Виктор Боков - Том 1. Стихотворения

Священник в электричке

Священник в электричке что-то пишет,Прижав бумагу белую к окну.А ветер легкомысленно колышетИ путает святую седину.

Через плечо служителя читаю:«Деньки установились горячи.На небе незаметно тучки тают,Черемуха цветет, кричат грачи».

Подумает чуть-чуть и вновь запишет:«Я видел головастика в воде.Он жабрами совсем как рыба дышит».Святой отец! А проповеди где?!

Снуют скворцы по новеньким скворечням,Цветет и манит пчел к себе лоза.И вижу я, как бредят чем-то грешнымЗеленые поповские глаза.

И говорю ему я из вагона,Стоящему где солнце и ручьи:— А ты, отец, возьми прочти с амвона:«Черемуха цветет, кричат грачи!»

Фидель Кастро

Все пишут — Фидель бородатый.Сравнивают бороду с ночью.По-моему, он — крылатый,А борода между прочим.

А все же она прекрасна!И кто-то ее ругает.Кому-то она опасна,Кого-то она пугает.

А нам она самая наша,В ней черная смоль Емельяна.И мы ей приветственно машемЗа синюю даль океана.

Всей своей красотоюРассвет над Россией клубится.Иду.А колхозники с поляКричат мне:      — Ну, как там кубинцы?

— Воюют!Не будем бояться!За революцию — вечность.……………………………………………Растет всемирное братство,И гибнет всемирная нечисть!

Мамая

Где это было?В Румынии было.Черное мореПо берегу било.

Било не в скалы,Било не очень,Било-ласкалоПлечи и очи.

Било-манило,Вполне понимая,Что для трудящихсяЗначит Мамая.

Люди с надеждой,С улыбкой шагали,Но не в костюмах,А в темном загаре!

Люди не мешкаяВ море ныряли,Температуре водыДоверяли!

ВеликолепныМамая, Констанца!Может, не ехать?Может, остаться?

Жить себе в «Дойне»,В прекрасном отеле,Около древнейМорской колыбели?

Жить — не тужитьИ беспечно и праздно,Невдалеке от водыИ соблазна?

Видеть все юноеИ нагое?..Можно и так.Только в сердце другое.

Манит в МосквуОт Мамаи, от моряВ лес подмосковный,Где тихая Воря.

Где петухи,Как копье, через рекуЗвонко бросаютСвое «ку-ка-ре-ку».

Где из гудящейОкрест электричкиСловно царевныВыходят москвички!

Киев

В.Ушакову

По берегу ДнепраСеребряные рупора.Цветущие каштаны,Весенняя пора.

На гребешкахВладимирских высот,Как памятники,Парочки темнеют.Никто словечка не произнесет,Перед величьемВечера немеют!

Зато распелись соловьиНа все лады, на все изобретенья,Попробуй их останови,Они другого подчиненья!

Вот город!И трамвай и соловей —Завидное и редкое соседство.Один гремитПо линии своей,Другой поетСо своего насеста.

Прислушайтесь:— Тиу! Тиу!— Чок! Чок!Уж не горох ли сыплют           на поленце?Бьет в соловьином горле            родничок,И возникают дивные коленца.

Уж сумерки.Пора бы свет зажечь.Сиять весь день и солнышко устало.Зачем же свет,Когда светлее свечГорят повсюдуЛюстры на каштанах!

Вирве

Брови — до неба.Косы — до талии.Вот мы какуюВидели в Таллине!

Голос звучитВызывающе тонко:— Звать меня ВИрве.— А кто вы?— Эстонка!

— Вирве?— А что значит Вирве?— Сравненье.Это по-русски —Рябь и волненье.

С моря ко мнеМое имя летело,Ветром морскимВ колыбели задело.

Всем городамИзменю ради Таллина!Я в этот городВсем сердцем влюблен…

Брови — до неба,Косы — до талии,А красотаДо сикстинских мадонн!

Гроза на Даугаве

Бруно Саулиту

Гроза за ДаугавоюКлинки свои втыкает.Она гремит по гравиюИ смелых окликает.

На небе туча — занавес,Бурлят бугры, буруны.Садись за весла, Саулит,Греби на берег, Бруно!

На нас волна-волчицаСердито зубы скалит.О, как бы не проститьсяС женой любимой Скайдрит!

Ревет река неистово,Но — богатырь у весел!Он волосы волнистыеНа лоб небрежно бросил.

Гребет! И волны колютсяИ падают с наклоном.Он с Даугавой боретсяИ с богом Посейдоном!

Железные уключиныПищат и стонут нежно.Они давно приученыК суровости мятежной.

Река — ее величество,Вода — сплошные ямы.Ну что, поэт лирический,Поди забыл про ямбы?

Улыбка намечаетсяВ лице его серьезном.Такие не отчаютсяПеред редутом грозным!

Звериным, рысьим выгибомВолна волну торопит.Мы выплывем, мы выгребем,Река нас не утопит!

Вычегодская мадонна

Вычегодская мадонна,Шея — белые снега.К ухажерам непреклонна,К темным личностям строга.

Платье греющего цветаИ рисуночек рябой.Будто вся она одетаЛетней радугой-дугой.

— Мне на речку мамой велено! —Говорит она смеясь.А под бровью, как под берегом,Ходит глаз, как ярый язь.

Вот она выходит к Вычегде,Вся как стройное весло,Осторожно ставит ичиги,Чтобы в речку не снесло.

Ставит ноженьку на камушек,На белый, что яйцо,Из корзины вынимаетГолубое бельецо.

Бьет вальком по синей юбке,Раз и два и три раза.А за ней следят из рубкиКапитанские глаза.

— Ах, заметьте! Ах, страдаю!От любовных гибну мук.Я с собой не совладаю,Выпадает руль из рук!

Снизошла она, взглянулаНа того, кто кудреват.Сто ресниц, сто стрел АмураВ капитана вдруг летят!

— Слышать это мне нелестно,Если вы из-за любви,Из-за личных интересовТак рискуете людьми!

Бровь кокетливо ломаетИ, прелестнейшая лань,Энергично выжимаетЧисто вымытую ткань.

А из рубки обалделоКапитан речной глядитИ гудком, совсем не к делу,Вдоль по Вычегде гудит!

Устюжанки