Антология - Песни и романсы русских поэтов

К. Н. Батюшков

Константин Николаевич Батюшков родился в 1787 году в Вологде, умер в 1855 году там же. Он принадлежал к старинному, но обедневшему дворянскому роду и воспитывался в частных пансионах. Служа письмоводителем в министерстве народного просвещения (1802–1807), Батюшков вошел в литературный кружок, группировавшийся вокруг А. Н. Оленина, и вступил в состоявшее из последователей А. Н. Радищева «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств». Впоследствии был членом «Арзамаса» и активно выступал вместе с карамзинистами против литературных «староверов». Служба чиновника тяготила поэта; он вступил в ополчение, участвовал в войнах против Наполеона и в русско-шведской кампании. Выйдя в отставку, он постоянно менял место жительства, много путешествовал, служил секретарем русского посольства в Италии. Литературная деятельность Батюшкова продолжалась сравнительно недолго: в 1822 году он заболел тяжелым психическим расстройством. Самим поэтом было составлено первое собрание сочинений: «Опыты в стихах и прозе». Часть 1. Проза. Часть 2. Стихи, СПб., 1817. Кроме публикуемых текстов известен романс В. Кашперова «Есть наслаждение и в дикости лесов…». В песенниках также встречаются: «Источник», «Пленный», «Радость», «Любовь в челноке», «Ложный страх».

Гусар, на саблю опираясь,В глубокой горести стоял;Надолго с милой разлучаясь,  Вздыхая, он сказал:

«Не плачь, красавица! СлезамиКручине злой не пособить!Клянуся честью и усами  Любви не изменить!

Любви непобедима сила.Она — мой верный щит в войне;Булат в руке, а в сердце Лила, —  Чего страшиться мне?

Не плачь, красавица! СлезамиКручине злой не пособить!А если изменю… усами  Клянусь, наказан быть!

Тогда, мой верный конь, споткнися,Летя во вражий стан стрелой;Уздечка бранная порвися,  И стремя под ногой!

Пускай булат в руке с размахаИзломится, как прут гнилой,И я, бледнея весь от страха,  Явлюсь перед тобой!»

Но верный конь не спотыкалсяПод нашим всадником лихим;Булат в боях не изломался,  И честь гусара с ним!

А он забыл любовь и слезыСвоей пастушки дорогой,И рвал в чужбине счастья розы  С красавицей другой.

Но что же сделала пастушка?Другому сердце отдала.Любовь красавицам — игрушка,  А клятвы их — слова!

Всё здесь, друзья, изменой дышит,Теперь нет верности нигде!Амур, смеясь, все клятвы пишет  Стрелою на воде.

О память сердца! ты сильнейРассудка памяти печальной,И часто сладостью своейМеня в стране пленяешь дальной.Я помню голос милых слов,Я помню очи голубые,Я помню локоны златыеНебрежно вьющихся власов.Моей пастушки несравненнойЯ помню весь наряд простой,И образ милый, незабвенныйПовсюду странствует со мной.Хранитель-гений мой — любовьюВ утеху дан разлуке он:Засну ль? — приникнет к изголовьюИ усладит печальный сон.

