Льюис Кэрролл - Охота на Снарка и другие стихи
Мелодии
1Один рядовой втихомолкуВтыкал себе в ухо иголку.Но потом это делоЕму надоело,И бедняга ушел в самоволку.
2Смастерил безобидный чудакИз газетной бумаги колпак.Но колпак зашатался,И бедняк разрыдался:«Видно, время пошло враскосяк!»
Из сб. «Фантасмагория»
Морские жалобы
Немало в мире гадких есть вещей —Налоги, пауки, долги и хвори…Но всех вещей несносней и глупейТа, что зовется – Море.
Что значит море? Вот простой ответ:Ведро воды разлейте в коридоре,Теперь представьте – луже краю нет.Вот что такое Море.
Ударьте палкой пса, чтоб он завыл;Теперь представьте, что в едином хореСто тысяч псов завыло что есть сил, —Вот что такое Море.
Предстало мне виденье: длинный рядМамаш и нянь, влекущих за собоюЛопатками вооруженных чад, —Вот зрелище морское!
Кто деточкам лопатки изобрел?Кто настрогал их столько, нам на горе?Какой-нибудь заботливый осел —Осел, влюбленный в Море.
Оно, конечно, тянет и манит —Туда, где чайки реют на просторе…Но если в лодке вас, пардон, тошнит,На что вам это Море?
Ответьте мне: вы любите ли блох?Не знаете? Тогда поймете вскоре,Когда поселитесь – тяжелый вздох! —В гостинице у Моря.
Охота вам скользить на валунах,Глотать, барахтаясь, хинин в раствореИ вечно сырость ощущать в ногах? —Рекомендую Море.
Вам нравится чай с солью и пескомИ рыбный привкус даже в помидоре?Вот вам совет – езжайте прямикомТуда, где ждет вас Море;
Чтоб, вдалеке от мирных рощ и рекСтоять и думать со слезой во взоре,Зачем тебе, безумный человек,Сия морока – Море?
Лук, седло и удила
Рыцарская баллада
Слуга, подай сюда мой лук,Неси его скорей!Конечно лук, а не урюк —Зеленый лук-порей.Да нашинкуй его, мой друг,И маслицем полей!
Слуга, подай сюда седло —Я гневом разогрет!Не говори, что не дошло,Ждать больше мочи нет.Седло барашка, я сказал,Подай мне на обед!
Слуга, подай мне удила —Мне некогда шутить!Пора! – была иль не была…Что, что? Не может быть!Как «нет удил»? Ну и дела…А чем же мне удить?
Гайавата-фотограф
Гайавата изловчился,Снял с плеча волшебный ящикИз дощечек дикой сливы —Гладких, струганых дощечек,Полированных искусно;Разложил, раскрыл, раздвинулПетли и соединенья,И составилась фигураИз квадратов и трапеций,Как чертеж для теоремыИз учебника Эвклида.Этот ящик непонятныйВодрузил он на треногу,И семья, благоговейноЖаждавшая фотографий,На мгновение застылаПеред мудрым Гайаватой.Первым делом ГайаватаБрал стеклянную пластинкуИ, коллодием покрывши,Погружал ее в лоханкуС серебром азотнокислымНа одну иль две минуты.Во-вторых, для проявленьяФотографий растворял онПирогал, смешав искусноС уксусною кислотоюИ известной долей спирта.В третьих, брал для закрепленьяОн раствор гипосульфита(Эти дикие названьяНелегко в строку ложатся,Но легли, в конечном счете).Вся семья поочередноПред фотографом садилась,Каждый предлагал подсказки,Превосходные идеиИ бесценные советы.
Первым сел отец семейства,Предложил он сделать фономБархатную драпировку,Чтоб с классической колонныСкладками на стол стекала, —Сам бы он сидел на стулеИ сжимал одной рукоюНекий свиток или карту,А другую бы небрежноНа манер НаполеонаЗаложил за край жилета,Глядя вдаль упорным взором —Как поэт, проснувшись в полдень,В грезах смутных и виденьяхЖдущий завтрака в постели,Или над волнами утка,Гибнущая в урагане.Замысел был грандиозен,Но увы, он шевельнулся:Нос, как видно, зачесался —Мудрый план пошел насмарку.Следующей смело вышлаМать почтенная семейства,Разодетая так дивно,Что не описать словами,В алый шелк, атлас и жемчуг —В точности императрица.Грациозно села бокомИ осклабилась жеманно,Сжав в руке букетик белый —Пышный, как кочан капустный.И пока ее снимали,Дама рта не закрывала:«Точно ли сижу я в профиль?Не поднять ли бутоньерку?Входит ли она в картину?Может быть, мне повернуться?»Непрерывно, как мартышка,Лопотала – и, конечно,Фотография пропала.
