Иван Котляревский - Энеида
Часть третья
Эней сначала был не в духе,Поплакал, малость погрустил,А там и чарочку сивухи,Угомонившись, пропустил.Но все-таки его мутило,Под сердцем бесперечь крутило,Вздыхалось часто молодцу.Он моря крепко испугалсяИ на богов не полагался.Не доверял он и отцу.
А ветры знай трубили с тылаВ корму разболтанным челнам,Чтоб им лететь привольно былоНо черным пенистым волнам.Гребцы курили, сложа руки,Под нос мурлыкали от скуки,Плывя без цели, наобум.Московских присказок забавныхИ запорожских песен славныхНемало им пришло на ум.
О Сагайдачном распевали,Про Сечь тянули во всю мочь;Как в пикинеры вербовали;Как странствовал казак всю ночь;И про Полтавскую победу,Когда урок мы дали шведу;Как провожала сына мать,Как мы Бендеры воевали,Как без галушек помирали,Но духом не слабела рать.
Хоть сказка говорится скоро,Да дело медленно идет.Хоть плыл Эней проворно, споро,Не день в морях носило флот.Троянцы со светом расстались,Долгонько на челнах моталисьСреди неведомых пучин,И всех томила неизвестность —Зачем, куда, в какую местностьДружину мчит Анхизов сын?
Уже проплавали немалоИ проплутали по воде.Но вот и берег видно стало,И наступил конец беде.Троянцы душу облегчили,С челнов на сушу соскочилиИ перестали горевать.Земельку эту Кумской звали.Они ее облюбовали,Себя ей тоже дали знать!
И снова повезло троянцам.Для них настала благодать.Лафа бывает сплошь поганцам,А честному —хоть пропадать!Они здесь тоже не чинились,На промысел поволочились,Искали, что кому под стать:Кто — водки либо сливовицы,А кто — молодки иль девицы —С зубов оскомину согнать.
Бродяги, прыткие, как черти,Знакомства завели тотчас.Кто зазевается, поверьте,Надуют, подкузьмят как раз!С округой целой побратались,Как будто сроду здесь шатались,Нашли кто — кума, кто — куму,И каждый по нутру, по нравуСебе придумывал забаву,Все поднимали кутерьму.
Где свадьба или вечерницы,Где мед или горелку пьют,Где девки или молодицы —Пролазы наши тут как тут.Не унимаются троянцы,К молодкам липнут, окаянцы, —Ну разливаться соловьем!И, подпоив мужей, бывало,Уводят жен куда попало —Распить по чарочке вдвоем.
Которые до карт охочи —Без дела не сидели тут:Сражались в «дурни» до полночиИль резались в «носки» да в «жгут»,Играли в «нары» и в «памфила»,А в ком ума побольше было —На деньги дулись в «семь листов».Чем хочешь, тем и утешайся:Пей, козыряй иль женихайся,Ходи с червей, с бубен, с крестов…
Один Эней не веселился:О преисподней думал он.Ему Анхиз, покойник, снился,В башку втемяшился Плутон.И от своей троянской голиЭней ушел украдкой в поле,Давай искать кого-нибудь,Чтоб разузнать скорей дорогуК Плутону самому в берлогу,Разведать в пекло ближний путь.
Шел, шел… Ручьями пог горючийНа переносье лил с кудрей.Пробился через лес дремучийИ кое-что узрел Эней:На курьей ножке стоя шатко,Трухлявая такая хаткаВертелась медленно кругом.Троянец пересек лужайку,И тщетно выкликал хозяйкуОн, притулившись под окном.
В сердцах ломился долго в двери,Был хатку с ножки рад спихнуть.И пусть ее! По крайней мереХоть отзовется кто-нибудь!Вдруг вышла бабища седая,Заплесневелая, хромая,Косматая, с клюкой в руках;Была старуха конопата,Суха, крива, коса, горбатаИ — как в монисте — в желваках.
Эней не знал куда деватьсяИ слова вымолвить не мог,Когда к нему такая цацаИз хагки вышла на порог.К Энею ближе подступилаЯга и тотчас разлепилаБеззубые свои уста:«Анхизенко! Слыхали слыхом…Известно, за каким ты лихомЗабрался в здешние места.
А я уж очи проглядела:Пропал, должно быть, молодец!Смотрю в окошко то и дело,И вот приплелся наконец.Уже мне рассказали с неба,Какая у тебя погреба.Отец твой был недавно тут».И, осмелев, у бабы сучьейСпросил Эней на всякий случай,Как ведьму злобную зовут.
«Я, знаешь, Кумская Сивилла,При храме Феба — попадья.Ему изрядно послужила!Давно живу на свете я:При шведах, слышь, была девицей,А при татарах молодицей;Видала саранчи налет;А вспомнится землетрясенье —Пугаюсь, просто нет спасенья!Как в малолетстве, страх берет.
