Коллективный сборник - Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

166. Дуэль

Вороны каркали, и гаркали грачи,Березы над весною, как врачиВ халатах узких. Пульс ручьев стучит.Как у щенка чумного.Закричи,Февраль! И перекрестные лучиПронзят тебя. И мукам той ночи –Над каждой строчкой бейся,– но учись.. . . . . . . . . . . . . . . . . . .Каждая строчка – это дуэль,-Площадка отмерена точно.И строчка на строчку – шинель на шинель,И скресты двух шпаг – рифмы строчек.И если верх – такая мысль,За которую сжегся Коперник,Ты не сможешь забыть, пусть в бреду приснись,Пусть пиши без бумаги и перьев.

167. Дождь

Дождь. И вертикальными столбамиДно земли таранила вода.И казалось, сдвинутся над намиСиние колонны навсегда.

Мы на дне глухого океана,Даже если б не было дождя,Проплывают птицы сквозь туманы,Плавниками черными водя.

И земля лежит как Атлантида,Скрытая морской травой лесов,И внутри кургана скифский идолМожет испугать чутливых псов.

И мое дыханье белой чашей,Пузырьками взвилося туда,Где висит и видит землю нашуНе открытая еще звезда,

Чтобы вынырнуть к поверхности, где мчитсяК нам, на дно, забрасывая свет,Заставляя сердце в ритм с ней биться,Древняя флотилия планет.

168. 194…

Высокохудожественнойстрочкой не хромаете,Вы отображаетеУдачно дач лесок.А я – романтик.Мой стих не зеркало –Но телескоп.К кругосветному небуНас мучит любовь:БоевЗа коммунуМы смолоду ищем.За границейВ каждой нишеПо нищему,Там небо в крестах самолетов –Кладбищем,И земля все в крестахПограничных столбов.Я романтик –Не рома,Не мантий,-Не так.Я романтик разнаипоследних атак!Ведь недаром на карте,Командармом оставленной,На еще разноцветной карте за Таллинном,Пресс-папье покачивается, как танк.

169. Новелла

От рожденья он не видел солнца.Он до смерти не увидит звезд.Он идет. И статуй гибких бронзаСмотрит зачарованно под мост.Трость стучит слегка. Лицо недвижно.Так проходит он меж двух сторон.У лотка он покупает вишниИ под аркой входит на перрон.Поезда приходят и уходят,Мчит решетка тени по лицу.В город дикая идет погодаТою же походкой, что в лесу.Как пред смертью – душным-душно стало.И темно, хоть выколи глаза.И над гулким куполом вокзалаНачался невидимый зигзаг.Он узнал по грохоту. И сразу,Вместе с громом и дождем, влетелВ предыдущую глухую фразу –Поезд, на полметра от локтей.А слепой остался на перроне.И по скулам дождь прозрачный тек.И размок в его больших ладоняхИз газеты сделанный кулек.(Поезд шел, скользящий весь и гладкий,В стелющемся понизу дыму.)С неостановившейся площадкиВыскочила девушка к нему.И ее лицо ласкали пальцыХоботками бабочек. И слов –Не было. И поцелуй – прервалсяГлупым многоточием гудков.Чемодан распотрошив под ливнем,Вишни в чайник всыпали. ПотомОб руку пошли, чтоб жить счастливо,Чайник с вишнями внести в свой дом.. . . . . . . . . . . . . . . . . .И, прикуривая самокрутку,У меня седой носильщик вдругТак спросил (мне сразу стало грустно):«Кто еще встречает так сестру?»Только б он соврал, старик носильщик.

170. Дословная родословная

Как в строгой анкете –Скажу не таясь –Начинается самоеТакое:Мое родословное древо другое –Я темнейший грузинскийКнязь.Как в Коране –Книге дворянских деревьев –ПредначертаныЧешуйчатые имена,ИВетхие ветвиИ ветки древниеУпирались терниямиВ меня.Я немного скрывал этоВсе года,Что я актрисою-бабушкой – немец.Но я не тогда,А теперь и всегдаСчитаю себя лишь по внуку:Шарземец.ИсчерпатьИнвентарь грехов великих,Как открытку перед атакой,Спешу.Давайте жераскуримэту книгу –Я лучше новую напишу!Потому что я верю, и я без вериг:Я отшиб по звену и Ницше, и фронду,И пять Материков моих сжимаютсяКулаком Ротфронта.И теперь я по праву люблю Россию.

171. Самое такое (Поэма о России)

Русь! Ты вся – поцелуй на морозе.

1. С истока

Я очень сильнолюблю Россию,но если любовьразделить на строчки —получатся — фразы,получитсясразу:про землю ржаную,про небо про синее,как платье…И глубже,чем вздох между точек…Как платье.Как будто бы девушка это:с длинными глазами речек в осень,под взбалмошной прическойколосистого цвета,на таком ветру,что слово… назад… приносит…И снова глаза морозит без шапок.И шапку понес сумасшедший просторв свист, в згу.Когда степь ногами накреняется набоки вцепляешься в стебли,а небо – внизу.Под ногами.И боишься упасть в небо.Вот Россия.Тот нищ, кто в России не был.

2. Год моего рождения

До основанья, а затем…

Тогда начиналась Россия снова.Но обугленные черепа домовне ломались,ступенями скалясьв полынную завязь,и в пустых глазницахвороны смеялись.И лестницы без этажейподнимались в никуда,в небо, еще багровое.А безработные красноармейцыс прошлогодней песней,еще без рифм,на всех перекрестках снималинемецкую проволоку,колючую, как готический шрифт.По чердакам еще офицеры металисьи часы по выстрелам отмерялись.Тогда победившим красным солдатамбогатырки-шлемы уже выдавалии – наивно для нас,как в стрелецком когда-то, –на грудь нашивали мостики алые[60].И по карусельным ярмаркам нэпа,где влачили попыкавунов корабли,шлепались в жменюогромадно-нелепые, как блины,ярковыпеченные рубли…[61]

Этот стиль нам вралпро истоки,про климат,и Расея мужичилася по нем,почти что Едзиною Недзелимой,от разве с Красной Звездой,а не с белым конем[62].Он, вестимо, допрежь лгалпро дичь Россиеву,что, знамо, под знамяврастут кулаки.Окромя — мужикиопосля тоски.И над кажною стрехой(по Павлу Васильеву)рязныя рязанския б пятушки.Потому что я русский наскрозь —не смирюсь со срамомналяпанного а-ля-рюс.

3. Неистовая исповедь

В мир, раскрытый настежьБешенству ветров.

Я тоже любилпетушков под известкой.Я тоже платилнекурящим подросткомсовсем катерининские пятаки[63]за строчки бороздками на березках,за есенинские голубые стихи.Я думал — пусть и грусть, и Русь,в полтора березах не заблужусь.И только потом я узнал, что солонки,с навязчивой вязью азиатской тоски,размалева русацкова в клюкву аль в солнце, —интуристы скупают, но не мужики.И только потом я узнал, что в звездахкуда мохнатее Южный Крест,А петух-жар-птица-павлин прохвостый —из Америки,С картошкою русской вместе.И мне захотелось такого простора,чтоб парусом взвилисьзаштопанные шторы,чтоб флотилией мчалсяс землею городв иностранные страны,в заморское море!Но, я продолжал любить Россию.

4. Я продолжал любить Россию