Леонид Якубович - По чуть-чуть…
Напекло
25 июня 2009 г.
03 часа ночи
Внучка бегает по пляжу,Завиточек на виске,Я сижу, смотрю и дажеЧушь рисую на песке.
Вроде кошка хвост загнула,Вроде мышка на доске,А волна опять слизнулаМой рисунок на песке.
Человек... ведро... корова...Дом с трубою вдалеке,А волною смыло сноваМой рисунок на песке.
Вроде, как игра такая:Нарисованное мнойВсё мгновенно исчезает,Всё смывается волной.
Вывел рожицу кривую, Ножки-ручки крендельком.Всё рисую и рисую,Будто вспомнилось о чём...
Вот таким я был когда-то,Словно клоп на волоске,А потом пошёл в солдаты, Вот... таким, как на песке...
Вот... была такая рота...Вот... рисую старшину...А потом из пулемётаКто-то нас перечеркнул...
А потом я полз куда-тоНа родимый голосок...Не рисуется, ребята, –Осыпается песок...
Ну и пусть, и слава богу,И не надо вспоминать.Нарисую-ка дорогуИ на ней родную мать...
Мама руку протянула,Я бегу к ней босиком.Всё опять волна слизнула,Как корова языком.
Нарисуем всё, как было...Мы идём рука в руке...А волною снова смылоМой рисунок на песке.
И зачем никто не знаетЯ тут что-то рисовал?Всё равно волна смываетТо, что я навспоминал...
Да и кто же поминает,Чем мы в юности живём?Время, как волна смываетЧас за часом, день за днём...
Можно даже и до краяВесь песок изрисовать,Набежит волна другаяИ сначала не начать...
Не начать дружить сначала,И любви не грянет гром...Время всё давно слизало,Как корова языком...
А волна опять вскипела,Изумрудное стекло...Что-то сердце заболело,Мне, наверно, напекло.
Внучка бегает по пляжу,Завиточек на виске,Я сижу, смотрю и дажеНе рисую на песке.
Послевкусие
31 января 2005 г.
20 часов 15 минут
Вкус к жизни с молоком еще в младенчествеМы научились тонко познавать,Вкус дружбы, даже вкус любимой женщиныУ нас до края века не отнять.
Мы знаем вкус разлук и расставания,Обиды горьковатое вино,И вкус любви пьянит на расстоянии,Хотя любовь ушла давным-давно.
Знаком нам вкус побед и поражения,Солёный вкус потери навсегда,Предательство на вкус мы, к сожалению,Легко определяем иногда.
Стирается с годами осязание,Слабеет слух, глаза уже не те,Бог дал, мы вкуса покаянияВ мирской не ощущаем суете.
Нас не обманут пряности и соусы,Мы истину на вкус определим,Мы верим чувству более, чем голосу,На том стояли мы с рожденья и стоим.
И в мире Муз, и в море удовольствия,Не оскорбляя видом знатока,Наш вкус, как штурман на довольствии,Находит верный путь до маяка.
С годами утверждаемся во мнении,Что вкусу нужно верить до конца.Но все же гложет и терзает нас сомнение:Чего-то не хватает до венца.
И умирая, Господи Иисусе,Вцепившись в жизнь немеющей рукой,Осознаем – важнее послевкусье!И с этим мы отходим на покой...
Вдохновение
21 января 2010 г.
06 часов 30 минут
Пишу стихи обычно по наитью,Пишу, как на душу положит Бог,Пишу во сне, пишу порой в подпитьи,Когда согрет, ну и когда продрог.
Пишу, когда наелся до отвала,Пишу, когда от голода дурман,Пишу, когда в кармане денег мало,Пишу, когда наполнен мой карман.
Пишу, когда жена воркует рядом,Пишу, когда меня целует дочь,До умопомраченья, до упада,Особенно, когда приходит ночь.
Когда погаснет свет и только свечка,Горит в тиши на письменном столе,Дрова, искря, потрескивают в печкеИ отблески танцуют на стекле.
Тогда я вроде слышу чьё-то пенье,Тогда снисходит на сердце покой,И благодать и вдохновеньеМоею властвуют рукой.