Немало всячины я знаю,Хоть никуда и не хожу.В нужде я людям помогаю:На звездах знатно ворожу;Могу и отшептать ушницу;Сгонять умею трясавицуИ заговаривать гадюк;Искусно порчу прогоняю,Переполохи выливаю.Свожу и ногтоеды с рук.
Теперь пойдем со мной в каплицу,И в жертву Фебу самомуСейчас же обещай телицу,Усердно помолись ему.Не пожалей лишь золотогоДля Феба светлого, святогоИ для меня не поскупись:Ты кое-что услышишь, малый,Да в пекло сыщешь путь, пожалуй.Ступай, утрись и не слюнись!»
Пришли они в часовню Феба.Эней давай поклоны бить,Чтоб тот его услышал с небаИ не замедлил возлюбить.Вдруг у Сивиллы, как от порчи,Глаза на лоб, и в теле корчи,И волос дыбом встал седой.Сама ж она, как бубен, билась,И пена изо рта клубилась.Знать, дух в нее вселился злой!
Она тряслась, кряхтела, выла,Вихлялась, посинела вся.Каталась по земле Сивилла,Как в луже смрадной — порося.И чем Эней молился дольше,Тем ведьму разбирало больше,Всё хуже становилось ей.А уж когда перемолился —С нее лишь градом пот катился;Дрожал со страху наш Эней.
Очухалась тогда Сивилла,Полой утерла пену с губИ волю Феба изъявила.Анхизов сын молчал, как дуб.«Тебе и всей громаде строгийНаказ дают с Олимпа боги.Вам не попасть вовеки в Рим.Однако после смерти имяТвое известно будет в Риме.Не вздумай утешаться сим.
Еще хлебнешь ты лиха вволю,Узнаешь всякую напасть.Еще изменчивую долюГотовься не однажды клясть.Еще свирепствует Юнона(Хватило б у нее разгонаНе дальше правнуков твоих!),Но знай: ты заживешь по-панскиИ горемычный люд троянскийИзбавится от мук своих».
Повесив нос, Эней унылоРуками голову сжималИ слушал, что плела Сивилла,Но ничего не понимал:«Меня едва ли не морочишь!В толк не возьму — что ты пророчишь?Не по нутру мне речь твоя.Черт знает, кто из вас тут брешет?Я думал, Феб меня утешит.Уж лучше б не молился я!
А впрочем, ладно, будь что будет!Ведь я не ангел — человек,И будет то, что бог мне судит;Положен всякому свой век!Ты только окажи мне дружбуИ честно сослужи мне службу:К отцу родному проводи.Я прогулялся бы от скуки,Чтоб адские увидеть муки.А ну на звезды погляди!
Не первый я иду к ПлутонуИ не последний — так и знай!Орфей вернулся без урону,Хоть был изрядный негодяй.Не сладили и с Геркулесом —Он в пекле задал жару бесам,Разгон устроил всем чертям.Мы тоже дернем без опаски.Я дам тебе на две запаски!Ну что? Ударим по рукам?»
«Огнем играешь! —так СивиллаЭнею молвила в ответ. —Тебе житье, скажи, не милоИль опротивел белый свет?А в пекле знаешь как прижучат!Тебя по смерть шутить отучат.Попробуй, сунься, рог разинь!Как поднесут нам фиги с маком,Небось попятишься ты раком,И зададут тебе аминь!
А если возымел охотуУ батьки в пекле побывать.Плати живее за работу,Тогда начну я мозговать,Как нам с тобой туда пробратьсяИ с мертвецами повидаться.У нас дурак лишь не берет.А кто умней, тот — загребущий,Умеет жить по правде сущей,С отца родимою сдерет.
Мне это дело не впервинку.В затылке нечего скрести!Я в пекло укажу тропинку,Хоть мудрено ее найти.В лесу густом, непроходимом,Глухом, пустынном, нелюдимомРастет чудное деревцо.На нем кислицы не простые —Все, как червонцы, золотые!Послушай же мое словцо:
Подобно жару на загнетке,Начнет в очах твоих блистать.Ломай смелей! Нельзя без веткиПред сатаной тебе предстать:Из пекла не вернешься целым,Загубишь вовсе душу с телом,Тебя закабалит Плутон.Ступай! Раскрой глаза пошире,Поглядывай на все четыре,Не трусь и не считай ворон!
Сломивши ветку золотую,Живей старайся улизнуть.Лети назад напропалую,Да уши не забудь заткнуть!Ты непременно за собоюУслышишь голоса с мольбою:«Оборотись, мол, не спеши!»Но ты не верь бесовской силеИ, чтоб тебя не заманили,Оттуда во весь дух чеши!»
Хрычовка вдруг запропастилась.Эней один остался там.Всё яблоня пред ним светилась!Покоя не было очам.Эней на поиски подался,Устал, задохся, спотыкалсяИ наконец приплелся в лес.Колол сердешного терновник,Царапал, обдирал шиповник,Бродяга на карачках лез.
