Уолт Уитмен - Стихотворения и поэмы

Ты слышишь крики побеждающей армии?

(Ах, душа, рыдания женщин - хрипение раненых в агонии,

Шипенье и треск огня - чернеющие руины - и пепел городов,

и панихиды, и людское отчаянье.)

Теперь наполняйте меня, мелодии древности и средневековья!

Я вижу и слышу древних арфистов, внимаю их арфам

на празднествах Уэльса,

Я миннезингеров слышу, поющих песни любви,

И менестрелей, и трубадуров, ликующих бардов средневековья,

Но вот зазвучал гигантской орган,

Рокочет тремоло, а внизу, как скрытые корни земли

(Из которых все вырастает порывами и скачками

Все формы силы, и красоты, и грации - да, все краски, какие

мы знаем,

Зеленые стебли травы, щебечущие птицы, играющие,

смеющиеся дети, небесные облака),

Таится основа основ, и зыблется, и трепещет,

Все омывая, сливая, рождая все из себя и жизни давая опору.

И вторят все инструменты,

Творения всех музыкантов мира,

Торжественные гимны, восторги ликующих толп,

И страстные зовы сердца, и горестные стенанья,

И все бесконечно прекрасные песни тысячелетий,

И задолго до их всеобъемлющей музыки - первозданная

песня Земли,

Где звуки лесов, и ветра, и мощных волн океана

И новый сложный оркестр, связующий годы и небеса, несущий

всему обновленье,

Поэтами прошлого названный Раем,

А после блужданье, и долгая разлука, и завершение странствий,

И путь окончен, Поденщик вернулся домой,

И Человек и Искусство с Природой слились воедино.

Tutti! Во славу Земли и Неба!

На этот раз Дирижер Всемогущий взмахнул чудодейственной

палочкой,

То мужественный зов хозяина мира,

И вот отвечают все жены.

О голоса скрипок!

(Не правда ли, голоса, вы идете от сердца, которому не дано

говорить,

Томящегося, озабоченного сердца, которому не дано говорить.)

3

Ах, с младенческих лет,

Ты знаешь, душа, как для меня все звуки становятся музыкой,

Голос матери моей в колыбельной или в молитве

(Голос - о нежные голоса - все милые памяти голоса!

И высшее в мире чудо - голоса дорогой моей матери или

сестры),

Дождь, прорастанье зерна, и ветер над тонколистой пшеницей,

И моря ритмичный прибой, шуршащий о влажный песок,

Чириканье птиц, пронзительный крик ястребов

Иль крики дичи ночной, летающей низко, держащей путь на юг

иль на север,

Псалмы в деревенской церкви или под сенью деревьев пикник

на зеленой поляне,

Скрипач в кабачке - и под треньканье струн залихватские

песни матросов,

Мычащее стадо, блеющие овцы - петух, кукарекающий

на рассвете.

Мелодии всех прославленных в мире народов звучат вкруг меня,

Немецкие песни дружбы, вина и любви,

Ирландские саги, веселые джиги и танцы - напевы английских

баллад,

Французские и шотландские песни, и надо всем остальным

Творенья великой Италии.

Вот на подмостки, с бледным лицом, но движима огненной

страстью,

Выходит гордая Норма, размахивая кинжалом.

Бот обезумевшая Лючия идет с неестественным блеском

в глазах,

И дико клубятся по ветру ее разметавшиеся волосы,

А вот Эрнани гуляет в саду, украшенном пышно для свадьбы,

Среди ночных ароматов роз, сияя от радости, он держит

любимой руку

И слышит внезапно жестокий призыв, заклятье смертное рога.

Скрестились мечи, развеваются белые волосы,

Но все ясней баритон и баc электрический мира,

Дуэт тромбонов - во веки веков. Libertad!

Густая тень испанских каштанов,

У старых, тяжелых стен монастырских - печальная песня,

То песня погибшей любви - в отчаянье гаснущий светоч жизни

и юности,

Поет умирающий лебедь - сердце Фернандо разбилось.

Преодолевшая горе, возвращается песня Амины,

Бесчисленны, как звезды, и радостны, точно утренний свет,

потоки ее ликований.

(Но вот, переполнена счастьем, идет и она!

Сияют глаза - контральто Венеры - цветущая матерь,

Сестра горделивых богов - запела сама Альбони.)

4

Я слышу те оды, симфонии, оперы,

Я слышу Вильгельма Телля - то говорит пробужденный,

разгневанный грозный народ,

Звучат "Гугеноты", "Пророк" и "Роберт-Дьявол" Мейербера,

И "Фауст" Гуно, и "Дон-Жуан" Моцарта.

