Ван Вэй - Стихотворения
Надпись на стеле
Отношение Ван Вэя к природе и взаимоотношения с ней во многом были определены его длительными и серьезными занятиями буддийским учением, в особенности китайской разновидностью - учением школы чань. Бесспорно влияние эстетических воззрений поэта на литературу и живопись Китая последующих столетий. В этой связи представляется важным обращение к духовной предтече Ван Вэя - шестому чаньскому патриарху Хуэйнэну, которому поэт посвятил прозаическое произведение "Надпись на стеле чаньскому наставнику Хуэйнэну" {В сборнике "Теоретические проблемы изучения литератур Дальнего Востока" (М., 1974) были опубликованы краткие тезисы Е. В. Завадской "Философское кредо Ван Вэя" на основе этой эпитафии.}. Это прозаическое произведение было написано на склоне лет по заказу одной из буддийских общин, возможно, по заказу самого известного ученика Хуэйнэна, о котором уже упоминалось, Шэньхуэя. Вполне очевидно, что Ван Вэй признавал приоритет Хуэйнэна, достойным преемником которого он считал Шэньхуэя (в произведениях Ван Вэя не удалось обнаружить прямых указаний, свидетельствующих о знакомстве поэта с Шэньхуэем): "Его (Хуэйнэна. - Г. Д.) ученик по имени Шэньхуэй встретил наставника, когда тот был на закате жизни, и стал постигать высшую буддийскую истину в срединных годах. Широкая натура заложена во всех простых людях, [Шэньхуэй] острым умом превосходил образованных людей, и это было с его стороны последним подношением Хуэйнэну".
Эпитафия Хуэйнэну - достаточно крупное произведение в прозе (более тысячи трехсот иероглифов), каких в наследии Ван Вэя мало. Условно это произведение можно разделить на несколько частей. Первая часть своеобразное вступление, где поэт приводит некоторые положения учения Хуэйнэна философского характера: "Когда нет бытия, от которого можно отказаться, это значит достичь источника бытия. Когда нет Пустоты, где можно что-то разместить, это значит познать основу Пустоты". Весьма аллегорично, намеком поэт высказывает свое отношение к сути учения Хуэйнэна, выступая противником внешних, поверхностных суждений: "Рассыпает цветы небесная фея, которая может обратить монаха в иной облик. Тогда-то и можно познать, что дхарма не рождается, а появляется посредством мысли, она такова, что невозможно взять, дхарма всегда истинна". Ван Вэй неслучайно обращается к буддийской притче о небесной фее из "Вималакиртисутры". В этой притче повествуется о некоей небесной фее, с которой беседовал один из учеников Будды Шакьямуни - Шарипутра. Последний пытался добиться от феи ответа относительно ее женского облика, который, по сути своей, уже (согласно буддийскому учению) нечист и греховен. Небесная фея увещевает Шарипутру, говоря, что внешняя оболочка, внешняя сторона не имеют значения, важно внутреннее содержание, истинная, внутренняя суть. Но Шарипутра не унимался, тогда фея превратила его в женщину, и Шарипутра, скрывшийся под женским обликом, не изменил сути своей. Затем небесная фея обратилась с тем же вопросим к Шарипутре, который наконец-то осознал всю бессмысленность этого вопроса.
Но и учение Хуэйнэна, говорит Ван Вэй, не может дать исчерпывающего ответа о высшей буддийской мудрости: "Уйти от мирских желаний и не суетиться... выгребет в море житейский кормчий (т. е. Хуэйнэн), но и он не знает действия высшей буддийской мудрости". Вступительная часть произведения заканчивается мыслью: "[Можно] достичь освобождения от суетных мыслей, но не полностью. Спасать следует тех, кто находится в деянии и не думает, что означает не-деяние. Все это разве [не присуще] чаньскому наставнику из монастыря Цаоси?"
Следующая часть содержит краткое жизнеописание Хуэйнэна: "Чаньский наставник с мирской фамилией из рода Лу, из некоего места, некоего уезда. Имя - это нереальность и фальшь, и он не родился в какой-то определенной семье {То есть происхождение Хуэйнэна неизвестно.}. У дхармы нет середины и нет края, и он не жил на землях Китая. Его добродетельные наклонности проявились еще в детских забавах, семена мудрости обнаружились в сердце, когда он был еще подростком, он не был эгоистичен по отношению к себе. Дух среды, в которой он рос, близок духу пахарей и шелководов. Когда это соответствовало его дао, он бродил по селениям мань и мо {Мань и мо народности, обитавшие и южных районах Китая.}, близких ему по духу. В соответствующем возрасте он стал учиться у великого наставника Хунжэня в Хуанмае, на что был готов положить все силы".
В "Люцзу таньцзин" - "Алтарной сутре шестого патриарха" - можно прочесть, что Хуэйнэн был дровосеком, родом с юга, и это было неодолимым препятствием для Хуэйнэыа в постижении буддийской истины и просветления, как полагал вначале пятый патриарх Хунжэнь. Но, выслушав возражения неграмотного дровосека о том, что у Будды ничего не сказано по поводу различия в природе человека, Хунжэнь вынужден был позволить Хуэйнэну жить в монастыре, наставником которого он был. Хуэйнэна определили на черную работу - ступой размалывать зерно в муку. Так, не прерывая изнурительного труда, Хуэйнэн "...постоянно очищал свое сердце от мирских дум и обрел просветление по отношению к мякине" {Намек на известную притчу трактата "Чжуанцзы".}.