И сумрачно и смутно былоВ лесу, невиданно густом.Там что-то беспрестанно выло,Ревело грозно за кустом.Прочтя молитву с расстановкойИ шапку подвязав бечевкой,Пустился напролом Эней.Он шел и шел, глаза тараща.Смеркалось; помрачнела чаща,А яблони не видно в ней.
Эней пугливо озирался,Дрожал, но вверился судьбе;Сквозь дебри живо продирался,Поблажки не давал себе.Когда же засияло в пуще,Эней перепугался пуще,По поздно было отступать.Себя не помня, очутилсяПод яблоней — и удивился.Рукой за ветку сразу хвать!
Эней не размышлял нимало,Напрягся, дернул что есть сил,И древесина затрещала.Он ветку мигом отломил.Немедля из лесу дал драла.Бежал — земля под ним дрожала,И ног не чуял второпях.Бежал без духу, оголтело,Ему колючки рвали тело.Примчался, ровно черт, в репьях.
Троян увидя, повалился,Уж больно был он утомлен.Хоть выжми, потом весь облился,Едва не захлебнулся он.Страшась божественного гнева,Отборный скот пригнать из хлеваВелел поспешно молодецИ в жертву тем, кто пеклом правит,Кто грешных тормошит и давит,Обречь козлов, быков, овец.
И вскоре звезды врассыпнуюС неec пустились наутек.Рассвет рассеял тьму ночную,Утешный наступил часок.Троянцы тут заворошились,Засуетились, всполошились,Овец, быков приволокли.Дьяки с попами — очи к небу! —Служить готовы были требуИ жертвенный огонь зажгли.
Схватив обух, ударил глухоТроянский поп вола меж рогИ нож всадил скотине в брюхо,Ее башку зажав меж ног.Он вынул залитые кровьюКишки и требуху воловьюИ, разглядев сычуг, рубец,Вещал Энею божью волю,Троянцам — радостную долю,Их недругам — худой конец.
Овечки стали беспокойней,Козлы метались, а быкиГуртом ревели, как на бойне;Псалмы гнусавили дьяки.Откуда ни возьмись — Сивилла!Разбушевалась, вражья сила;Тряслась, кудахтала: «К чертямСтупайте все! Живее сгиньте!Энея своего покиньте,Чтоб не попало по шеям.
А ты, — промолвила Энею, —Проворный, смелый молодец,'iПрощайся с голытьбой своею,И двинем в пекло. Там отецДавненько но тебе скучает,В сынке небось души не чает!А ну, пора маршировать!Да с хлебом захвати кошелку,Чем зубы положить на полкуИ без харчей околевать!
Не озаботишься припасом —Надуешь с голодухи хвост!Ты знаешь сам: в дороге часомСлучается Великий пост.Бог весть, найдешь ли хлеба крошку!Я в пекло протоптала стежку.Я знаю тамошний народ;Все закоулки, уголочки,Все загуменнички, куточкиЗнакомы мне который год!»
Эней, дай бог ему здоровья,Собрался в путь не кое-как:Обулся в чеботы конёвьи,Потуже затянул кушак;Жердину выбрал в огороде,Чтоб сатанинское отродьеОт злых собак оборонять,И, захвативши хлеба с солью,Махнул к чертям на богомолье,Чтоб там Анхиза повидать.
Но в пекле не бывал я сродуИ врать, ей-богу, не мастак.Зачем толочь мне в ступе воду?Поставлю точку, если так…Читатели, вы не галдите,Не наседайте, погодите!У старых выспрошу людей,Что им рассказывали деды —Бывалые, не домоседы! —О преисподней… Им видней!
Небесное поэту царство, —Вергилий рассуждал умноИ знал все адские мытарства.Да жил он чересчур давно!Теперь, наверно, в пекле тожеВсё по-другому, не похожеНа то, как было в старинуПокойного слегка поправлю,Что скажут старики — добавлю,На новый лад пером черкну.
Сивилла в пекло дверь искала,Глядела пристально кругом,В сердцах Энея понукала.Он поспевал за ней бегом.Вот наконец узрели гору,А в той горе большую норуНашли — и бросились туда.Энею в очи мрак ударил.Пошли. Эней рукою шарил —Не провалиться бы куда!
На улице нечистой, смрадной,Что в пекло напрямик вела,И днем и ночью было чадно,Вонючая клубилась мгла.Гнездилась в полутьме ДремотаС сестрой, по имени Зевота.Поклон отвесив поясной,Безмолвно выплыли сестрицыИ навязались в проводницыЭнею с древней попадьей.
Пришельцам честь по артикулуВоздав косою. Смерть самаСкомандовала караулу,Что состоял при ней: чума,Война, разбой, злодейство, холод,Трясучка, рожа, парши, голод;За ними выстроились в рядХолера, шелуди, короста,Еще напастей разных со сто,Что без пощады нас морят.
