Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

Велики ль богатства у солдата?..

Велики ль богатства у солдата?Скатка, автомат, да вещмешок,Да лопатка сбоку, да граната,Да простой походный котелок.

А еще родимая земля –От границ до самого Кремля.

Статистика войны

О, сколько прошло уже светлых лет,А все не кончается горький след.

И ныне для каждой десятой женщиныНет ни цветов, ни фаты невесты.И ей будто злою судьбой завещаноРядом навечно пустое место…

Но пусть же простит нас она, десятая.Мужчины пред ней – без вины виноватые:Ведь в тяжкие годы в моей странеКаждый десятый погиб на войне.

Безмолвье – ему. Безнадежность – ей.Только бы все это не забылось!Только бы люди стали мудрейИ все это снова не повторилось!

Товарищу по войне

Лайне Баруздиной

За легкой шторой буйствуют лучи,Горячий зайчик бродит по палате.Ученые и важные врачиСклоняются над вашею кроватью.

Спит во дворе усталая метель,А за стеной тревожную морзянкуВыстукивает пестрая капельИ все зовет куда-то спозаранку.

Бинты, уколы, бодрые слова(Ах, до чего ж мне это все знакомо!),А за окном – гудящая Москва,И мысли где-то у порога дома…

И не ахти ведь сколько и жилось,А вот уже и горе навязалось,И счастье вроде только началось,И дел еще по маковку осталось.

И, значит, надо, как в дыму сраженья,Шепнуть себе упрямо: – Победим! –И из невзгоды, как из окруженья,Любой ценою выходить к своим.

Есть в каждом доме мудрый домовой.Живет он и в больнице, но особый.В больнице он, наверное, такой:Не своенравный и не озорной,А беленький, мохнатенький и добрый.

Он слышит и печалей голоса,И всяческими чарами владеет,И он умеет делать чудеса,Каких порою люди не умеют.

И в час, когда сквозь злую полутьмуВползает боль лазутчиком в палату,Вы только тихо молвите ему:– Приди, дружище, помоги солдату!

И он придет, конечно же, придет,В ладонь вам лапку ласково положит(Солдата он особо бережет),И снимет боль, и выстоять поможет…

А там, за шторой, гулкая МоскваС родимым домом, песнями, друзьями.Они вам шлют хорошие словаИ руки жмут вам верными руками.

И знаю я: в упорстве и бореньеМы в этой вере до конца правы.Когда солдат не одинок в сраженье –Он никогда не склонит головы!

Влюбленный

День окончился, шумен и жарок,Вдоль бульвара прошла тишина…Словно детский упущенный шарик,В темном небе всплывает луна.

Все распахнуто – двери, окошки,Где-то слышно бренчанье гитар.Желтый коврик швырнул на дорожкуЯрко вспыхнувший круглый фонарь.

И от этого света девчонкаВ ночь метнулась, пропав без следа,Только в воздухе нежно и звонкоВсе дрожало счастливое «да».

Он идет, как хмельной, чуть шатаясь,Шар земной под ногами гудит.Так, как он, на весь мир улыбаясь,Лишь счастливый влюбленный глядит.

Люди, граждане, сердцем поймите:Он теперь человек не простой –Он влюбленный, и вы извинитеШаг его и поступок любой.

На панелях его не сшибайте,Не грубите в трамваях ему,От обид его оберегайте,Не давайте толкнуть никому.

Вы, шоферы, его пощадите,Штраф с него не бери, постовой!Люди, граждане, сердцем поймите:Он сейчас человек не простой!

У киоска

Осень сдвинула седыеБрови над столицей.В стекла голыми, худымиВетками стучится.

Сыплет дождь на тротуары,Ветром рвет афиши,Гонит воду вдоль бульваров,Гнет листы на крышах.

Нету праздного народа –Все куда-то мчатся.Зябко… Скверная погода!Фонари слезятся.

У газетного киоскаМокрый весь, хоть выжми,Кто-то курит папироску,Тихий и недвижный.

Мчат трамваи с резким звоном,Светофор мигает,Ночь висит на ветках клена,Город засыпает…

Он же от угла ни шагуВ сумраке осеннем.Все на мокрого беднягуСмотрят с удивленьем.

Что стоит он у киоска?Чем он так расстроен?Лишь один у перекресткаПостовой спокоен.

Он-то видит, он-то знает,Он осведомленный:Так стоит и так вздыхаетЛишь один влюбленный!..

«Хоть я не зол, но помнить я умею…»

Хоть я не зол, но помнить я умеюОбиды те, что ранили мне душу.И мстить решив – решенья не нарушу,С врагом сойдясь – его не пожалею.

Но ты велишь – я добрым стану сноваИ ствол разящий в землю обращу.Скажи мне только ласковое слово –И я обиду недругу прощу.