Следующим сел сниматьсяСын их, кембриджский студентус,Предложил он, чтоб в портретеБыло больше плавных линий,Направляющих все взорыК средоточию картины —К золотой булавке, – этуМысль у Раскина нашел он(Автора «Камней Венецьи»,«Трех столпов архитектуры»,«Современных живописцев»И других великих книжиц),Но, быть может, не вполне онПонял критика идею —В общем, так или иначе,Все окончилось прискорбно:Фотография не вышла.Старшей дочери желаньеБыло очень, очень скромным:Ей отобразить хотелосьОбраз «красоты в страданье»:Для того она стараласьЛевый глаз сильней прищурить,Правый закатить повыше —И придать губам и носуЖертвенное выраженье.
Гайавата поначалуХладнокровно не заметилУстремлений юной девы,Но к мольбам ее повторнымСнизошел он, усмехнувшись,Закусив губу, промолвил:«Все равно!» – и не ошибся,Ибо снимок был испорчен.Так же или в том же родеПовезло и младшим дочкам:Снимки их равно не вышли,Хоть причины различались:Толстенькая, Гринни-хаха,Пред открытым объективомТихо, немо хохотала,Просто корчилось от смеха;Тоненькая, Динни-вава,Беспричинно и беззвучноСотрясалось от рыданий, —Снимки их не получились.
Наконец, пред аппаратомПоявился младший отрок;Мальчик прозывался Джоном,Но его шальные сестры«Маминым сынком» дразнили,Обзывали «мелкотою»;Был он так всклокочен дико,Лопоух, вертляв, нескладен,Непоседлив и испачкан,Что в сравнении с ужаснойФотографией мальчишкиОстальные снимки былиВ чем-то даже и удачны.Наконец, мой ГайаватаВсе семейство сгрудил в кучу(Молвить «в группу» было б мало),И последний общий снимокУдался каким-то чудом —Получились все похожи.Но, едва узрели фото,Принялись они браниться,И браниться, и ругаться:Дескать, хуже и гнуснееФотографий не бывало,Что за лица – глупы, чванны,Злы, жеманны и надуты!Право, тот, кто нас не знает,Нас чудовищами счел бы!(С чем бы спорил Гайавата,Но, наверное, не с этим.)Голоса звенели разом,Громко, вразнобой, сердито —Словно вой собак бродячих —Или плач котов драчливых.Тут терпенье Гайаваты,Долгое его терпеньеНеожиданно иссякло,И герой пустился в бегство.Я хотел бы вам поведать,Что ушел он тихо, чинно,В поэтическом раздумье,Как художник светотени.Но признаюсь откровенно:Отбыл он в ужасной спешке,Бормоча: «Будь я койотом,Если тут на миг останусь!»Быстро он упаковался,Быстро погрузил носильщикГруз дорожный на тележку,Быстро приобрел билет он,Моментально сел на поезд —Так отчалил Гайавата.
Из повести «Сильвия и Бруно»
Песня безумного садовника
Он думал – перед ним Жираф,Играющий в лото;Протер глаза, а перед ним —На Вешалке Пальто.«Нигде на свете, – он вздохнул, —Не ждет меня никто!»
Он думал – на сковородеГотовая Треска;Протер глаза, а перед ним —Еловая Доска.«Тоска, – шепнул он, зарыдав, —Куда ни глянь, тоска!»
Он думал, что на потолкеСидит Большой Паук;Протер глаза, а перед ним —Разгадка Всех Наук;«Учение, – подумал он, —Не стоит этих мук!»
Он думал, что над ним кружитМогучий Альбатрос;Протер глаза, а это былФинансовый Вопрос.«Поклюй горошку, – он сказал, —Мне жаль тебя до слез!»
Он думал, что его ждалаКарета у Дверей;Протер глаза, а перед ним —Шесть Карт без козырей.«Как странно, – удивился он, —Что я не царь зверей!»
Он думал – на него идетСвирепый Носорог;Протер глаза, а перед ним —С Микстурой Пузырек.«Куда вкусней, – подумал он, —Был бабушкин пирог!»
Он думал – прыгает СтудентВ автобус на ходу;Протер глаза, а это былХохлатый Какаду.«Поосторожней! – крикнул он, —Не попади в беду!»
Он думал – перед ним ОселИграет на трубе;Протер глаза, а перед ним —Афиша на Столбе.«Пора домой, – подумал он, —Погодка так себе!»
Он думал – перед ним ВенокВеличья и побед;Протер глаза, а это былБез ножки Табурет.«Все кончено! – воскликнул он. —Надежды больше нет!»
Три барсука