Плелась ватага бед ходячих.Валила туча всяких зол:Сварливый полк свекровей, мачехИ жен за Смертью следом брел.Шли тести — скупердяи, жмоты,Зятья — растратчики и моты,Буяны братья, свояки,Свояченицы и золовки —Обидчицы и колотовки,Что в ход пускали кулаки.
И крючкотворы и плутягиС пером за ухом были здесь,Жевали жвачку из бумаги,Чернил с песком глотали смесь;И тьма начальников-пиявок,Десятских, сотских — злобных шавок,И распроклятых писарей;Толпа исправников заштатных,Судей и стряпчих беспонятных,Поверенных, секретарей.
Ханжей понурые фигурыПлелись, молчание храня.Сии смиренные натуры,Постясь в неделю но три дня,На животе слагали рукиИ слали господу докуки;Не осуждали вслух людей,А, не в пример иным трещоткам,Перебирали всех по четкамИ ждали по ночам гостей.
Напротив этих окаянницКвартал был целый потаскух,Бродяг, моргух, ярыжниц, пьяниц,Бесстыдных шатунов и шлюх.С остриженными головами,С подрезанными подоламиРаспутницы стояли сплошь.А сколько панночек ломливых,Лакеев ловких и смазливыхТам было — право, не сочтешь!
Теснились там и молодицы,Что втайне от мужей седыхБольшие были мастерицыПарней потешить холостых,И хвагы те, что не гуляли,А ротозеям пособлялиСемейку расплодить быстрей;Пригульные кричали детиИ, не успев пожить на свете,За это кляли матерей.
Эней глазел, давался дивуИ трясся, словно без седлаСкакал, схватив коня за гриву;Беднягу оторопь взяла.Успел он присмотреться с ходуКо всякой нечисти и сброду.Чудно, куда ни поглядишь!Хватал он ведьму за дерюгуИ хоронился с перепугу,Как от кота в чулане мышь.
Карга его рванула с силой,Чтоб он артачиться не мог.Послушно за своей СивиллойБежал Эней, не чуя ног.Уж пекло было недалечко,Но путь им пересекла речка,Что Стиксом издавна звалась.Там оказалась переправа,Куда стекалась душ ораваИ на ту сторону рвалась.
Явился перевозчик — грубыйИ черномазый, как цыган;Под стать арапу, толстогубыйИ кислоглазый старикан.Заплывши начисто сметаной,Слипались веки беспрестанно…Косматой был от колтуна.Как войлок, борода свалялась,Сердито голова вихлялась,Бежала изо рта слюна.
Сорочка, стянута узлами,Держалась на плечах с трудом,Бечевкой скреплена местами,Могла поспорить с решетом;И эта рвань была на палецЗасалена, аж капал смалец;Вконец обтерханы штаны;Хоть выжми — мокрые онучи,Сорочки дедовой не лучше,Из постолов худых видны.
А пояс лыко заменяло.На нем болтался кошелек,Лежала трубка там, кресало,Кремень, и трут, и табачок.Хароном перевозчик звался.Он чванился и величался.Немаловажный был божок!Харон великим слыл умельцем,Крюкастым подгребал весельцем,Стрелой по Стиксу гнал челнок.
Как в день осенний слобожанеНа ярмарке иль на торгу,У ряда рыбного миряне, —Так возле речки на лугуДуша толкала душу в бокиИ стрекотала, как сороки,Кричали, лаялись до слез,Друг дружку тискали, совались,Пихались, лезли, надрывались,Чтоб дед скорее перевез.
Как против солнца рой гуляет,С шипеньем киснут буракиИль гуща в сыровце играет, —Гудели эти бедняки.Мольбою душу раздирали,К Харону руки простирали:«Возьми с собою на каюк!»Увы, не обращал вниманьяНа вопли, жалобы, рыданьяХарон, бесчувственный индюк.
Веслом ширяя то и дело,Знай тычет в морду хоть кого!Всех гонит прочь остервенело,Не хочет слушать ничего.По выбору в челнок усадитИ на ту сторону спровадит,На остальных и не глядит.Кого не повезет, упрется,Тому долгонько ждать придется:Он век, пожалуй, просидит.
Эней в кагал вломился хмуро —Пробиться думал на паром.И повстречал он Палинура,Что плавал штурманом при нем.Тут Палинур пред ним заплакал,Про злую долю покалякал, —Мол, через речку не везут!Да ведьма тотчас их шугнулаИ в батьку накрепко ругнулаЭнея, чтоб не мешкал тут.
К засаленному старичинеЕдва пробились на причал.Ломался дед, как бес в плотине.Как полоумный, он кричалИ, многолюдством не смущенный,Обкладывал народ крещеный,Как водится в шинках у нас.И родичам досталось честным:Он их почтил словцом нелестным,Пусть привыкают в добрый час!