Ложатся строчки стройными рядами,И рифма вдруг размеренно строгаЯ не пишу, стихи ложатся самиЯ лишь слежу, как движется рука.
Как будто бы не мой, а чей то разумРождает образы в рифмованной строфе,И чистый лист уже заполнен разом,Я только карандаш держу в руке.
Потом уже читая в изумленьи,Вникая в смысл, возникших этих строк,Я понимаю с тихим сожаленьем,Что сам бы написать я этого не смог.
Судьба барабанщика
Поглядеть — так это даже странно,Но уж так даровано судьбой,Двадцать лет стою у барабана,Как у мавзолея часовой.
Сын женился, подрастает внучка,Дочь в «шестой» уже пошла сейчас,Скоро и она своих детей за ручкуПоведёт с цветами в первый класс.
Зеркало предатель и обманщик,И хотя уже седая борода,Всё равно я юный барабанщикДля всего народа навсегда.
Иногда мне кажется, что мигомДинозавры вымерли при мне,Что монгольское промчалось игоНа татарском взмыленном коне.
Крепостное право отменили,Декабристы в каторгу пошли,Ленина вождём провозгласили,Позже в мавзолей его снесли.
Две войны и пятилеток планы,Новый гимн из пересохших губ,Только я стою у барабана,Как у лукоморья старый дуб.
За окном мелькают дни и годы,Прошлое торопит всё сильней,Не увидеть мне уже свободы,Ни жены мне не увидеть, ни детей.
Старость, видно здесь меня нагонит,От морщин очистится чело.Здесь у барабана и схоронят,И напишут имя на табло.
На одно надеюсь, что уж скороПо заслугам Бог и мне воздаст,Встану с барабаном у собораМожет, кто и денежку подаст.
Дайте отдохнуть
Из века в век десятки поколений,Воздевши в небеса с надеждою глаза,Молились, опустившись на колени,Чтоб миновала их смертельная гроза.
Чтобы лоза созрела винограда,Чтоб на полях зерно не полегло,Чтоб от волков не пострадало стадо,Чтоб в доме было сытно и тепло.
Чтоб отелилась вовремя корова,Чтоб до весны хватило бы еды,Чтоб дети были живы и здоровы,Чтоб род отворотило от беды.
И миллиарды просьб ежемгновенноВозносятся с Земли на небеса,Простёршись ниц, коленопреклоненно,На все земные голоса.
В расскаяньи, в печали и в тревоге,В весёлый миг на свадебном пиру,На трудной и извилистой дороге,В вечерний час и рано по утру,
Кто радостно, кто слёзно, кто тоскливо,Со всеми кто, а кто в сторонке сам,Кто шёпотом, кто молча, кто с надрывом,Молитву обращает к небесам.
Благодарят за то, что не оставил,Что в трудный час помог и уберёг,И на дорогу верную наставил,И дал надежды путеводный огонёк.
Благодарят за укрепленье в вере,Среди мирской никчёмной суеты,И эта благодарность в полной мере,Есть существо духовной чистоты.
Молитвы эти — островки в тумане,Средь моря просьб, которых миллион,И все их выполнить никто не в состоянье,Хотя, конечно, всемогущий Он.
И просят, словно нищий подаянья,Кто славы, кто богатства, кто чего,Без веры, без любви, без покаянья,Не делая при этом ничего.
И ничего вообще не создавая,Лелея только собственный уют,И на виду крестясь, не уставая,Крестясь, ограбят и, крестясь, убьют.
Из них никто не просит о прощенье,О средстве от своих душевных ран,Свечу зажгут и в праздном умиленье,Отправятся в соседний ресторан.
И там под рюмку радостно и пышноПопросят, походя, о чём-то о своём.От этих просьб молитв уже не слышно,И небо всё темнее с каждым днём.
Но по законам вечным мирозданья,Услышан будет каждый стар и мал,И отказать хотя не в состоянье,От этих просьб Он, кажется, устал.
Слова за богохульство не сочтите,Подумайте о Нём, ну хоть чуть-чуть,Хоть час, ну хоть минуту помолчите,Ну, дайте ж и Ему передохнуть!
Одиночество