Далее Ван Вэй обстоятельно описывает процесс обучения последователей Хунжэня: "Всякий раз, когда Великий Наставник возвышался на алтаре, он наставлял учеников, заполнявших храмовый двор. Среди них были лишь те, кто обладал корнями трех колесниц {Корнями трех колесниц обладали лишь те, кто способен был воспринимать учение Будды.}. Они все вместе внимают единому голосу дхармы {В данном случае имеется в виду пятый патриарх Хунжэнь, читавший проповедь своим ученикам. Намек на буддийскую легенду, которая гласит, что в тот момент, когда Будда прочел свою знаменитую бенаресскую проповедь, она была понятна не только ученикам, но и всем разноязыким, всем тем, у кого "две ноги, много ног или вовсе их нет". Настолько универсальным и исключительным свойством отличался голос Будды - "единый голос" - "у ин".}, а чаньский наставник [Хуэйнэн) безмолвствовал, но учение воспринимал. Никогда не спрашивал, а когда возвращался [в келью], все самостоятельно обдумывал. Мысли его были заняты понятием "не-я"" {Одна из центральных категорий буддизма, занимавшая Ван Вэя (см., напр., [55, с. 25]).}.
В "Алтарной сутре" в стихотворной форме {Цитируемые переводы из "Алтарной сутры шестого патриарха" даются по книге Е. В. Завадской "Эстетические проблемы живописи старого Китая" (М, 1975).} высказывается кредо пятого чаньского патриарха Хунжэня, наверняка знакомая Ван Вэю гатха:
Живые существа приходят и бросают семена,
И неодушевленные цветы вырастают.
И если есть неодушевленность и нет семян,
То земля-дух ничего не вырастит.
На это Хуэйнэн откликнулся следующим стихом:
Земля-дух воспринимает семена живых существ,
Когда дождь дхармы поливает цветы, он дает им силу.
Когда вы сами достигнете состояния живых семян цветов,
Плоды просветленности созреют сами по себе.
А вот еще два стиха, и, если вы отступите в каком-либо деянии от согласия с этими стихами, вы не узрите своей изначальной природы:
Грешные цветы поднялись в моем духе-земле:
Пять лепестков цветка поднялись из стебля,
Вместе они образуют карму невежества,
И ныне мой дух-земля погряз в различных кармах.
Подлинные цветы в моем духе-земле:
Пять лепестков цветка на стебле.
Вместе они претворяют мудрость праджня.
И в будущем я достигну просветленности Будды.
Стихотворение Шэньсю, написанное им на средней части стены южной галереи:
Тело и есть древо просветления Бодхи.
Сердце же подобно подставке светлого зеркала,
Все время мы усердно обметаем и вытираем его,
Не позволяя собираться пыли мирской.
На что пятый патриарх Хунжэнь сказал: "Из написанной тобой гатхи вижу еще не достиг ты прозрения, только вступил в преддверие, но не проник внутрь великой истины. Если все будут действовать сообразно с твоим стихотворением - они не погрязнут во грехе... Но необходимо проникнуть внутрь учения и узреть собственную изначальную природу".
Весь последующий абзац направлен на толкование с помощью буддийских и традиционных китайских притч молчания Хунжэня в отношениях со своими последователями (истоки знаменитого "гробового молчания"), Ван Вэй проявляет себя большим знатоком различных легенд, преданий, притч: "Иногда у него (Хуэйнэна. - Г. Д.) появлялись думы об оленях, захотевших испить воды, а еще стремился обнаружить след улетевшей птицы. Ароматная каша нескончаема, бедным людям по-прежнему нечем прикрыть свое тело. Все ученики говорят, что близки к наставнику, а на деле же это все равно, что [ракушкой] измерить море и [тростниковой трубкой] исследовать небо. Они толкуют, что нашли жемчужину Хуанди, что могут получить печать царя закона" (т. е. Будды. - Г. Д.). Ван Вэй обращается к буддийской притче о стаде оленей, страдавшем от жажды и принявшем весенние испарения от земли за вожделенную воду. Под жемчужиной Ван Вэй, по всей видимости, имеет в виду буддийское вероучение с одновременным намеком на притчу "Чжуанцзы" о Хуанди, обронившем однажды во время прогулки по берегу моря жемчужину, которая была найдена неким Вансяном, имя которого означает "пустой облик, пустоту". Хуанди недоумевал, когда ему доложили, что жемчужина найдена: как это возможно, что "вансян" "пустота" - может что-то найти?! Оправдание молчания Хунжэня завершается ссылкой на один из основных принципов чань-буддизма {Речь идет о принципе передачи учения "от сердца к сердцу" - одного из требований чаньских наставников.} и авторитетные китайские источники: "Великий наставник сердцем сам все понимал, Триграмма "нянь" сама по себе ничего не произносит. "Небо как может говорить?" {Вопрос, заданный Конфуцием ученику.} Мудрец или гуманный человек разве посмеют [об этом рассуждать]? Конфуций говорил: "Мы с тобой ничего не знаем"" {Конфуций говорил об этом своему ученику Цзыгуну.}. Из "Алтарной сутры" известно, что Хуэйнэн своей гатхой {Стихи, метрическая часть буддийских сутр. Надо сказать, китайские буддисты порой вольно обращались с буддийскими терминами. Так, понятие "цзи", принятое для обозначения санскритского "сутра", стало применяться в сочетании "чаньские сутры". Сутра же (букв, "нить"), согласно буддизму, это - поучения, вкладываемые в уста самого Будды, - один из девяти (или двенадцати) видов, на которые разделяют каноническую литературу.} о просветлении вызвал у Хунжэня уверенность в истинном просветлении Хуэйнэна, который и должен был стать его преемником.