Харон, бранясь как оглашенный,Гостей приметил невзначай,Ощерился, покрылся пеной,Взревел, как бешеный бугай:«Откуда вас, бродяг, пригнало?Здесь шатунов таких немало!Нужны вы — хату холодить!Я вас отважу, побирохи.Со мной, поверьте, шутки плохи!Забудете сюда ходить.
Вон, прочь! Не то носы расквашу,В придачу тресну по шеямИ морды так вам разукрашу,Что не узнает леший сам!Плюгавцы, вишь как изловчились!Живые в пекло притащились.Чего хотят, возьми их ляд!Для вас пошевелюсь не больно,С меня и мертвецов довольно —Всё время над душой стоят».
Сробев, Эней глядел тихоней.Яга отвесила поклонИ старику без церемонийСказала: «Не серчай, Харон!Чего кричишь — куда, мол, прете?Мы разве по своей охоте?Нужда нас привела сюда.Не узнаёшь? Ведь я — Сивилла.Спасибо, что не съездил в рыло.Бранишься, лаешься — беда!
Не ерепенься ты впустую.Утихомирься, не бурчи!Ты видишь ветку золотую?Теперь послушай, помолчи».И ну плести рассказ подробный —Зачем пустилась в мир загробный,К кому, с чего, почто, как, с кем…Харон же, снизойдя к пришельцам,Гребнув четырежды весельцем,Каюк причалил между тем.
Немедля со своей СивиллойВ челнок ввалился пан Эней.Рекой зловонной и унылойПоплыли в пекло поскорей.В расщелины вода втекала,Сивилла юбку подтыкала,Эней боялся утонуть.Харон зато на ту сторонкуТак быстро перегнал лодчонку,Что не успеешь и моргнуть.
Спросив за греблю пол-алтына,Старик зажал деньгу в горсти.Проезжих высадил он чинноИ показал, куда идти.Рука с рукой пустились вместе,Прошли, должно быть, сажен с двести;Глухим бурьяном луг зарос;И вдруг попятились в испуге:В бурьяне том лежал муругийО трех главах свирепый пес.
Залаял грозно трехъязыкий,Вот-вот ухватит за бока.Троянец, испуская крики,Хотел уже задать стречка.Яга собаке хлеб швырнулаИ глотку мякишем заткнула,За кормом погнался барбос.Анхизов сын, прикрывшись шапкой,Тихонько затрусил за бабкойИ ноги кое-как унес.
Эней дивился преисподней.Совсем не то, что этот свет:Куда мрачней и безысходней!Ни звезд, ни месяца там нет.Там зыблется туман великий,Там слышны жалобные крики.Анхизов сын оторопел,Увидя, сколько душам грешнымГрозило мук в аду кромешном,Какую кару кто терпел.
Смола, живица, нефть кипели,Под ними полыхало, страх!И, словно в огненной купели,Сидели грешники в котлах.Им воздавали полной мерой,Бурлящей обливали серой,Не уставали их терзать.Какие чудеса там были —Пером я описать не в силеИ в сказке не могу сказать.
Панов за то и мордовалиИ припекали в свой черед,Что людям льготы не давали,На них смотрели, как на скот.Паны за то дрова возили,В болотах очерет косили,Носили на растопку в ад.Их черти сзади подгоняли,Железным прутовьем шпынялиКто отставал — был сам не рад.
Калеными рожнами спиныИ животы безумцам жгли,Что, в смерти собственной повинны,Из мира не спросясь ушли.Им под бока ножи совали,Кипящим варом обдавали,Чтоб не спешили умирать.Для них придумывали муки,Дробили в тяжких ступах руки,Чтоб не решались убивать.
Лгуны лизали сковородку.Дрожавшим за свое доброБогатым скрягам лили в глоткуРасплавленное серебро,А тех, что сроду не женилисьДа но чужим углам живились,Тут черти вешали на крюк,За бренное цепляя тело,Которое грешило смело,Не убоявшись этих мук.
Панов, подпанков крепко секли,Не различая но чинам.Досталось по заслугам в пеклеВсем, без разбора, старшинам.Тут ратманы и бургомистры,Все те, что на расправу быстры,Цехмейстеры и писаря,И судьи, и подсудки были,Что денежки с людей лупили,Свой суд неправедный творя.
Разумники и филозопы,Что любят напускать туман,Попы, монахи, крутопопы, —Чтоб знали, как учить мирян,Чтоб не гнались за медяками,Чтоб не возились с попадьями, —Горели в адовом огне.Чтоб звезд всезнайки не хватали,Ксендзы, как жеребцы, не ржали, —Держали их на самом дне.
Мужья, что женам потакали,Прибрать их не могли к рукам,На свадьбы часто отпускали,Чтоб за полночь гуляли там,Чтоб новобрачных провожалиДа в гречку с кем-нибудь скакали,В больших рогатых колпаках,В котлах, где клокотала сера,Теперь сидели для примераС тугой повязкой на глазах.
