Николай Орлов - Альманах Felis №002: Лики Войны
Неожиданная трель звонка разогнала дремоту.
Старик заставил себя подняться с дивана и поспешил к входной двери, на ходу запихивая ноги в шлепанцы. Спросонья он споткнулся о ботинки в прихожей, чертыхнулся, нашаривая слабой рукой выключатель, и, распахнув дверь, вывалился в коридор, уткнувшись в грудь одного из двух топтавшихся у двери крепких мужиков.
Острое чувство дежавю так поразило Федора, что он оторопело посмотрел на схвативших его за руки здоровяков. Он остро, до изумления, переживал во второй раз те же самые минуты, что и там, на фронте, когда в далёком сорок пятом, так же без оглядки, сломя голову, выбежал за дверь блиндажа...
– А ну, старикан, заходь внутрь, сейчас поговорим, – пробасил рыжий мужик, сплёвывая окурок на пол.
Старик непонимающе вглядывался в лица гостей.
Это – не фрицы. Это – свои, русские. И сейчас не война, а мир. И миру этому уже шестьдесят три года.
Федор попытался вырваться из цепких рук.
От удара в челюсть он ввалился обратно в прихожую, и, хватаясь за висящую на вешалке одежду, начал медленно оседать на пол.
– Говори, сука, где ордена прячешь!
Удар по голове оглушил Федора. Он упал на четвереньки, но сразу начал подниматься.
– Смотри, он еще и встаёт! Вот, гад!
Сильные руки подхватили старика за ворот свитера и потащили в комнату.
– Говори, стервец, где награды, иначе не жить тебе.
– Хрен вам, – разбитые губы Федора кое-как сложились в улыбку.
Четыре пары сапог начали методично бить по голове, телу, рукам.
Федор не закрывался от ударов. Он презрительно щурил васильковые молодые глаза, пытаясь скрыть свои мысли.
Не смотреть в ту сторону, а то догадаются. Ох..как больно-то! Бьют, сволочи, по голове. Но он выдержит. И не такое с ним случалось.
Не смотреть! Там… на антресолях... не могу больше.
Полочку приладил... вырезал в ней тайничок. Врёшь, не сломаешь меня.
Две медальки сложил туда, светлые, юбилейные. Как знал...
Лезвие ножа безжалостно коснулось скрюченной груди, потом полоснуло по щеке. Из разрезанного уха хлынула темная кровь.
Но Федору было всё равно.
Он торжествующе смотрел на фрицев мертвой синевой глаз, потому, что свой последний бой он опять выиграл.
Любовь Знаковская
Об авторе
Родом из украинского полесского городка Олевска.
Училась и преподавала русскую словесность, историю и мировую художественную культуру в Крыму, в Симферополе. Печаталась со студенческих лет. С 1997 года живёт в Израиле, в городе Тверии, где руководит литобъединением и редактирует альманах «Тивериада». В настоящее время является автором десяти книг поэзии, прозы, стихов для детей. Член Союза писателей Израиля. Публикует свои произведения в прессе России, Украины, Израиля и Германии.
Стихи о победе
Ведро повисло в тоненькой руке.Я жажду утоляю из криницыВ разрушенном полесском городкеНевдалеке от западной границы.
Когда Победа постучалась к нам,Так много солнца было в день тот самый,Что вместо ленты – лучик у окнаВ косичку мне вплетала моя мама.
Военный марш доходит до сердец,И радостная конница гарцует,И черноусый дяденька-боецБерёт цветы и в лоб меня целует.
Я счастлива. И всё же не забытОтец погибший, яма вместо дома…И мне о состраданье говоритСлеза в глазах стального военкома.
В еврейском местечке Лугины,Вдали от больших городов,Гостила я в шесть с половинойВойной опалённых годов.
В землянку с порога, обратно,А то, оседлавши забор,С любимым двоюродным братомМы жизнью наполнили двор,
Где чёрные палки-поленьяТянула к детишкам ветла,Где пахло пожаром и тленомОт хаток сгоревших дотла…
А мимо, по улочке узкой,Два пленных фашиста брелиИ хлеба просили по-русскиИ мы им свой хлеб принесли –
Голодные малые детиС войны не пришедших отцов…Вот это и было Победой –Детьми вознесённым венцом!
Был месяц май. Ушла за перевалыВойна, казалось, больше не грозя.Но что-то наверху переливалосьИз голубого в чёрное. Гроза…
И грохотом невидимых орудийЗемле салютовали небеса,И плакали, и хохотали люди,Как дети, снова веря в чудеса.
