ЛЕФ 1923 № 1 - Коллектив авторов
Ерунда, Нильс! Воображаемые сыщики, громкие разговоры с самим собой – скверная привычка. Но это не безумие, – «в узком смысле». – Попытка не удалась. Нет, не удалась. Тайный переезд из тюрьмы в «заведение» стоил им много труда. Труд этот не окупился.
(Вздрагивает: шум за стеной. Очень громко). Да! – Что это! Кто прячется? Выходите! Эта игра кошки с мышью неприятна для обоих (подходит к окну). Никого, никого! Это снежная буря заставляет голые сучья малины рисовать фигуры на шершавой стене дома.
Нильс, ты страдал, дружище! Конечно, цели своей они не достигли, – не обезвредили тебя. Но – потрепали жестоко. (Обессиленный садится за стол, замечает телефон, ощупывает его, полубессознательно. Вдруг понял). Ого, да это телефон! Настоящий телефон! Альфред, твой летний дворец обставлен со всей роскошью современного комфорта. (Поглаживает аппарат). Врата в действительность. Но перед ними архангел Гавриил с огненным мечом. Он говорит, назад, беглец! Для тебя и тебе подобных путь этот закрыт: запрещен!
Почему, собственно, Нильс? Найдут? Возможно. Поймают? – Невероятно. В этих аллеях, садах, в этой сети каналов я всемогущ. Тут никакая полиция не схватит меня, против моей воли. Тогда, тогда… (перелистывает книгу, находит, берет трубку). Рискнем. Пробиваю стену между собой и миром и возвращаюсь в царство людей. (Говорит:)
Да, барышня. Пожалуйста, номер 77–83.
Правильно. Пожалуйста.
Виноват, это не может быть. Там всегда кто-нибудь отвечает. Это бюро одной очень большой партии…
Нет, моя благодетельница, – ночной дежурный отвечает во все времена года, если только не случился пожар или не напали разбойники.
Загородный разговор? Тогда другое дело. Тут я конечно, отступаю. Но, пока что прошу соединить меня с номером 57–47.
Так точно, будьте любезны.
Halloh! Гостинница «Белый Медведь»?
Служит у вас кельнер Ипсилон?
Гм, когда я видел его в последний раз, он еще не пил. Но не будем рассуждать о дурных наклонностях господина Ипсилона. Можете позвать его к аппарату?
Хотел бы! (пауза).
Да!..
Добрый вечер, господин Ипсилон.
Сейчас узнаете! Небольшой вопрос, так, на всякий случай:
Где вы говорите? Я спрашиваю, вы один в комнате или?..
Хорошо. Еще вопрос. Вы владеете своими нервами? Можете сдержать себя настолько, чтобы не завопить от неожиданности?
Тогда займитесь этим сейчас, пожалуйста. Есть у вас сын Нильс – наборщик?
Если человек не пишет из тюрьмы пять месяцев – это, извините, еще не значит, что он неблагодарная скотина. Если он, вместе с рабочим классом, принимает участие в борьбе – это не значит еще, что он, непременно, фантазер или преступник.
Вы очень любезны, господин Ипсилон. Нильс, действительно, никогда не был ни тем, ни другим.
Нет, в этом вы очень ошибаетесь! Нильс никогда не был значительным политиком, в высшем смысле. Он привязан к своему классу, знает законы его развития, помогает, когда это нужно – в этом вся его вина, за которую он поплатился пожизненным заключением и, в конце концов, он, хорошо ли плохо ли, страдает за дело, раз нельзя иначе. Совершенно так же, как поступал и поступает любой рядовой честный пролетарий.
Ни в каком случае, отец Ипсилон! Он не создал себе имени, да и не хочет этого. Он одна из многих тихих незаметных капель, которые капают, капают, пока не продолбят и не размоют злой камень времени. Дела его не будут, «красиво» выражаясь, начертаны золотыми буквами на страницах истории. И все-таки, быть может, именно он и ему подобные донесут богиню будущего, на своих усталых пролетарских плечах, сквозь зловонную тину вырождения, в освобожденный мир.
Так! Вы замечаете, что я знаю вашего сына? Да, я знаю его достаточно хорошо. Так хорошо, что могу дать вам справку, почему от него пять месяцев не было писем.
Нет, он не был болен. Но так как его, по непонятным причинам, боятся, то решили его сделать больным. Хуже, сумасшедшим! Не шумите, старик! Тогда, пять месяцев тому назад, вашего Нильса, не взирая ни на какие постановления, перевезли в лечебницу для нервно-больных.
Вот видите! Теперь вы понимаете, почему он так плохо писал письма. Общество, в которое он попал, было так гостеприимно, так необычайно, так распущено, что Нильс был исключительно озабочен тем, чтобы не заразиться этой всеобщей «распущенностью». Это было ему не легко, так как, вспомните, сын ваш с самого рождения был хрупким и нервным. Если б не сила воли, – его бы живо окрутили. Но к сожалению, должен сообщить вам: сегодня запасы вышли и энергия его смотана.
Именно! Потому-то и нужно было его оттуда вытащить, иначе он лишился бы рассудка! Так как к последнему Нильс чувствовал мало склонности – не хотел снова завернуться в пеленки или стать животным, то он выбрал первое. Друг его, сведущий в этом деле, взялся за него. Приготовления прошли незамеченными. Срок был назначен на сегодня вечером и уже несколько часов Нильс Ипсилон находится далеко от своего застенка.
Эти проявления вашего сочувствия приятны моему сердцу. Но (усмехается) не вводите себя в расходы, старик! Я понимаю все так, как оно есть – не слишком тяжело и не слишком серьезно.
Да, отец, конечно это я! Вот когда ты узнал свое чадо. Меня радует, что есть еще приметы, по которым ты можешь меня узнать. Ты, по своей теории, никогда не был чрезвычайно точен в исполнении так называемых отцовских обязанностей. Наши отношения никогда не страдали преувеличенной нежностью. И, несмотря на это – чорт его знает, почему, – я все еще как то к тебе привязан. А то бы я не позвонил именно тебе, первому.
Ты прав, отец, – Сусанна тут играет роль! Может быть, действительно, Сусанна – скрытая причина того, что… Ну, ладно, предположим, что это так. Но тогда ответь мне сейчас же: где она? Что с ней? (пауза) Ты здесь, отец? – отец
