Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск двенадцатый
Островский шагнул вслед за капитаном в его каюту. Вскоре принесли горячий кофе.
— Как плавание проходит, Михаил Карлович? — отхлебнув из чашечки, поинтересовался советник.
— Плёхо, — покрутил удрученно головой Негман. — Софсем нет навигация. Карты — нет точность. Весь мурманский берег — один маяк Святонос, лоция — софсем скупой… — Капитан оставил кофе, потянулся за кисетом. — Плыть мимо мурманский берег из Ефропа в Архангельск можно. Но плыть у близкий берег и заходить губы — ошень опасно. — Он взял трубку, задымил. — Карты — нет точность. Вот, пожалуйста. — Капитан протянул руку, достал с полки над креслом свернутую в рулон карту, разложил ее на свободной части стола.
«Составлена… М. Ф. Рейнеке на основе произведенного им в 1833 году гидрографического описания Северных берегов России, учиненного во уточнение подобного описания Ф. П. Литке в 1821—1824 годах», — прочитал на краю карты Островский.
— У Семь Острофф я обнаружил банка… Она нет на карта, — развел руками капитан. — Я двадцать лет на море, — продолжал он. — Ефропа — кароши навигация, Север — нет навигация. Ошень трудный рапота.
Долго еще жаловался капитан на сложности плавания у берегов Мурмана. А на следующий день Островскому самому довелось убедиться в справедливости слов Негмана.
V
«Алексей» входил в узкую извилистую губу. Он двигался медленно, будто на ощупь. Негман на мостике заметно нервничал. Со сложенной вчетверо картой в руке, с биноклем на груди, он беспокойно топтался то слева от рулевого, то справа, время от времени подавая ему отрывистые команды.
День стоял солнечный. Навстречу то и дело попадались карбасы. Завидев «чудо морское», рыбаки переставали грести и молча глазели на паровой корабль.
Красивым выглядел пароход в этом узком фиорде! Черный глянец бортов, отблески белоснежной надстройки, золотистые отливы медяшек иллюминаторов. Картину венчал султан бархатно-черного дыма, медленно поднимавшегося из желтой трубы.
— Чуть прафо, — велел капитан рулевому.
Острым форштевнем пароход нацелился на середину узкого пролива между двумя каменистыми островками.
— Так держи, — сказал Негман и взялся за рукоятку машинного телеграфа, чтобы передвинуть ее с «самого малого» на «малый».
И тут вместе с перезвоном телеграфа капитан расслышал свист и какие-то крики. Он огляделся. С рыбацкого карбаса отчаянно махали шапками и указывали руками в направлении, обратном тому, куда шел пароход. В бинокль капитан разглядел, как один из рыбаков, одетый в серую вязаную фуфайку, в темном картузе на голове, указал рукой в сторону пролива, а затем сложил обе руки крест-накрест над головой.
Негмана бросило в жар. Он резко дернул рукоятку телеграфа на «стоп» и тут же отодвинул ее на «полный назад». Судно взрыхлило винтом воду под кормой и замерло. Выглянув из-за поручней мостика, капитан махнул карбасу рукой: сюда, мол, давайте.
В карбасе шевельнули веслами. Он двинулся к пароходу. Капитан велел отдать якорь. Потом достал из кармана носовой платок, вытер лицо и шею. Платок стал мокрым. Негман спустился на палубу. Карбас уже покачивался у борта.
— Это пролифф Урский Сретний? — спросил капитан, перегнувшись через поручень и указав рукой вперед.
— Он и есть, — согласился рыбак в фуфайке. Он сидел за рулевым веслом и, задрав голову, небоязно поглядывал снизу на капитана.
— А зашем махай шапка? — спросил Негман.
— Дак Середний Урский о койпуге пеши переходим, — усмехнулся помор.
— Доннер веттер! — воскликнул растерянно Негман. — А карта дает кароши глубины этот пролифф…
Рыбак пожал плечами.
— Я в энтих картах неграмотный, — сказал он, — да слыхал, однако, врут оне изрядно.
— Где же прохот?
— Сам-то здеся не бывал, што ли, допрежь?
— Нет.
— Э-э, брат, дак и не завесть тебе тада эдаку-то кораблину, ходу не знаючи, — махнул рукой мужик.
— Послушай, милейший, а ты не провести парохот? — предложил вдруг Негман. — А я на карта положить дорога и потом буду знать, а?
— Я? — оторопело переспросил рыбак. — Да я и не видывал судов-то эдаких… И не знамо как…
— Ты показывай — я парохот упрафлять, — настаивал капитан. — Я тепе платить буду. Залесай на борт.
Рыбак заколебался.
— Может, спытать? — растерянно обратился он к мужикам.
— Спытай, Гаврило, спытай, — поддержали его рыбаки.