А. С. Пушкин

Уже некоторые лицейские стихотворения Пушкина сделались песнями и романсами. Первым романсом на слова юного поэта стало стихотворение «К живописцу» (в ранней редакции) с музыкой лицейского товарища Пушкина — Н. А. Корсакова (1815). Корсаков написал музыку и на текст стихотворения «К Маше» (1816). По воспоминаниям И. И. Пущина, стансы «К Маше» «пелись тогда юными девицами почти во всех домах, где Лицей имел право гражданства»;[92] по свидетельству В. П. Гаевского, «часто распевали в Лицее» и песню «К Делии».[93] Но особенную популярность приобрели лицейские стихотворения «Казак» и «Романс», ставшие народными песнями. При жизни поэта на его тексты было написано около 70 вокальных произведений 27 композиторами. Наиболее значительны из них романсы М. Глинки, Н. С. Титова, А. Верстовского, М. Виельгорского, А. Алябьева, И. Геништы. Современная поэту критика констатировала: «Песни Пушкина сделались народными…».[94] Некоторые произведения Пушкина становились известными публике в качестве романсов и песен до опубликования их текстов («Песня Земфиры» — с музыкой М. Виельгорского, 1825; «Не пой, красавица, при мне…» — с музыкой В. Одоевского, 1828, и Глинки, 1828) или впервые публиковались одновременно с нотами («Слеза» — с музыкой М. Яковлева, 1825; «Ворон к ворону летит…» — с музыкой Верстовского и Виельгорского, 1829; «Прощание» — с музыкой А. Есаулова, 1830 или 1831; «Я здесь, Инезилья…» — с музыкой М. Глинки, 1834). В дальнейшем на тексты Пушкина писали музыку едва ли не все русские композиторы. Песни и романсы на слова Пушкина вошли в многочисленные песенники и в лубок уже при жизни поэта,[95] а через их посредство — в музыкальный быт. В устном бытовании некоторые тексты поэта существенно изменялись (особенно «Казак» и «Узник»), но в большинстве случаев сохранялись в авторской редакции. О судьбе текстов Пушкина в лубочной литературе см. в книге: С. Клепиков, Пушкин и его произведения в русской народной картинке, М., 1949. Кроме публикуемых текстов особенно известными романсами на тексты Пушкина являются: «Я здесь, Инезилья…» М. Глинки, «Воротился ночью мельник…» А. Даргомыжского, «Для берегов отчизны дальной…» А. Бородина, «На холмах Грузии…» Н. Римского-Корсакова, «Сожженное письмо» Ц. Кюи, «Ночь» А. Рубинштейна, «Соловей мой, соловей…» П. Чайковского. Но популярными песнями стали преимущественно ранние произведения поэта.

Раз, полунощной порою,  Сквозь туман и мрак,Ехал тихо над рекою  Удалой казак.

Черна шапка набекрени,  Весь жупан в пыли.Пистолеты при колене,  Сабля до земли.

Верный конь, узды не чуя,  Шагом выступал;Гриву долгую волнуя,  Углублялся вдаль.

Вот пред ним две-три избушки,  Выломан забор;Здесь — дорога к деревушке,  Там — в дремучий бор.

«Не найду в лесу девицы, —  Думал хват Денис, —Уж красавицы в светлицы  На ночь убрались».

Шевельнул донец уздою,  Шпорой прикольнул,И помчался конь стрелою,  К избам завернул.

В облаках луна сребрила  Дальни небеса;Под окном сидит уныла  Девица-краса.

Храбрый видит красну деву;  Сердце бьется в нем,Конь тихонько к леву, к леву —  Вот уж под окном.

«Ночь становится темнее,  Скрылася луна.Выдь, коханочка, скорее,  Напои коня».

— «Нет! к мужчине молодому  Страшно подойти,Страшно выйти мне из дому,  Коню дать воды».

— «Ах! небось, девица красна,  С милым подружись!»— «Ночь красавицам опасна».  — «Радость! не страшись!

Верь, коханочка, пустое;  Ложный страх отбрось!Тратишь время золотое;  Милая, небось!

Сядь на борзого, с тобою  В дальний еду край;Будешь счастлива со мною:  С другом всюду рай».

Что же девица? Склонилась,  Победила страх,Робко ехать согласилась;  Счастлив стал казак.

Поскакали, полетели,  Дружку друг любил;Был ей верен две недели,  В третью изменил.

Под вечер, осенью ненастной,В далеких дева шла местахИ тайный плод любви несчастнойДержала в трепетных руках.Всё было тихо — лес и горы,Всё спало в сумраке ночном;Она внимательные взорыВодила с ужасом кругом.

И на невинное творенье,Вздохнув, остановила их…«Ты спишь, дитя, мое мученье,Не знаешь горестей моих,Откроешь очи и тоскуяКо груди не прильнешь моей,Не встретишь завтра поцелуяНесчастной матери твоей.

Ее манить напрасно будешь!..Стыд вечный мне вина моя, —Меня навеки ты забудешь,Тебя не позабуду я;Дадут покров тебе чужиеИ скажут: «Ты для нас чужой!»Ты спросишь: «Где ж мои родные?» —И не найдешь семьи родной.

Мой ангел будет грустной думойТомиться меж других детейИ до конца с душой угрюмойВзирать на ласки матерей;Повсюду странник одинокий,Предел неправедный кляня,Услышит он упрек жестокий…Прости, прости тогда меня.

Быть может, сирота унылый,Узнаешь, обоймешь отца,Увы! где он, предатель милый,Мой незабвенный до конца?Утешь тогда страдальца муки,Скажи: «Ее на свете нет,Лаура не снесла разлукиИ бросила пустынный свет».