А я в коротком довоенном платье,На маму оглянувшись у крыльца,Бегу к колонне, ливнями объятой,И всё ищу погибшего отца…
Был месяц май с Победою и славой.Прекрасней мая город мой не знал.И что-то наверху переливалосьИз чёрного в голубизну. Весна…
Алексей Жемчужников
Автор о себе
На свет появился в 1978 году в городе Харькове, Украинской ССР, а в настоящее время проживаю в Москве, столице уже совсем другой страны.
Женат, у меня трое детей – как в сказке, двое сыночков и лапочка-дочка. По образованиям я прикладной математик и экономист. Первое получал в Военной Академии РВСН – причём поступал ещё в академию им. Ф. Э. Дзержинского, а заканчивал уже учебное заведение им. Петра Великого – время перемен, что ещё скажешь. Ну, а за вторым дипломом отправился, как это нынче водится, в академию финансовую. Впрочем, и по сей день затрудняюсь сказать – это спрос нам определяет предложение или, наоборот, само оно порождает наши потребности, но зато чётко осознаю, что литературой “болею” с самого детства. И если теперь, наконец, что-то всё-таки получилось, то судить об этом вам.
Трофей
Воздух прорезал протяжный гудок. Вдоль состава товарных вагонов с накрест заколоченными дверьми пробежала дрожь, так, словно потягивался железными суставами, пробуждался от спячки огромный залежавшийся зверь. Проснулся и неторопливо, как бы пробуя застоявшуюся в долгом ожидании силу, заскользил вперёд, постепенно стряхивая с себя оцепенение. На площадке каждого второго вагона пулемётчик – стерегут пленных. В истерзанную войной Европу повезли несчастных азиатов-японцев. Печальные их лица виднелись в высоко расположенных зарешеченных окнах, к которым они, должно быть, подсаживали друг друга.
Прилаживая выбившуюся из-под пилотки непослушную чёрную прядь, Соня провожала набирающий ход состав завистливым взглядом и считала вагоны. Пятьдесят. В каждом человек по сорок. Почти что две тысячи японцев. Возможно, их везут как раз под Воронеж, туда, где её родная сторона, её село, её дом. И они становятся ближе к нему с каждой минутой. А она? Как долго они простоят на этой очередной станции казавшегося бесконечным Транссиба? Почему они так долго везде простаивают?
Впрочем, на этот раз встали на берегу Байкала. В тот раз, четыре года назад Байкал проезжали ночью, и она не увидела этого величественного озера. Наполненная жидким хрусталём чаша, обрамлённая изумрудами гор, поросших вечнозелёным лесом. Какая это великолепная красота, особенно яркая после однообразных маньчжурских пейзажей, иссохших пустынь и однотонных сопок. А воздух Байкала! Порывистый ветер приносил свежесть воды, и аромат хвои; кедры царили здесь повсюду. Прекрасные, добрые, величественные деревья. Под одним из них, устав гулять, она присела на камень. Вокруг на земле толстым ковром лежала порыжевшая хвоя, и валялись крупные продолговатые шишки. Подобрала одну из них, втянула её горьковатый душистый запах.
Не по-осеннему теплый погожий выпал день. Разгулявшийся, яркий, с взметнувшимся вверх синим безоблачным небом. Наверное, началось запоздавшее бабье лето, а приедет домой и уже будет холодно. Байкал! Какая же это всё-таки невообразимая страшная даль от родной её стороны! Представить немыслимо. Война эта сумасшедшая. Налетела. Вырвала. Побросала. Навела суматоху и закончилась вдруг, издохла в один момент. И будто ещё не осознавая её конца, на восток и на запад по стальным жилам Транссиба бегут по-прежнему эшелоны, разбегаются, переговариваясь протяжными свистками. Везут на длинных железных хребтах солдат. Одних уже везут домой, а других, новых, напротив, увозят в чужую сторону на службу под однообразный перестук железных колес, в котором так будто и слышится:
– Везу-везу, везу-везу, везу-везу.
Послав на прощание долгий гудок, скрылся, наконец, за горой эшелон с пленными. Когда же они уже тронутся? Соня вытащила из нагрудного кармана гимнастёрки, блеснувшие ярким маленьким солнцем, часы. Погладила пальцами выпуклое стекло, любовно посмотрела на отливающий радугой перламутровый циферблат. По кругу между крупных цифр бежали наперегонки изящные стрелки. Два часа. Это что же всего пять минут прошло, как она смотрела в последний раз? В ожидании так медленно тянется время или просто ей хочется постоянно рассматривать драгоценный трофей?