Мой путь суров: он крут и каменист.А что ни шаг – труднее крутизна.И вот упал я под метельный свист,Все силы разом исчерпав до дна…

Коль будет так и этот час придет,Лишь ты сумеешь отвратить беду:Поверь в меня, скажи, что я дойду, –И встану я, и вновь шагну вперед!

У последнего автомата

Он стоит в автоматной будке,Небольшой чемодан у ног.У него озябшие рукиИ коротенький пиджачок.

Парень хмурится, часто дышит,Голос чуть предает – дрожит.Забывая, что могут слышать,Он с отчаяньем говорит:

– Через полчаса уезжаю.И решил наконец спросить,Если скажешь «нет», то не знаю,Как мне дальше на свете жить.

Крылья-двери метро раскрыло,Теплым дунуло ветерком,И толпа, шумя, заслонилаБудку с худеньким пареньком.

Осень, смяв облака густые,Чистит на зиму небосводИ билетики золотыеОтъезжающим раздает.

Поезд двинулся вдоль перрона,Семафорные огоньки…Все быстрее идут вагоны,Все поспешней летят платки.

В этот миг на последней площадкеКомсомольский блеснул значок,Две упрямых мальчишьих прядкиДа коротенький пиджачок.

Он, конечно? Да нет, ошибка!Никакого парнишки нет:Есть одна сплошная улыбкаДа сияющий счастьем свет!

Скрылся поезд. Ему вдогонку –Только ветер да провода…Ах, как хочется той девчонкеПозвонить! Но куда, куда?

Нет ведь номера телефонного.Пусть! Я шлю ей в этих строкахБлагодарность за окрыленного,За парнишку того влюбленногоИ за счастье в его глазах!

«Я любил соседку – тетю Зину…»

Я любил соседку – тетю Зину.И в свои неполных восемь летЯ в лесу таскал за ней корзину,Я в ладони сыпал ей малину,И, блюдя достоинство мужчины,Я не брал предложенных конфет.

Взрослые нередко с детворойПопросту ломают дурака:То мораль читают свысока,То сфальшивят, то прилгнут слегка…Тетя Зина не была такой.

Нет, никто так дружественно-простоНе вникал в мальчишечьи дела,Как она, когда со мною шлаБосиком по многоцветным росам.

Солнце нас у речки заставало.Под высокой вербой, на песке,Расстелив простое одеяло,Тетя Зина книгу раскрывала,Я, визжа, барахтался в реке.

Глядя вдаль, порою, как во сне,Тетя Зина говорила мне:– Лучший отдых после шума главкаТишь реки да молодая травка.А тому, кто счастлив не вполне,Средство, превосходное вдвойне.

И, захлопнув книгу второпях,Вскакивала с легкостью пружинки.Через миг она уже в волнах:Брызги, хохот, звон стоял в ушах!Злые и веселые смешинкиПрыгали тогда в ее глазах.

Но веселье шло порой без толку.Тетин хохот сразу умолкал,Если вдруг на лодке подплывал,С удочкой или держа двустволку,Наш сосед по дачному поселку.

С черноусым дядею СтепаномТете Зине «просто тошно было»,Инженера тетя не любилаИ частенько за глаза дразнилаЛупоглазым черным тараканом.

А когда твердили ей соседки:Женихи-де нынче ой как редки,Быть вдовой – не радостный пример!Тетя Зина, выслушав их речи,Обнимала вдруг меня за плечиИ смеялась: – Вот мой кавалер!

Замирая при таких словах,Я молчал, пунцовый от смущенья,И, жуя ванильное печенье,Подымался в собственных глазах.

Дети любят просто, без обмана.В души их не заползет изъян.Был ей неприятен Таракан –Я возненавидел Таракана.

Я был горд, я был тщеславно рад:Ведь у тети Зины на столе,Меж коробок с пудрой и помад,Высился, как замок на скале,Мой подарок – боевой фрегат.

А когда прощанья час настал,Я шагал по лужам к тете ЗинеИ к груди картину прижимал,Ту, что три недели малевал,Под названьем «Караван в пустыне».

Сколько мук в тот день я пережил,Сколько раз вздохнул я по дороге,Но когда я двери отворил,Я застыл, как камень, на пороге:

Меж бутылок и колбасных шкурокНа столе валялся мой фрегат.Нос был сковородкою прижат,А над рубкой высился окурок.

Дым табачный плавал над столом.Было жарко. А в углу диванаТетя Зина с радостным лицомНежно целовала Таракана…

Я завыл. Я заревел с тоски!Я бежал сквозь сад тогда с позором.Дождь хлестал, и ветер дул с напором,А верблюды, солнце и пескиМокли в грязной луже под забором.

Этот день с его печальной сценойВ памяти оставил горький след.Так еще восьми неполных летБыл сражен я «женскою изменой»!

У тебя характер прескверный…