Маргарита Агашина - Бабья доля (сборник)

О первой любви

Инне Гофф

Тесный мир для девочки просторен.Все шаги и быстры, и легки.Девочке хотелось, чтоб Печоринвдруг в неё влюбился от тоски.

Девочка не ведывала горя,Глядя в мир из детского окна.А большие воды на Печорене дают заглядывать до дна,

скрадывают отзвуки и краски,сглаживают камни и пески…Девочка придумывала сказкии мечту – влюбиться от тоски.

Девочка, открой окно пошире,не кричи, не плачь и не зови!Ты поймешь в невыдуманном миресилу не придуманной любви.

Две зимы черёмухами вьюги,две весны черёмухи пургой…Говорят, что мы с тобой подруги,что одна – ни шагу без другой.

Мы с тобой играли в разных кукол,и у детства памятных дверейнас с тобой по-разному баюкалтихой песней голос матерей.

И твои каштановые парки,может, и не знали ничего —дальнего поселка у Игарки,Пихт и кедров детства моего.

Были руки неловки и робки.Я плела задумчивый венок.Вдруг за дальним озером у сопкивыстрелил соседский паренёк.

Он не думал, осторожно целясьпрямо в грудь большому крохалю,как тогда на всю тайгу хотелосьгромко крикнуть: «Я тебя люблю!»

Вывернулось сердце наизнанку,ночью дым от выстрела – во сне…Но забыт тот паренёк с берданкойв бисерном, цветастом зипуне.

…А потом – берёзовые тенина верандах подмосковных дач,и летит на школьной перемененевесомый волейбольный мяч.

И – мальчишка в клетчатой рубашке…А потом из рук моих к немулепестки оборванной ромашкиветер уносил по одному…

В платье, разрисованном горошком,как в мечте ждала я, как во сне…но не по цветным лесным дорожкамв первый раз любовь пришла ко мне.

По Лесной, Полянке или Пресне —я не знала улиц городских…Шумный город замер и затихнад моей, не городскою, песней.

Песня слов и выдумок сильней!Если трудно – песню позови!Песня стала спутницей моейпервой, не придуманной, любви.

Не дадут литые тротуарывырасти былинке-лебеде…Тонут потухающие фарыв москворецкой медленной воде.

А шаги – отчётливей и реже,а слова – нежнее и смелей:ты остановился на Манеже,у кремлёвских, тонких тополей.

И, решив, что нам с тобой не нужноглубины волнений и тревог,предложил торжественную дружбудо конца отдельных двух дорог.

…Я смотрела в самые глаза,веря с полуслова, с полувзгляда,и решала: если ты сказал,значит, это только так и надо.

Значит, только так тому и быть!И пройду, не оглянувшись, мимо.И нетрудно даже разлюбить,если так потребовал любимый!

Я решила разлюбить… И вдругвздрогнула от боли и испуга:ты сказал неправду – ты не друг,ты гораздо больше просто друга!

И ты ещё, ещё, ещё придёшь!Опять такой же шумный и упрямый.И снова дробь выстукивает дождьпо переплётам пропылённой рамы.

И снова гром грохочет горячо,и тучи наливаются свинцом.Ты подойдёшь и тронешь за плечо,и повернёшь меня к себе лицом.

Стихнет ливень, обрываясь с крыш,выскользнут страницы из руки,ты, не узнавая, замолчишь,уберёшь ладонь с моей щеки;

ты увидишь новые глаза,радостью залитые до края.И тогда, о чём-то вспоминая,ты услышишь, как сильна гроза!

Сразу станет комната узка,и в углах, и на окне темно.И рванётся тонкая рукараспахнуть тяжёлое окно,

чтоб навстречу хлынула весна,ни тоски, ни счастья не тая!…А девчонка с книгой у окна —это, может, даже и не я!

Это, не досматривая сны,забывая отдых и уют,девушки и юноши странысессию весеннюю сдают.

Это, наклонившись над столом,не уснув до утренней звезды,пятикурсник вписывал в дипломгоры малахитовой руды.

