь месяцев проработал «Леонид Соболев» у австралийских берегов, осваивая прежде недоступную для нас, советских моряков, пассажирскую линию. Совершал плавания к островам Тихого океана, делал рейсы в Японию и Гонконг, неизменно возвращаясь в Сидней — отправной пункт круизов.