Но что сказала я?.. быть может,Виновную ты встретишь мать,Твой скорбный взор меня встревожит!Возможно ль сына не узнать?Ах, если б рок неумолимыйМоею тронулся мольбой…Но может быть, пройдешь ты мимо,Навек рассталась я с тобой.

Ты спишь — позволь себя, несчастный,К груди прижать в последний раз.Закон неправедный, ужасныйК страданью присуждает нас.Пока лета не отогналиБеспечной радости твоей,Спи, милый! горькие печалиНе тронут детства тихих дней!»

Но вдруг за рощей осветилаВблизи ей хижину луна…С волненьем сына ухватилаИ к ней приближилась она;Склонилась, тихо положилаМладенца на порог чужой,Со страхом очи отвратилаИ скрылась в темноте ночной.

Слыхали ль вы за рощей глас ночнойПевца любви, певца своей печали?Когда поля в час утренний молчали,Свирели звук унылый и простой      Слыхали ль вы?

Встречали ль вы в пустынной тьме леснойПевца любви, певца своей печали?Следы ли слез, улыбку ль замечали,Иль тихий взор, исполненный тоской,      Встречали вы?

Вздохнули ль вы, внимая тихий гласПевца любви, певца своей печали?Когда в лесах вы юношу видали,Встречая взор его потухших глаз,      Вздохнули ль вы?

Мечты, мечты,Где ваша сладость?Где ты, где ты,Ночная радость?Исчезнул он,Веселый сон,И одинокойВо тьме глубокойЯ пробужден.Кругом постелиНемая ночь.Вмиг охладели,Вмиг улетелиТолпою прочьЛюбви мечтанья.Еще полнаДуша желаньяИ ловит снаВоспоминанья.Любовь, любовь,Внемли моленья:Пошли мне вновьСвои виденья,И поутру,Вновь упоенный,Пускай умруНепробужденный.

Гляжу как безумный на черную шаль,И хладную душу терзает печаль.

Когда легковерен и молод я был,Младую гречанку я страстно любил.

Прелестная дева ласкала меня,Но скоро я дожил до черного дня.

Однажды я созвал веселых гостей;Ко мне постучался презренный еврей.

«С тобою пируют (шепнул он) друзья;Тебе ж изменила гречанка твоя».

Я дал ему злата и проклял егоИ верного позвал раба моего.

Мы вышли; я мчался на быстром коне;И кроткая жалость молчала во мне.

Едва я завидел гречанки порог,Глаза потемнели, я весь изнемог…

В покой отдаленный вхожу я один…Неверную деву лобзал армянин.

Не взвидел я света; булат загремел…Прервать поцелуя злодей не успел.

Безглавое тело я долго топтал,И молча на деву, бледнея, взирал.

Я помню моленья… текущую кровь…Погибла гречанка, погибла любовь.

С главы ее мертвой сняв черную шаль,Отер я безмолвно кровавую сталь.

Мой раб, как настала вечерняя мгла,В дунайские волны их бросил тела.

С тех пор не целую прелестных очей,С тех пор я не знаю веселых ночей.

Гляжу как безумный на черную шаль,И хладную душу терзает печаль.

В реке бежит гремучий вал;В горах безмолвие ночное;Казак усталый задремал,Склонясь на копие стальное.Не спи, казак: во тьме ночнойЧеченец ходит за рекой.

Казак плывет на челноке,Влача по дну речному сети.Казак, утонешь ты в реке,Как тонут маленькие дети,Купаясь жаркою порой:Чеченец ходит за рекой.

На берегу заветных водЦветут богатые станицы;Веселый пляшет хоровод.Бегите, русские певицы,Спешите, красные, домой:Чеченец ходит за рекой.

Сижу за решеткой в темнице сырой.Вскормленный в неволе орел молодой,Мой грустный товарищ, махая крылом,Кровавую пищу клюет под окном,

Клюет, и бросает, и смотрит в окно,Как будто со мною задумал одно;Зовет меня взглядом и криком своимИ вымолвить хочет: «Давай улетим!

Мы вольные птицы; пора, брат, пора!Туда, где за тучей белеет гора,Туда, где синеют морские края,Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»

Старый муж, грозный муж,Режь меня, жги меня:Я тверда, не боюсьНи ножа, ни огня.

Ненавижу тебя,Презираю тебя;Я другого люблю,Умираю любя.

Режь меня, жги меня;Не скажу ничего;Старый муж, грозный муж,Не узнаешь его.

Он свежее весны,Жарче летнего дня;Как он молод и смел!Как он любит меня!