Помор махнул рукой, бросил рулевое весло и полез по сброшенной ему веревочной лесенке на борт.
Взойдя вслед за капитаном на мостик, он огляделся, потрогал латунный барабан машинного телеграфа, провернул штурвал, заглянул вниз, на верхнюю палубу.
— Ладный кораблик, — подвел итог.
Пошел якорь. Негман вопросительно глянул на рыбака.
— Как зовут?
— Меня-то? Гаврилою. А тебя?
— Негман. Капитан Негман.
— Немец, што ль?
— Куда прафить? — вместо ответа спросил капитан.
Гаврила поплевал на ладони.
— Ворочай назад.
Негман дал задний ход. Судно попятилось из пролива.
— Эк, диво, — замер рыбак, восхищенно оглядываясь. — И задью бегает!
Пароход выбрался на простор губы.
— Бери лево, — сказал помор. — Пойдешь по-за тот вон наволок, да держись правее — там глыбже.
«Алексей» на малом ходу двинулся в указанном направлении, дошел до мыса. Негман напряженно вглядывался вперед.
— Топере иди на кекур, на тот вон.
Капитан велел рулевому держать на видневшийся впереди на противоположном берегу выложенный из камней знак-пирамидку.
— Выходи на середку, — командовал помор. — Самый он и есть Малой Урской. Дале по середке салмы до самого курта. Тамо клади якорь.
«Алексей» благополучно добрался до становища, стал на якорь.
Негман закончил делать заметки на своей карте, распорядился готовить шлюпку, пригласил Гаврилу в свою каюту. Он налил рыбаку водки, подождал, пока тот выпьет, спросил, сколько он хотел бы получить за лоцманскую услугу.
Гаврила подумал. Потом сказал:
— Ты, мил человек, лучше растолкуй мне, как энтот кораблина без парусов горазд бегать?
VI
Семен Крыжов, рулевой парохода «Архангельск», нес ночную вахту со старшим помощником капитана с четырех до восьми. Он с дробным стуком перекатывал в темной рубке штурвальное колесо и время от времени, оторвав взгляд от слабо освещенной компасной картушки, поглядывал по сторонам. Море было черным и спокойным. Темной, но ясной выдалась ночь. Слева мигали огоньки маяков. Старпом молча стоял у лобового иллюминатора в левом углу рубки. В такие спокойные ночные часы Семен, накручивая штурвал, любил думать о будущей встрече с женой, ребятишками или вспоминать эпизоды минувших плаваний.
Немало времени прошло с тех пор, как ступил Крыжов на борт своего первого парохода «Великий князь Алексей».
В Коле Семен срубил небольшую избу, женился, завел ребятишек. Если по окончании навигации пароход оставался на зиму в Северной Двине, Крыжов рассчитывался, оговорив, что весной его вновь возьмут на это судно, и уезжал домой. В те годы, когда пароход зимовал в Коле или в Екатерининской гавани, Семен оставался в судовой зимовочной команде.
А бывало и так, что после окончания навигации пароход с соленой треской отправлялся в Петербург да там и зимовал.
— Хорош город Питер, да бока повытер, — вздыхали матросы и кочегары, возвращаясь по весне без гроша в кармане. — Там кабак, тут кабак — и не обойти никак!
В последние годы Товарищество Архангельско-Мурманского срочного пароходства, где служил Крыжов на пароходе «Архангельск», стало направлять это судно в Питер после каждой навигации. Пока пароход не вылетел на камни близ Мандаля, что на южном побережье Норвегии.
Семен отчетливо помнил, что произошло тогда. Сейчас, стоя у руля на новом «Архангельске», купленном товариществом взамен погибшего, Крыжов снова с дрожью в теле вспомнил ту ночь. А вспомнилась она во всех подробностях еще, наверное, потому, что пароход шел сейчас где-то в тех же местах и ночь была такою же темной и такою же загадочно-спокойной. Только в ту печально памятную ночь два года назад как раз у скал Южной Норвегии судно попало в туман.
…Семен стоял тогда вахту с полуночи. Тусклый желтый свет масляной лампочки в латунном футляре едва позволял различать деления компасной картушки. Лишь изредка взблескивал дальним отсветом маячок. Фигура вахтенного помощника только угадывалась у лобового окна. Но вот и огонек маячка исчез. Когда туман окружил судно, помощник разбудил капитана. Минуты через три капитан вошел в рубку, немного постоял молча, привыкая к темноте, потом повозился с трубкой, чиркнув спичкой, раскурил ее и, наклонившись к компасу, посмотрел курс. Подойдя к карте, отодвинул черную занавеску, прибавил огня в масляной лампочке над штурманским столом и, подозвав помощника, велел показать место судна.