Звучит танцевальная музыка всех народов,

Вальс (этот изящный ритм, затопляющий, захлестывающий

меня блаженством),

Болеро под звон гитар и щелканье кастаньет.

Я вижу религиозные пляски и старых и новых

времен,

Я слышу древнюю лиру евреев,

Я вижу, идут крестоносцы, вздымая крест к небесам,

под воинственный грохот литавров,

Я слышу, поют монотонно дервиши, и песнь прерывают

безумные возгласы, и, все в неистовом круговерченье, они

обращаются к Мекке.

Я вижу религиозные пляски экстазом охваченных арабов

и персов,

А там, в Элевзине, жилище Цереры, я вижу пляску нынешних

греков,

Я вижу, как плещут их руки, когда изгибается тело,

Я слышу ритмичное шарканье пляшущих ног,

Я вижу древний неистовый пляс корибантов - жрецов,

которые ранят друг друга,

Я вижу юношей Рима, бросающих и хватающих дротики под

пронзительный звук флажолетов,

Вот они падают на колени, вот поднимаются снова.

Я слышу, как с мусульманской мечети взывает к творцу

муэдзин,

Я вижу внутри, в мечети, молящихся (ни проповеди,

ни доводов важных, ни слов),

Но в странном, благочестивом молчанье - пылают лбы,

запрокинуты головы и страстный восторг выражают лица.

Я слышу и многострунные арфы египтян,

Простые песни нильских гребцов,

Священные гимны Небесной империи

И нежные звуки китайского кинга (и скалы и лес зачарованы)

Или под флейту индуса, под звон будоражащей вины

Вакхический клич баядерок.

5

И вот уже Азия, Африка покидают меня - Европа завладевает

мной, заполняет мое существо,

Под гигантский орган, под оркестр звучит всемирный хор

голосов,

Могучий Лютера гимн "Eine feste Burg ist unser Gott",

"Stabat Mater dolorosa" Россини,

И, разливаясь в высоком пространстве собора, где так

прекрасны цветные витражи,

Ликует страстное "Agnus Dei" или "Gloria in Excelsis".

О композиторы! Божественные маэстро!

И вы, певцы сладкогласные Старого Света - сопрано! теноры!

басы!

Вам новый, поющий на Западе бард

Почтительно выражает любовь.

(Так все ведет к тебе, о душа!

Все чувства, все зримое, все предметы - они приводят к тебе,

Но в паши дни, мне кажется, звуки идут впереди всего

остального.)

Я слышу рождественский хор детей в соборе святого Павла

Иль под высоким плафоном огромного зала - симфонии,

оратории Генделя, Гайдна, Бетховена,

И "Сотворенье" меня омывает прибоем божественных волн.

Дай удержать мне все звуки (я с напряженьем, в безмерном

усилье, кричу),

Наполни меня голосами вселенной,

Дай мне изведать трепет всего - Природы, бури, воды

и ветра - опер и песен - маршей и танцев,

Наполни - влей их в меня - я все их жажду вобрать.

6

Ибо я сладко проснулся,

И, медля, еще вопрошая музыку сна

И вновь обращаясь к тому, что мне снилось - к неистовой буре,

Ко всем напевам, к сопрано и тенорам

И к быстрым восточным пляскам в религиозном экстазе,

К органу, ко всем инструментам, чудесным и разноликим,

Ко всем безыскусственным жалобам горя, любви и смерти,

Сказал я своей молчаливой, но жадной до впечатлений душе,

не в спальне своей, не в постели:

"Приди, я нашел для тебя тот ключ, который долго искал,

Пойдем освежимся средь жаркого дня,

Весело жизнь узнавая, странствуя в мире реальном,

Только питаясь и впредь нашей бессмертной мечтой".

И больше того сказал я:

К счастью, то, что ты слышишь, душа, это не звуки ветра,

Не грезы бушующей бури, не хлопанье крыльев морского

орла, не скрежет и скрип,

Не песни сияющей солнцем Италии,

Не мощный орган Германии - не всемирный хор голосов

не сочетанья гармоний

Не свадебные песнопенья - не звуки военных маршей,

Не флейты, не арфы, не зов горниста,

Но к новым ритмам, близким тебе,

К стихам, пролагающим путь от Жизни к Смерти,

смутно дрожащим в ночной полумгле, неуловимым,

незапечатленным,

К ним мы пойдем среди яркого дня, их мы запишем.

МОЛЕНИЕ КОЛУМБА

Разбитый, хилый, дряхлый,

Выброшенный на дикий остров, далеко-далеко от родины,

Двенадцать печальных месяцев, зажатый между крутыми