Евгений Рейн - Мне скучно без Довлатова
Безрассудного отвезли в больницу, а Бондаренко забрали в милицию и через два месяца судили. На суде бригадир рассказал все, как было. Но судьи ему не только не поверили, а решили, что он над ними издевается. И получил бы Бондаренко на полную катушку, если бы Тамара не обратилась к адвокату Гуревичу. Вот Гуревич почему-то поверил Бондаренко и даже навел частным образом кое-какие справки.
Оказалось, что два года тому назад был арестован и посажен главный весовщик пакгауза. Денег, однако, при обыске не нашли. Узнав про все это, Гуревич настоял на произведении нового следствия, он потребовал вскрыть полы и обследовать подполье. И что же оказалось? Под досками пола нашли ящик из-под марокканских сардин, набитый новенькими десятками, а сверху на «красненьких» лежал мертвый крысиный выводок. Выходило, что крыса кормила детей полтавской колбасой и честно за это расплачивалась.
Крысы вообще загадочные существа, и про них еще многое неизвестно.
ЗЕРО
После поминок мы в подвал спустились,и человечек в розовом костюмедавал нам поясненья —магнистерий и красный лев —все это было здесь.«Смотрите», — он сказал,и вынул гвоздь,и положил его в реторту.Закипела какая-то бурда.Я все глядел, припоминая, —мелкие черты, набухшие подглазья —что-то, где-то уже я видел.Тут вошла полячка,держа в руках фальшивый документ.И гвоздь достали из реторты.Он по шляпку стал золотым.И я захохотал. Ну да, конечно,тридцать лет назадя видел этот фокус — только преждепоказывал он это на себе,рассказывал, что в Датском королевствебыл удостоен звания магистра,заглядывал в глаза, и люди,люди кормили его, честно удивляясьдвум-трем словам по-датски и по-польски.Над головой шумел ночной Нью-Йорк.А здесь, в подвале было глухо, тихо,столетний человек, лауреат,с вдовой беседовал и подливал ей водки.Все утомились, даже с облегченьем,отяжелев, жевали бутерброды,лишь он один сновал неутомимои важным господам в полупоклонесвой гвоздь показывал.Я обратил вниманьена женщину с фальшивым документом:«Дзенкую, пани!» Но она ужевсе спрятала и, прислонясь к стене,кольцом стучала что-то вроде Морзе,какой-то знак. По этому сигналув подвал спустился обладатель кубкаИндианаполиса — сухой и ладный малый,весь в черном, и за ним внеслидва ящика «Клико». Приободрилисьи гости и вдова, и пир воспрял.Полячка подняла бокал и сновакольцом позвякала по хрусталю.И человечек в розовом костюмедотронулся до локтя чемпиона.Тот обернулся полупрезрительно,но что-то вдруг припомнил,как будто расшифровывая Морзе,и руку протянул, и в эту рукубыл вложен гвоздь.Все вскоре разошлись……На набережной под зеленым небомв стране Гольфстримая вошел в какой-то угрюмый доми произнес пароль.Слуга провел меня по коридорув бесцветный зал.Там за столом сидели пять человек.Квитанции, кредитки, какие-то жетонывперемежку лежали на расчерченном сукнеподпольная рулетка. Так и было.Я знал всех пятерых, но тольконе мог припомнить,что же с ними стало.Крупье сказал мне: «Вот и ты. Пора!»И бросил шарик на воронку.Голый череп его отсвечивалот трехлинейной лампы,гвардейский галстук был повязан туго,и все проигрывали. Впрочем,тут шла игра по мелкой.Крупье был холоден, как будто бы еговсе это не касалось. Я поставилна «черное» и выиграл часы,отстегнутые с грязного запястья.Никто не удивился. Полумракрассеивался, явственно угрело.На углу стола сидел тот самыйв розовом костюме,свободно развалившись, так бываетс официантом, что решил гульнуть.Он выжидал и умными глазамиследил за шариком.Мне показалось — игра не клеится,все отбирал крупье.«Сегодня не идет», — сказал губастыйс пробором равнодушный человек.Я не видел его с тех самых пор,как проводил на пристань в кругосветку.