Бенедикт Лившиц - Полутораглазый стрелец

236. СОЛНЦЕСТОЯНИЕ

Чуть в звонком воздухе раздался голос рога,Мы поняли, что все должно застыть кругом.Он смолк, но звук еще плывет своей дорогойНа медный небосклон.

Кустарник золотой приник вплотную к жнивью,Стогами желтыми означились поля,Сияло мертвое на горизонте солнце,И выросли высокие леса…

На буках, выбежавших на опушку леса,Вороны не хотели засыпать,И меж ветвей, простершихся завесой,Большие рыжие олени замерли.

Зачем же тишину нарушил рог звучаньем?Который час теперь, что солнце не зашло?Ужель кустов конца не будет колыханьямИ время замолчать воронам не пришло?

Еще рыдания! Какая скука всюду!Не лучше ль дома бы нам посидеть с тобой?Смотри, как, подхватив осенних листьев груду,Их ветер закружил и гонит пред собой…

237. ПАРК

Увидев пред собой закрытую калитку,Мы долго простояли, горько плача.Потом, сообразив, что это мало чем поможет,Мы снова медленно пустились в путь.

Мы вдоль ограды сада пробрели весь день;Оттуда долетали голоса и взрывы смеха.Мы думали, что там справляют праздник на лужайке,И эта мысль нас исполняла грустью.

Под вечер стены парка обагрил закат;Не знали мы, что происходит за стеной,Поверх которой ветви лишь виднелись, иногдаРонявшие при колыханьи листья.

238—240. КАЛЕНДАРИ

Я говорил душе: — Душа моя, родная,Зачем меня будить? Приди, уснем. —Душа ответила: — Взгляни, как зареваяЗарделась полоса. Пора. Покинем дом.

Я спорил: — На дворе ведь холодно, и малоС тобой мы прочитали книг.Скажи, ужель ты не усталаБдеть надо мною каждый миг?

Зима от целого нас укрывала света;Я думал, что я спал, но я был только нем.Я столько размышлял, что, бедная душа поэта,О солнце позабыл совсем.Вернется ли оно опять к своей эклогеИ вместе с ним шумливая веснаСмутит ли снова наши диалоги?

— Оно окрасило всю занавесь багрянцемСквозь стекла потные окна, —Ответила душа, — и наша лампаСейчас погаснет. Книги прочтены.А если ты открыть не хочешь рамуВсему, что рвется к нам упрямо,Открою я.

Зима прошла. Земля унылоГлядит, оголена.Проснись! Совсем иного пылаТвоя душа полна.Дремотой в хлеве истомленный,Стремится скот на влажные поля,К морской волне неугомонной.

— О бедная душа, — ответил я, — кудаМеня зовешь? Увидеть вдоль дорогиБезлиственные тополя?Иль небоскат и пасмурный и строгий?На бег ли посмотреть ручья,На берег ли взглянуть пологий,Бродячих чаек жалкий стан?На скисший виноград под кровлею дырявой?Иль за околицей на плачущих селян,Мечтающих о пажитях поемныхИ о посеве озимых хлебов?Немые пашни ширятся безмерноИ ливней животворных ждут.В морскую даль уже ушел весь лед —В морскую даль, где кораблекрушенийОбломки носятся по прихоти течений;Их на песке, в еще бурлящей пене,Минувшей собирали мы весной;На берегу в тот вечер сквозь одеждуМы сырость ощутили вдруг

И в дом вернулись, чтобы пальцы рукОзябшие согреть близ камелька надеждой.

Душа сказала мне: — Ужель не знаешь ты:Все, что зима взяла, весна вернет нам вскоре?Над грустною равниной из-за моряВоспрянет солнце горячей.Март кончился, апрель теплом своих лучейИзвечную любовь на челах возрождает…

— Как знать, не лето ли, что вновь мне возвращаетМорскую даль и небосвод,Для будущей зимы не лето ль сбережетТаинственнейший сон любви вдвойне печальной?

Я завтра, как пастух, в хвосте бредущий стада,На берег выведу желания свои;Пусть выйдут на простор они морской струи,Врывавшейся в мой сон всю ночь с такой надсадой.

Осталось ждать лишь час, чтоб занялся рассвет;Окаймлена зарей, уже белеет нива;Рыдания в ночи смолкают постепенно.Что ж, подождем еще: уж недалек рассвет.

Я вскоре окажусь на отмели угрюмой,Где столько соли, трав, обломков кораблей,Сегодня избранных тревогою моейИгралищами быть моей печальной думы.

Мои желания, нас берег ждет безмолвный,Заря горит, горит! Вот вам рука моя.Я тоже побегу. Не эта ль колеяНас приведет туда, где замирают волны?

