Аглаида Шиманская - Капля в море
Санкт-Петербург
Никогда не была в этом городе,В этом городе белых ночей,Где Нева замерзает, и в холодеТак прозрачен поток лучей.
Люди спят, и дома, и улицы,Светят призраки, ночь светла.Снится ль мне, или только чудится,Что душа в этот свет ушла?
«Русская мысль». 1957, № 1056. 16 мая. С. 5.«Гремит, коня вздымая…»
Гремит, коня вздымая,Гремит небесный свод,А ветер, налетая,Холодным ливнем бьет.
«Здесь дерзкий заместительВедет лукавый счет:Я города строитель,Творец — царь еще…»
«Русская мысль». 1957, № 1056. 16 мая. С. 5.«Окно мое на крышу…»
Окно мое на крышу,Внизу — веселый бал.Знакомый вальс я слышу —Он в старину звучал
У Лариных, быть может, —Татьяна, ты не спишь?Для слез одно и то же —Москва или Париж.
Антология «Муза диаспоры» (1960)«Благодарю Тебя за теплую постель…»
Благодарю Тебя за теплую постель,И эту комнату, и хлеб насущный,И милую дневную канитель,И скромный стих, душе моей послушный.
За каждый взгляд, улыбку и привет,За огонек, мерцающий в окошке,И этот детский бархатный берет,И крошечные туфельки на ножках.
Благодарю за звезды, за слова,За синий цвет и где-то берег южный,Благодарю, что я еще жива,Хотя, быть может, это и не нужно.
Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.«Звонок встревожил: — Слушаю, алло!..»
Звонок встревожил: — «Слушаю, алло!Кто говорит? — Что? — Снегом замело?..Откуда голос?.. Не могу понять!»Отбой и гул. Молчание опять.
На станции, в каком-то захолустьеСветилась ночь невыразимой грустью,Утихла буря и раскрылся свод,Но поезд не пришел и не придет.
Спит крепким сном смотритель станционный,Вокруг сугробы, каркают вороны,Не уцелеть от холода и тьмы —Погибло все селенье от чумы.
Еще дымок идет с какой-то крыши —Перед концом немного жизнь подышит,Но у поэта образ оживет —Воскреснут души и растает лед,
Знакомый поезд весело промчитсяИ снова — жизнь, везде живые лица…
Благодарю за весточку оттуда,Где Пушкин и слова его, как чудо.
Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.«Она на свет не поднимала очи…»
Она на свет не поднимала очи,В тени печаль от дерзких береглаИ слезы проливала дни и ночиО том, что муке не осилить зла.
Лицо твое сурово, Палестина:Измена, кровь отмечены судьбой.Молись и плачь, Мария Магдалина,О камень бейся и шуми, прибой.
Но час настал. И ниц упала стража.Разверзлось небо. Грозно и светло.Любовь твоя сама тебе расскажет,Каким сияньем сердце обожгло.
Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.«Услышать песню русскую метели…»
Услышать песню русскую метели,Утешить сердце голосом родным.Тогда любить еще мы не умели,Тогда наш мир был малым и своим.
Казался он веселым и светящим.Как мячик прыгал, лодочку пускал,Но пассажирский поезд уходящийРазрушил мир и призрачный вокзал,
И мир теперь безрадостный, огромный,В чужой стране, суровый и пустой.Был горек дым, тревожен шум вагонныйЕго повсюду слышу за собой.
Шиманская А. Я вам прочту. Париж: Рифма. 1963.Мать
1. «Милая, как жили мы убого…»
Милая, как жили мы убогоВ доме деревянном на ветру!Печка черная монашкой строгойОстывала, догорев, к утру.
К жизни возвращали мы монашку,Углем напитав ее с трудом,Душу открывали нараспашку,Грелись и слезами и огнем.
Милая, за что такая участь,Ссылка — как предательский капкан?И годами жили, жили, мучаясь.А долину покрывал туман…
Это все напомнил старый чайник —Вынула его из сундука:Прошлого свидетель он случайный,Трогала его твоя рука
Маленькая, бедная, сухаяОт монашки черной, от воды.— Память, память, горькая, святая.Не стереть глубокие следы.
Журнал «Современник». Торонто. 1964. № 92. «На вокзале в черном ты сидела…»
На вокзале в черном ты сиделаИ покорно ожидала встречи.Серо-тусклый опускался вечер,Только звездочка одна горела.
Поезд мчится, тень кидая косо,В небе ласточек несется стая,Паровоз, протяжный вопль бросая,Распускает дымчатые косы.
Это — призрак. Я гонюсь за тенью.Всюду тени тенью окружают.Чья-то здесь накидка кружевная,Где-то обманувшее волненье.
3. «Зажги огонь. Ты здесь?..»
Зажги огонь. Ты здесь?Пошевелись, вздохниИ кофточку повесь.Уйдут, уходят дни,А ночь пришла опять:— «Ты здесь, ты для меня» —Мне некому сказать —Ни вздоха, ни огня.
«Загорается небо огнем…»
Загорается небо огнем,Разбивается меч о камни.Божий гром прогремит за ставнейИ утешит тебя дождем.
После слез и утихшей бури,Сквозь лохмотья пугливых туч,Золотой потянулся лучК обнаженным плечам лазури.
«Она и он… Они когда-то жили…»
Памяти поэтов В. и Ц.
Она и он… Они когда-то жили,Где царство муз и моря синева —И замолчали, и глаза закрыли,А ты, земля, бессовестно жива!
Весну в наряд венчальный обрядилаИ вся цветешь и снова влюблена, —Не верю я, что благостная силаТакой жестокой красоте дана.
Не верю, что не будет искупленья,Когда-нибудь покаешься и ты…Они прошли — и не осталось тениИ даже не осталось пустоты.……………………………………Шумит стихия, налетают волны,Взлетают волны взмахом черных крыл,Глядит моряк и крестится невольно:Чернее цвета Бог не сотворил.
И не было страшней такого вала,И горче слез соленая вода, —С какою мукой Муза провожалаТого, кто не вернулся никогда.
Погас маяк, и темный берег стынет,Забыто все, прошло так много лет,А море Черное волнуется доныне,Что погибающим спасенья нет.
«Кто-то злословит, кого-то бранит…»
Кто-то злословит, кого-то бранит —Ты бы не слушало, нежное ушко!Мало ли что там вещает кукушка?Где-то у берега стынет гранит.
Слезы морские стекают с него,Плачет, в тумане скрывает он горе.Плачет о нем синеокое мореИ не умеет сказать ничего.
Булочник
Печет хлеба дебелые, с румянцем,Их любит нежно, как родную мать,Он друг людей и даже иностранцевУмеет русским духом понимать.
Он славится своей женой и булкой,Судьба его быть белым королем,Поклоны принимает на прогулкеИ светится серебряным рублем.
Пылают печи равномерным жаром,Мука, мука, как вечные пески,Лежит в пустыне огненной Сахары,А жизни нет без хлеба и муки.
«Ползет букашка, прячется в листок…»