Родители, что не пенялиСвоим ленивым сыновьям,Их баловали, выхвалялиДа гладили по головам, —В кипящей нефти здесь варились:Ведь сыновья с дороги сбились,Трепали за чубы отцовИ смерти им желали скорой,Чтоб с кладовых сорвать затворыИ отпереть замки ларцов.
Здесь были те, что речью сладкойСмущали девушек тайкомИ в окна по стремянке шаткойНеслышно крались вечерком,Обманывали, улещали,Клялись и сватать обещали,Стремясь к желанному концу,А девушки от перечесаДо самого толстели носа,Да так, что срам идти к венцу.
Все купчики, что с неклейменымАршином, с речью разбитнойНа шумных ярмарках с поклономСбывали свой товар гнилой;Вьюны, пролазы, обиралы,Мазилы – пачкуны, менялы,Ростовщики и шинкари,И те, что сбитень разливали,И те, что ветошь продавали,Все торгаши и корчмари.
Головорезы, прощелыги,Бродяги, плуты, болтуны,Все сводники и забулдыги,Гадальщики и колдуны,Разбойники и живодеры,Мошенники, пропойцы, ворыКипели в огненной смоле;А цех мясницкий, цех скорняжный,Цех шерстобитный, цех портняжныйСидели всяк в своем котле.
Была здесь шляхта и мещане,Паны здесь были, мужики,Неверные и христиане,И молодежь, и старики;Здесь был богатый и убогий,Здесь был прямой и колченогий,Здесь были зрячие, слепцы,И тьма военных и гражданских,Казенных множество и панских,Попы, миряне, чернецы.
Эхма! Лукавить нет охоты.Солгав, лишь попадешь впросак.Томились в пекле рифмоплеты.Немало было там писак.Великую терпели мукуЗа то, что нагоняли скуку.Полон татарский — их удел!Вот так и наш браг обожжется,Что пишет, не остережется.Да ведь кой черт бы утерпел!
Там страхолюдную фигуруПоджаривали, как шашлык.Стеснять бесчестную натуруКорыстолюбец не привык.Ему и медь за шкуру лили,И распинали на кобыле;Пришлось на вертеле торчатьЗа то, что рукопись чужую,Нарушив заповедь восьмую,За деньги отдавал в печать.
Сынок Анхизов отшатнулся,Чуть-чуть подальше отошел;На казнь он снова натолкнулся,Иное зрелище нашел:Он караван увидел женский,Что в бане жарился гееннской.Кричали на чем свет стоит!Ревмя ревели поголовно,Визжали, голосили, словноС кутьи у них живот болит.
Девчата, бабы, молодицыСебя не уставали клясть;Свой род, житье и вечерницы,Весь мир они костили — страсть!Сажали их на сковородкиЗа то, что были верховодки,Мудрили, ладили свое.Хоть муженьку и неохота,Да жёнке, вишь, приспичит что-то.Ну как не ублажать ее?
Терпели кару пустосвятки.Таких немало было здесь,Что теплят господу лампадки,Устав церковный знают весь,Молясь на людях до упаду,Кладут пятьсот поклонов сряду,Зато, когда наступит ночь,Свои молитвенники прячут,Беснуются, гогочут, скачутИ пуще согрешить не прочь.
Тут были барышни-вострухи,Одетые, как напоказ,Распутницы и потаскухи,Что продают себя на час.В густой смоле они кипелиЗа то, что слишком жирно елиИ даже не страшил их пост;За то, что, прикусивши губки,Оскалив беленькие зубки,Бесстыдно волочили хвост.
Терпели муку молодицы —Посмотришь, право, станет жаль:Стройны, чернявы, круглолицы…Нигде таких не сыщешь краль.Они за старых, за немилыхШли замуж, а затем постылыхМужей травили мышьякомИ с парубками забавлялись;Повеселившись, отправлялисьВдовицы в пекло прямиком.
Еще какие-то горюхиС куделями на головах —Девицы честные, не шлюхи —В кипящих мучились котлах.Они при всех держались крайнеУмильно, а грешили втайне,Не выносили за порог.Смолой горячей после смертиИм щеки залепляли чертиИ припекали недотрог
За то, что свой румянец блеклый,Заемной не стыдясь красы,Изрядно подправляли свеклой,Вовсю белили лбы, носы,Из репы подставляли зубы,Примазывали смальцем губы,А если не было грудей,Совали в пазуху платочки,Бока топорщили, как бочки,Желая в грех ввести людей.
А бабы старые трещали,Поджариваясь на углях,За то, что день-деньской ворчали,Судили о чужих делах,Упрямо старину хвалили,А молодых трепали, били,Добро стороннее блюли,Забыв, как жили в девках сами.Как баловали с казакамиДа по дитяти привели.
