Клены в осенних горах. Японская поэзия Серебряного века - Нацумэ Сосэки
ветер кружит опавшие листья сорго.
В экипаже
По дороге в коляске
я задремал незаметно.
О прекрасная!
Не тревожь моего забвенья.
Позади фонари шумных городских перекрестков,
позади прохладный сумрак зеленой рощи.
Ароматом моря повеяло издалёка…
«Цок-цок-цок-цок» – цокают копыта.
Не во сне, наяву я гонюсь лишь за явью…
О прекрасная!
Не буди же меня, пока не прибудем
в наш укромный приют, где вишня цветет у застрехи!
Наследственность
Дом человека, грузно осев на землю,
дремлет, как исполинский паук,
посреди унылой природы, объятой тьмою.
Звери трепещут от страха,
будто им угрожает призрачный демон.
Протяжно, тоскливо они воют:
«У-оо-у, у-аа-у, у-уу!»
Листья кукурузы
шуршат под ветром во мраке.
Тише! Прислушайся!
Слышишь, там, на дороге,
вдалеке завывают собаки:
«У-оо-у, у-аа-у, у-уу!»
– Мама, собаки больные?
– Нет, сынок, собаки голодные.
Где-то там, в небе, где смутно
брезжит сиянье,
собаки увидели извечного врага –
и древняя-древняя память поколений,
полученная по наследству от диких
и жалких предков,
внушает им невыразимый ужас.
Сердца собак сжимаются и бледнеют.
Долго воют они в ночных тенях на дороге:
«У-оо-у, у-аа-у, у-уу!»
– Мама, собаки больные?
– Нет, сынок, собаки голодные.
Песня для мух
Далеко ли уже шагнула весна?
По округе плывет аромат расцветающей вишни.
Детские голоса звенят на холмах и в долинах.
Белые облака висят над горным кряжем.
И вот в сердце моем закипают слезы.
Сердце мое скорбит. Сердце мое ловит
солнечные блики,
сиянье детства, озарившее сумрак жизни.
Одиночество растет – разгорается все ярче
зарево страшной тоски и отчаянья.
В уединенной комнате сидя,
любуюсь догорающим в душе закатом –
и мне становится грустно жить на свете.
Я немощен, как сонная зимняя муха.
Жизнь моя бессильно, бесцельно влачится.
В угасающих отсветах весеннего солнца
жизнь моя, притулившись на оконном переплете,
слушает плач сирот, хор несчастных созданий…
Из книги «Дорогой персика и сливы»
Дорогой персика и сливыИз воображаемых диалогов с Лаоцзы [97]
О мудрец! Твоему Пути я хочу причаститься!
Далеко еще до цветущих садов селенья,
но в тумане уже слышны голоса петухов,
телят мычанье.
О премудрый святой! Поведай мне свою Правду!
Абрикосы в цвету. Пасмурная погода.
Из дому уйдя, какую науку познал я?
Юность растрачена впустую.
Любовь, слава, мечты на ивовом плетне высохли
и увяли.
О великий мудрец!
Солнце еще высоко стоит над проселком.
Издалека от деревни к деревне несется
песня девушек, сидящих за ткацким станом.
О великий мудрец! Почему мне Путь не укажешь?
Может быть, ты молчишь средь призрачных
смутных видений
в этом щедром краю цветущего персика и сливы
оттого, что всегда устремлен к сокровенной сути,
в глубину сознанья, что не передать словами.
В полдень ты, должно быть, приходишь в деревню,
присаживаешься на кухне в крестьянском доме…
О великий мудрец! Твой путь одинок и печален.
Мы расстались – никогда уж, наверно,
мне шагов твоих вдалеке не услышать.
Скорбь моя велика, но в горькую эту годину
мне из жизни уйти еще не дано, о Учитель!
У почтового окошка
У почтового окошка примостившись,
я письмо на родину сочиняю.
В своих отрепьях похожий на облезлую ворону,
в башмаках, стоптанных, как загубленная доля.
Трубы дымят в небе… Вот и сегодня опять не найти
работы.
Отец,
что осталось от человеческой жизни?!
Безо всякой надежды, тоскливо
нищенский свой кошелек открываю.
Жизнь, разменянная на медяки,
звякает о камни.
Ах, родные края,
мой старый, добрый отец,
простите!
Что ж, знакомой унылой дорогой вдоль мола,
спотыкаясь, в порт побреду,
свободный, как ветер…
Жизнь!
Издалека вдруг донесся
протяжный рев отплывающего парохода…
Из книги «Сентиментальные лирические миниатюры»
В путешествии
Хорошо бы во Францию поехать,
Только Франция – это далековато.
Что ж, раз так, надену новую куртку,
Выберу маршрут по душе – и в дорогу!
Поезд будет медленно ползти через горы,
А я, прислонившись к водянистому окошку,
В одиночестве помечтаю о приятном,
Сердцем погружаясь в майские рассветы,
В вешние травы…
Цветы и птицы [98]
Дни цветов и птиц пришли наконец-то.
Щедро сияет на небосводе солнце.
В городе на деревьях набухли почки.
Сердце мое – рыбачья лодка,
что скользит по волнам, удаляясь от побережья,
залитая полуденными лучами.
Руку окуни – прохладная влага
ласкова, как объятия ребенка.
В пору вешнего пробужденья природы
отправляюсь бродить по городским кварталам.
Всюду на деревьях – цветы и птицы.
