Стихотворения в пяти томах - Мирра Александровна Лохвицкая
Дошла молва о мудрости твоей.
Прекрасною зовут тебя поэты,
Великою зовут тебя жрецы.
БАЛЬКИС:
Ты родом грек? Так хорошо и внятно
Ты говоришь на языке моем.
Но я еще твое не знаю имя.
Скажи его.
ГИАЦИНТ:
На севере Эллады,
В тенистых рощах родины моей,
В ущельях гор и на лесных лужайках,
Везде, где бьют прохладные ключи,
Благоухает синий колокольчик,
Клочок небес в зеленой мураве.
Он любит тень и полумрак вечерний,
И близость вод, журчащих по камням.
Перед тобой – дитя весны цветущей,
Лазурноокий Гиацинт.
БАЛЬКИС:
Мой Гиацинт, должно быть, долго, долго
Ты любовался голубым цветком.
И засинел он, слился с лунным блеском
И отразился ласковым мерцаньем
В лазурной мгле изменчивых очей.
ГИАЦИНТ:
В твоих очах – лучи и трепет звезд!
И вся ты, вся, пронизанная светом,
Мне кажешься виденьем лучезарным…
Ты в сумраке сияешь, как звезда.
(Проносится метеор).
БАЛЬКИС:
Падучая звезда!
ГИАЦИНТ:
Как в сновиденьи.
О, если бы я мог обнять тебя!
О, за твое единое объятье
Пошел бы я на муки и на смерть!
За влажный зной медлительных лобзаний,
Сладчайший дар надменных уст твоих,
Я заплачу тебе ценою жизни!
Обнять тебя – и после умереть…
БАЛЬКИС:
Пора идти. Еще сияют звезды,
Но в воздухе уж чудится рассвет.
Пора, пора! Тяжел мой путь тернистый,
Но он меня к блаженству приведет.
ГИАЦИНТ:
О, погоди! О, выслушай, царица!
Там, далеко, на родине моей,
Осталась та, которую любил я,
Иль думал, что любил. И лишь теперь
Я понял вмиг, как страшно заблуждался,
И что тогда я называл любовью,
То не было и призраком любви.
БАЛЬКИС:
Люби ее, будь счастлив с ней, мой мальчик,
Меня зовет божественная цель.
Прощай, мой друг.
ГИАЦИНТ:
Нет, нет, еще мгновенье!
Ты знаешь ли, как счастлив я теперь,
Как я судьбу свою благословляю,
Благословляю море, ветер, бурю,
Принесшую меня к твоим ногам!
БАЛЬКИС:
Пусти меня!
ГИАЦИНТ:
Еще, еще мгновенье!
Дай мне упиться красотой твоей,
Дай наглядеться в звездочные очи,
Дай мне побыть в тени твоих ресниц!
Уходишь ты? Так знай, что за собой
Холодный труп оставишь ты в пустыне.
Я буду биться головой о камни,
В отчаянье разлуки и любви…
С проклятием тебе сорву повязку
С моей ноги, – и, кровью истекая,
Умру один. Будь проклята! Ступай.
БАЛЬКИС:
Я остаюсь.
ГИАЦИНТ:
Балькис!
БАЛЬКИС:
Ты ранен, милый?
ГИАЦИНТ:
Случайно я ударился о щебень,
Когда на берег бросили нас волны,
Принесшие меня к твоим ногам.
БАЛЬКИС:
Как ты дрожишь, как бледен! Ты страдаешь?
Дай рану я твою перевяжу.
Так хорошо? Не больно? Что с тобою?
ГИАЦИНТ:
Обнять тебя – и после умереть!
БАЛЬКИС:
Ты будешь жить. Приблизь твои уста.
(Обнимает его).
(Караван собирается в путь и медленно уходит. Тихо звенят колокольчики).
ГИАЦИНТ:
Люблю тебя!
БАЛЬКИС:
Как ты прекрасен, милый!
Мой Гиацинт, скажи мне, – ту, другую,
Ты, может быть, любил сильней меня?
ГИАЦИНТ:
Небесных молний режущее пламя
Сравню ли я с болотным огоньком?
БАЛЬКИС:
И обо мне ты часто, часто думал?
ГИАЦИНТ:
Ты представлялась мне совсем иной –
Такой же юной, гордой и прекрасной,
Но мужественной, рослой, чернокудрой,
С бесстрастием богини на челе.
И как я рад, как счастлив, что ошибся.
Но мог ли я тогда предугадать,
Что гордость, власть и мудрость воплотилась
В таком воздушно-призрачном созданье,
В таком виденье облачном, как ты?
БАЛЬКИС:
Мой бледный мальчик, – надо ли иметь
Высокий, пышный стан, чтоб быть великой?
Ты посмотри: мой рост не превышает
Иных цветов на родине моей,
Но имя Сабы вечно и бессмертно,
И знаю я, что слава обо мне
Собой обнимет землю до полмира!
ГИАЦИНТ:
Не странно ли, – я думал, ты смугла, –
Но матовым оттенком нежной кожи
Походишь ты на жемчуг аравийский.
И мягкий цвет волос твоих волнистых
Подобен шерсти лани полевой,
Иль скорлупе ореховой, когда
Она блестит и лоснится на солнце.
Как сладостно они благоухают!
От одного прикосновенья к ним
Возможно опьянеть. О, дай мне их,
Обвей меня, засыпь, запрячь под ними,
Меня всего окутай, как плащом!
И под душисто-знойным покрывалом
Я на груди твоей усну…
(Звон колокольчиков слабеет).
БАЛЬКИС:
В моем саду есть тихий уголок,
Где не слыхать докучных попугаев,
Ни пенья птиц, ни рокота ручья,
Где высится лишь тамаринд печальный
Да ветки ив склоняются к волне.
Там нет кричащих красками цветов,
Удушливых и резких ароматов:
Жасминов, роз, левкоев, анемон, –
Звездой жемчужной в темных камышах
Там прячется стыдливо лотос белый
И тихо льет свой тонкий аромат.
И вот, теперь, я чувствую, ко мне
Доносится его благоуханье,
Как под крылами ветерка ночного
Протяжный вздох натянутой струны.
И, заглушая нежным ароматом
Все благовонья крепкие земли,
Оно растет,