Шептух и ведьм колесовали;Все жилы вытянув из них,Без мотовил в клубок свивали,Чтоб не чинили козней злых,На помеле чтоб не леталиДа на шестке чтоб не пахали,Не ездили на упырях,Чтоб ночью спящих не пугалиИ чтоб дождя не продавали,Не ворожили на бобах.
А чем карали в пекле сводниц —Чур с ним! Зазорно молвить вслух.Терзали дьявольских угодниц.Чтоб не вводили в грех простух,Не подбивали жен примерныхВенчать рогами благоверных,Не опекали волокит,Чужим добром их не ссужали,На откупе чтоб не держалиТого, что прятать надлежит.
Эней увидел там страдалиц —В смоле кипящих дев и вдов.Из них вытапливался смалец,Как из отменных кабанов.Там были бабы, молодицы,Мирянки были и черницы,Немало барышень и дам:Кто — в кунтуше, а кто — в накидке,Кто — в стеганом шелку, кто — в свиткеБыл женский пол в избытке там.
Но эти души не сегодняИ не вчера пришли туда.Умерших пламя преисподнейНе припекало без суда.Все новички в другом загонеТолклись, как молодые кони,Не зная участи своей.Приговоренным было хуже.Об их судьбе вздыхая вчуже,Другую дверь открыл Эней.
И очутился он в кошаре,Где трепыхалось много душ,И затерялся в их отаре,Как в логове змеином уж.Все ждали с трепетом решенья,Перебирали прегрешенья:Куда качнутся, мол, весы?Кого, гадали, в рай отправят?Кого гореть в аду заставят?Кому из них утрут носы?
Там было размышлять вольготноИ обсуждать свои дела;Пускались в россказни охотно —Откуда чья душа пришла.Богач на смерть пенял, сердился:Деньгами не распорядился —Кому, за что, какую часть.Скупца досада разбирала:На белом свете пожил малоИ не повеселился всласть.
Сутяга толковал указы.Опутав многих, этот плутРасписывал свои проказыИ рассуждал про наш Статут.Мудрец толмачил до надсадыПро физику да про монады,Про мирозданье он твердил.А вертопляс кричал, смеялся,Бахвалился и удивлялся,Как женщин за нос он водил.
Мундира с пуговками ради,Как дышло повернув закон,Судья остался бы внакладе:В Сибирь бы прогулялся он.«Но смерть вмешалась в это дело, —К рассказу добавлял он смело, —А то б не миновать плетей!»А лекарь мельтешил с ланцетом,Слабительным и спермацетомИ хвастал, как морил людей.
Похаживали женолюбы —Всё фертики да барчуки.Покусывали ногти, губы,Фуфырились, как индюки;Вздыхая, очи воздевали,О прежней жизни горевали.Пришлось им рано умереть.Не заслужили громкой славыИ не успели для забавыКому-то морду утереть.
Хлыщи, картежники, пьянчуги,Прожженный, разбитной народ —Лакеи, конюхи и слуги,И повара, и скороход,Держась как можно бесшабашней,Калякали про плутни, шашни,Хвалили ловкачей, проныр,Что господам очки втирали,В карманах шарили, таскалиПлатки да бегали в трактир.
Не стало вертихвосткам ходу,Слонялись вяло, как-нибудь.Им всем — хоть бы с моста да в воду.Беда, коль некому моргнуть!Здесь простофилям ворожейкиУж не гадали, а злодейки,Что девок любят истязать,Зубами в гневе скрежетали:Служанки их не почиталиИ не желали угождать.
Чернее головни ДидонуВнезапно повстречал Эней.Как подобает но закону,Шапчонку сбросил перед ней:«Здорово! Глянь-ка… Что за чудо?Сердешная! И ты оттуда,Из Карфагена приплелась?Себе искала злую долю?Иль нажилась на свете вволю?Какого беса ты сожглась?
Была румяной, круглолицей —Такой, что губки облизнуть!И не терпелось молодицеСкорее ноги протянуть!Какая из тебя утеха?Никто не взглянет и для смеха!Придется в пекле пропадать.А я не виноват, ей-богу,Что поспешил тогда в дорогу:Мне приказали тягу дать!
Но я готов с тобой спознаться,Зажить по-прежнему точь-в-точь,Не разлучаться, женихаться,Как раньше, — если ты не прочь.Пойдем! Тебя я поцелую,Притисну к сердцу, помилую…»Но отказала наотрезЕму Дидона: «ПоцелуйсяХоть с чертом, а ко мне не суйся!Расквашу рыло, чтоб не лез!»
Ее и след простыл…Сначала Эней опешил, стал в тупик.Яга, однако, проворчала,Чтоб долго не чесал язык.И то сказать, совет был добрый:Пересчитать Энею ребраКому-нибудь пришло б на ум,Чтоб не тревожил душу вдовью,Бабенок не морил любовьюИ прах не поднимал на глум.