«Сейчас покончим, — возразил крупье, —ты не играл еще, чего ты ждешь?»сказал он розовому человечку.«Я не спешу, — ответил тот, — приятносо всеми вместе посидеть. А впрочем,вот ставка». Он за пазуху полези вытащил. И я узнал, узнал —та самая фальшивка от полячки.Крупье внимательно ее перечитали холодно сказал: «Вполне годится.Так, что же?» —«Я поставил на зеро».Другие ставки кто во что горазд.И завертелся шарик. Все привстали.И долго-долго суетился он,отыскивая сектор. И как будтокрупье его подстегивал:«Давай-давай, ищи, что надо!»И остановился. Зеро, конечно.Розовый вскочил.И подлинная вспышка на минутупреобразила благородный шикего ухваток фокусника. «Что же,ты — человек ноля. Теперь хватай!» —и все придвинул розовому — кучарублей советских, замогильных бирок,просроченных билетов проездных,какое-то письмо без уголка.«Бери, бери, — сказал крупье. —Счастливчик! Надолго хватит». —«Что вы, господин, а золото?» —«А золото сам сделай. Ты, кажется,когда-то промышлял алхимией.А тут другие игры». —«Отдай тогда хотя бы документ!» —«Ну, знаешь, не смеши — придет пора,он будет продан на аукционе».И розовый заплакал. Боже мой!Невыносима участь человека,решившего обманом захватитьхотя бы тень, хоть промельк Абсолюта!На набережной был густой туман,и мы стояли, словно бы боялисьрасстаться в этом млечном киселе —потом уж не отыщут, не спасут.И только тот, кто выиграл зеро,так безнадежно помахал рукою.Шаг в сторону — и он исчез в тумане.
«РУССКИЙ САМОВАР»
В Нью-Йорке на 52-й улице находится замечательный ресторан «Русский самовар». Его хозяин — мой приятель чуть ли не со школьных лет — Роман Каплан.
Много лет назад, когда я впервые оказался в сверх-Городе, я отыскал «Русский самовар». И мне там очень понравилось. В «Самоваре» было уютно, симпатично, красиво и очень вкусно. Пианист наигрывал марши, старинные романсы и знакомые песенки. Я, помню, просидел в «Самоваре» целый день. Но вот что меня удивило. В обеденный час там были люди, а к вечеру ресторан опустел.
— В чем дело? — спросил я Романа.
— Нет рекламы, — ответил он, — это театральный район, после спектакля актеры идут ужинать в модные рестораны, а вслед за ними и зрители. Реклама ведь стоит огромных денег.
И Роман печально махнул рукой.
Этот разговор мне запомнился. Через год я снова попал в Америку, в Калифорнию. Знакомые привели меня к голливудскому киномагнату. Я стоял на веранде с бокалом в руке, совершенно не понимая, зачем там нахожусь.
Вдруг на веранду вошла женщина в узком декольтированном платье. Я узнал ее. Я понял, что пришел сюда, чтобы познакомиться с ней. Это была знаменитая актриса. Я видел ее в десятке фильмов. И она мне очень нравилась как актриса и как женщина. В одном фильме она играла великую танцовщицу Айседору Дункан, жену Сергея Есенина.
Я вышел в другую комнату, налил рюмку русской водки, сделал бутерброд с зернистой икрой. Вернулся на веранду и протянул ей.
— Это прекрасная русская еда, — сказал я, — она должна понравиться вам. Ведь вы Айседора, вы любили Есенина.
Она улыбнулась.
— Кто вы такой? — спросила она.
— Я русский поэт. Не такой знаменитый, как Есенин, но все-таки…
— Вы угадали, я люблю русскую еду.
И тут я рассказал ей о ресторане Романа Каплана — как там вкусно, красиво, какая симпатичная обстановка и что там играют музыку и поют песни на стихи Есенина. Она заинтересовалась.
— Это в Нью-Йорке? — спросила она. — Почему я никогда ничего о нем не слышала?
Я объяснил ей, как найти «Русский самовар».
— Я буду через месяц играть в театре на Восьмой авеню. Это ведь рядом? — спросила она.
— Зайдите обязательно, — сказал я. — Хозяина зовут Роман, он говорит по-английски великолепно.
Прошло еще два года. И вот я опять в «Самоваре». Но теперь это очень модное место, все столики заняты.