Волна отходит прочь, чтоб наконец моглиМы собирать в местах, которым сердце радо,И влажный урожай морского винограда,И все, что к нам валы с утеса нанесли.

Все, что похитил вал, что сброшено приливом,Что зыблелось в волнах, что ветром унесет,Все символом живым сознанью предстает,И даже водоросль, отливом прихотливымОставленную здесь, желания мгновенноПреобразили мне в морскую диадему.

Нам не заснуть никак. Бушует буряЗа окнами, и ночь чудовищно темна.Орлы влетают в потайные входыИ ставни дикими крылами бьют.

Средь бури покружив, они стучатся в двери,Врываются в пустынный коридор,Где медленно текут часы ночныеИ наши сны. Нам не заснуть так скоро.

Мы подождем, чтоб ночь окончилась, оплачемСны, заблудившиеся на ветру,Во мраке башни, где трепещут крылья,И, как всегда, грозы преодолев насилье,

Дождливая заря блеснет нам сквозь стекло.

ПОЛЬ ВАЛЕРИ

241. ЕЛЕНА, ЦАРИЦА ПЕЧАЛЬНАЯ…

Лазурь! Я вышла вновь из сумрачных пещерВнимать прибою волн о звонкие ступениИ вижу на заре воскресшие из тениЗлатовесельные громадины галер.

Одна, зову царей. Томясь, стремятся к солиКурчавых их бород опять персты мои.Я плакала. Они безвестные боиМне славили и песнь морской слагали воле.

Я слышу раковин раскаты, вижу блескМедноголосых труб, и весел мерный плеск,И древний строй гребцов, в поспешности степенный,

И благостных богов! В лазурной вышинеОни с носов галер сквозь поношенья пеныС улыбкой руки вновь протягивают мне.

242. ЮНАЯ ПАРКА

(Фрагменты)

Пускай преследует его мой нежный запах,О смерть, вбери в себя прислужницу царя:Разочаруй меня, унылая заря,Я так устала жить, я — образ обреченный.Послушай! Торопись… Весь год новорожденныйСмятенья тайные предсказывает мне:Последний свой алмаз мороз сдает весне,И завтра под ее улыбкой вожделеннойВнезапно вскроется родник запечатленный.Как знать, откуда ты, насильница-весна,Пришла? Но речь твоя струится так ясна,Что умиляется земля в глубоком чреве…Одевшись в чешую, набухшие деревья —Зачем им столько рук и овидей дано? —Вздымают к солнцу вновь громовое руно

И в горьком воздухе уже растут крыламиБесчисленной листвы, в чьих жилах — снова пламя…Ты слышишь, как в лучах дрожат их имена,Глухая? Как в дали, где все — в оковах сна,Уже собрался в путь, ожившею вершинойОщерясь на богов и к ним стремясь единойДушой, плавучий лес, чьи грубые стволыС благоговением возносят ввысь из мглы —Куда плывете вы опять, архипелаги? —Укрывшийся в траве поток нежнейшей влаги.Какая смертная отвергнет этот плен?Какая смертная… Ах, дрожь моих коленПредчувствует испуг коленей беззащитных…Как этот воздух густ! От криков ненасытныхВон птица падает… Сердцебиенья час!А розы! Легкий вздох приподымает вас,Властитель кротких рук, сомкнутых над корзиной…Ах, в волосах моих мне тяжек вес пчелиный,Твой острый поцелуй, пронзающий меня,Вершина моего двусмысленного дня…О свет! Иль смерть! Одно из двух, но поспешите.Как бьется сердце! Как час от часу несытейВздувается моя тугая грудь, как жжетМеня в плену моих лазоревых тенет…Пускай тверда… но как сладка устам несчетным!... . . . . . . . . .Я заклинать хочу лишь слабый отблеск твой,Слеза, уже давно готовая пролиться,Моя наперсница, ответная зарница,Слеза, чей трепет мне еще не заволокРазнообразия печального дорог.Ты úдешь из души, но колеей окольной,Ты каплю мне несешь той влаги подневольной,Тот чудодейственно-живительный отстой,Чьей жертвой падает моих видений рой,О тайных замыслов благое возлиянье!В пещере ужасов, на самом дне сознаньяНаслаивает соль, немотствуя, вода.

Откуда ты? Чей труд, уныл и нов всегда,Выводит, поздняя, тебя из горькой тени?Все материнские и женские ступениМои осилишь ты, но медленный твой ходНесносен… От твоих чудовищных длиннотМне душно… Я молчу и жду тебя заране…— Кто звал тебя прийти на помощь свежей ране?

243. ПОГИБШЕЕ ВИНО