Эней с каргой — давай бог ноги!В гееннскую забравшись глушь,Он повстречался на дорогеС ватагою знакомых душ,И начались у них объятья,Челомканье, рукопожатья:Князька любили своего!Эней вгляделся в оборванцевИ многих опознал троянцев,А первым делом — вот кого:
Педька, Терешка, Шелифона,Панька, Охрима и Харька,Леська, Олешка и Сизона,Еська, Пархома и Феська,Стецька, Ониська, Опанаса,Свирида, Лазаря, Тараса…Еще нашлись Остап, ОвсийИ те, что по волнам шаталисьДа в море синем и остались.Средь них — Вернигора Мусий…
Кагал устроили великий.Галдеж поднялся, хохотня.Не умолкали гомон, крики,Вранье, прибаски,трескотня.Давнишнее припоминали,Уже и лишнее болтали.Эней судачил пуще всех.Побалагурили маленько,И, хоть сошлись друзья раненько,Он задержался, как на грех.
Пришлось не по нутру Сивилле,Что разбрехался он вконец,Что дитятко затормошилиИ не опомнится птенец.Сивилла на Энея взъелась,Раскаркалась и расшумелась.Эней в испуге задрожал.Троянцы тоже все струхнулиДа врассыпную и махнули,А он за бабкой побежал.
Пожалуй, пару добрых гонов —Чтоб не соврать — они прошлиИ хаты, и дворец ПлутоновКак раз увидели вдали.Карга Энея в бок толкнулаИ на хоромы пальцем ткнула:«Здесь проживает пан ПлутонС женой своею, Прозерпиной.К нему-то с золотой ветвинойТебя веду я на поклон».
Пришли под самые воротаИ услыхали: «Кто идет?» —От бабы скверной, криворотой;Она у запертых воротОтвратным пугалом торчалаИ била в медное клепало,Как в панских водится дворах.У ней на голове и шееКлубками шевелились змеи,Смертельный нагоняя страх.
Она без хитрости, без лести,Открыто, без обиняков,Встречала грешных честь по чести,Драла ремнями, как быков,Кусала, грызла, бичевала,Крошила, шкварила, щипала,Царапала, порола, жгла,Пилила, корчила, топтала,Рвала, вертела, шпиговала,Тянула жилы, кровь пила.
Увидя бабы облик мерзкий,Эней, бедняжка, обомлел.Ягу спросил он, — кто так зверскиТерзать несчастных повелел?Сивилла рассказала честноВсё то, что было ей известно:Мол, есть в аду судья Эак;Он смертной казнью не карает,Но истязать повелевает.Прикажет — вот и мучат так!
Ворота сами разомкнулись,И с веткой, что горит как жар,Сивилла и Эней толкнулисьК царице — поднести ей дар;Пришли почтить ее особуИ облегчить ее хворобу,Да набежали сторожа!Хоть не прибили пары нашей,Однако проводили взашей:Недужна, дескать, госпожа!
Зато открылся без заминкиПокой подземного царя,Где ни соринки, ни пылинки,Оконца сплошь из янтаря,В начищенных гвоздочках стены,Везде порядок, блеск отменный,Куда ни глянь — сусаль, свинец,Сверканье меди и булата,Светлицы убраны богато.Ну панский истинно дворец!
Вошли в Плутоново жилищеРазинув рты Эней с ягойИ, вылупив на лоб глазищи,Дивились красоте такой.Подмигивали, усмехались,Локтями то и знай пихались.Эней причмокивал, свистал:«Вот тут-то праведные душиЛикуют, бьют небось баклуши!»Эней и этих повидал.
Они сидели, руки сложа,Для них и в будни праздник был:Покуривали трубки лежа,А кто хотел — горелку пил.Но угощались там не пенной,А третьепробною, отменной(Ей вкусу придавал бадьян),А также запеканкой пряной,Анисовой или калганной.В ней были перец и шафран.
Вареники, оладьи, пышкиНа блюдах высились горой.Все наедались до одышкиПшеничных калачей с икрой.Там кушали паслен, клубнику,Чеснок, рогоз, терн, ежевику,Крутые яйца с сыровцом,Какую-то глазунью — чудо! —Немецкое, не наше блюдо, —А запивали всё пивцом.
Где ждало грешников бездольеИ приходилось им страдать,Там было праведным приволье,Заслуженная благодать.Им дозволялось без помехиПо вкусу выбирать утехи.Творился полный ералаш:Кричи, молчи, вертись, пой, слушай,Лежи, валяйся, спи, пей, кушай,Рубись — и то дадут палаш!
Но чваниться и зазнаваться,Насмешками глаза колотьИ брат над братом издеватьсяНе смели — упаси господь!Раздоров, стычек, ссор пустячных,Ругни, обид, расправ кулачныхВ заводе не было у них.Все жили в дружбе и приязниИ женихались без боязниРевнивых ябед, козней злых.
Точь-в-точь как на святой неделе,Совсем не скуч