Как ласкала егоЯ в ночной тишине!Как смеялись тогдаМы твоей седине!

    Ночной зефир    Струит эфир.      Шумит,      Бежит    Гвадалквивир.

Вот взошла луна златая,Тише… чу… гитары звон…Вот испанка молодаяОперлася на балкон.

    Ночной зефир    Струит эфир.      Шумит,      Бежит    Гвадалквивир.

Скинь мантилью, ангел милый,И явись как яркий день!Сквозь чугунные перилыНожку дивную продень!

    Ночной зефир    Струит эфир.      Шумит,      Бежит    Гвадалквивир.

Буря мглою небо кроет,Вихри снежные крутя;То, как зверь, она завоет,То заплачет, как дитя,То по кровле обветшалойВдруг соломой зашумит,То, как путник запоздалый,К нам в окошко застучит.

Наша ветхая лачужкаИ печальна и темна.Что же ты, моя старушка,Приумолкла у окна?Или бури завываньемТы, мой друг, утомлена,Или дремлешь под жужжаньеСвоего веретена?

Выпьем, добрая подружкаБедной юности моей,Выпьем с горя; где же кружка?Сердцу будет веселей.Спой мне песню, как синицаТихо за морем жила;Спой мне песню, как девицаЗа водой поутру шла.

Буря мглою небо кроет,Вихри снежные крутя;То, как зверь, она завоет,То заплачет, как дитя.Выпьем, добрая подружкаБедной юности моей,Выпьем с горя; где же кружка?Сердцу будет веселей.

Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,В тревогах шумной суеты,Звучал мне долго голос нежныйИ снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,И я забыл твой голос нежный,Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточеньяТянулись тихо дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество, и вдохновенье,И жизнь, и слезы, и любовь.

Сквозь волнистые туманыПробирается луна,На печальные поляныЛьет печально свет она.

По дороге зимней, скучнойТройка борзая бежит,Колокольчик однозвучныйУтомительно гремит.

Что-то слышится родноеВ долгих песнях ямщика:То разгулье удалое,То сердечная тоска…

Ни огня, ни черной хаты…Глушь и снег… Навстречу мнеТолько версты полосатыПопадаются одне.

Скучно, грустно… завтра, Нина,Завтра, к милой возвратясь,Я забудусь у камина,Загляжусь не наглядясь.

Звучно стрелка часоваяМерный круг свой совершит,И, докучных удаляя,Полночь нас не разлучит.

Грустно, Нина: путь мой скучен,Дремля смолкнул мой ямщик,Колокольчик однозвучен,Отуманен лунный лик.

Там, где море вечно плещетНа пустынные скалы,Где луна теплее блещетВ сладкий час вечерней мглы,Где, в гаремах наслаждаясь,Дни проводит мусульман,Там волшебница, ласкаясь,Мне вручила талисман.

И, ласкаясь, говорила:«Сохрани мой талисман:В нем таинственная сила!Он тебе любовью дан.От недуга, от могилы,В бурю, в грозный ураган,Головы твоей, мой милый,Не спасет мой талисман.

И богатствами ВостокаОн тебя не одарит,И поклонников пророкаОн тебе не покорит;И тебя на лоно друга,От печальных чуждых стран,В край родной на север с югаНе умчит мой талисман…

Но когда коварны очиОчаруют вдруг тебя,Иль уста во мраке ночиПоцелуют не любя —Милый друг! от преступленья,От сердечных новых ран,От измены, от забвеньяСохранит мой талисман!»

Ворон к ворону летит,Ворон ворону кричит:Ворон, где б нам отобедать?Как бы нам о том проведать?

Ворон ворону в ответ:Знаю, будет нам обед;В чистом поле под ракитойБогатырь лежит убитый.

Кем убит и отчего,Знает сокол лишь его,Да кобылка вороная,Да хозяйка молодая.

Сокол в рощу улетел,На кобылку недруг сел,А хозяйка ждет милогоНе убитого, живого.

Не пой, красавица, при мнеТы песен Грузии печальной:Напоминают мне онеДругую жизнь и берег дальный.

Увы, напоминают мнеТвои жестокие напевыИ степь, и ночь, и при лунеЧерты далекой, бедной девы!..

Я призрак милый, роковой,Тебя увидев, забываю;Но ты поешь — и предо мнойЕго я вновь воображаю.

Не пой, красавица, при мнеТы песен Грузии печальной:Напоминают мне онеДругую жизнь и берег дальный.

А. А. Дельвиг