Это вышли эвенки в тайгудобывать для Родины меха;это на высоком берегувспарывают землю лемеха;

и моя веселая роднявасильковой волжской сторонырассыпает зёрна ячменяв борозды безудержной весны;

это стынут завязи айвыв золотых садах Алма-Аты;это на окраинах Москвыстроятся дороги и мосты;

голубыми звёздочками льнакостромские искрятся края…И идёт над Родиной весна,ни любви, ни счастья не тая!

Меня посылает райком

Я всё это помню как будто спросонок:таёжный поселок, больница в снегу.А в чуме охотника болен ребёнок.И, значит, отец уезжает в тайгу.

Отчаянный ветер бросал на колени,четвёртые сутки ревела пурга,У нарт беспокойно застыли олени,закинув за спины крутые рога.

Отца проводник дожидался у входа.Негромко, встревоженно ахнула мать:– Куда тебя носит в такую погоду?Смотри: ни дороги, ни зги не видать!

Олени над снегом как будто взлетелии дёрнули нарты упругим рывком,и ветер уже далеко из метели доносит:– Меня посылает райком!

…Над Родиной встало военное небо.Тринадцатый месяц народ на постах.Не досыта сна и не досыта хлеба.Идут эшелоны в багровых крестах.

И я становилась взрослей и суровей,на донорский пункт приходя и делясьс товарищем раненым струями кровитринадцатый месяц – тринадцатый раз.

Усталая мама не скажет ни слова,сухие глаза вытирает платкоми знает, что надо, и знает, что сноваскажу ей: – Меня посылает райком.

Я детям своим передам как наследствосчастливое, мирное небо мое.Пусть будет у сына хорошее детство!Но если когда-нибудь крикнут: «В ружьё!» —

я выведу к поезду сына-солдата.И если заплачу – при всех, не тайком, —он сдержит меня и спокойно и святоответит: – Меня посылает райком.

Снова снег за моим окном.Помоги же мне, первый снег,научиться забыть о нёми не видеть его во сне!

Но и мне, и другим, смеясь,Снег ласкает воротники.И растает он через часОт тепла чьей-нибудь руки.

Ну, не тай! Ну, побудь со мной.Спой мне вьюгами – о весне!Очень холодно мне одной.Помоги же мне, первый снег.

Зима спокойна, а потомзавьюжит к февралю.…А ты опять забыл о том,что я тебя люблю.

А где-нибудь за синью рек,в далёкой сторонехороший, сильный человекмечтает обо мне.

Но я, по жребию судьбы,опять ночей не сплюиз-за того, кто позабыл,что я его люблю.

Выйду к речке, тонкой веткой хрустну,оборву тенёт тугую нить.Осенью всегда бывает грустно,даже если не о чем грустить.

Подойду к красавице рябине,руку ей на шею положу,по какой, единственной, причинея грущу сегодня, расскажу…

Мой упрямый, я тебя прошу:ты прости мне эти разговоры.Я всегда молчу про наши ссоры —сору из избы не выношу.

А сейчас никто ведь не узнает.Зиму всю рябина смотрит сны,и она, красавица лесная,мой рассказ забудет до весны.

Только пусть его подхватит ветер,или даже сразу все ветра:много ведь людей на белом светессорятся, как мы с тобой вчера.

Пусть же ветры возле них повьются,им расскажут наш вчерашний спор.А они – над нами посмеютсяи всю жизнь не ссорятся с тех пор!

Захлопнуть окно —и не ждать, и не звать,и всё – всё равно,и на всё наплевать!

Но только упрямостучится в виски:за тонкие рамыне спрячешь тоски,

за чистые стёклане спрячешь беды.Ударились в окнасоцветья воды.

Я с детства умелауйти босикомотчаянно смелопод ливень и гром,

чтоб в небе темно,и земли не видать,и всё – всё равно,и на всё наплевать!

И всё – всё равно,если знаешь одно:что только навстречуидти решено

и ливням, и граду!И, словно в награду,засветится счастьеподковами радуг.

И встанешь опятьна большие пути —не ждать и не звать,а идти и идти!

Назло километрамшагнуть за порогк разливам и ветрамшироких дорог!

Бабье лето

В сентябре на тропки густолистья пёстрые легли.Сентябри в народе грустнобабьим летом нарекли.

Только что это такое —лишь машины замолчат,до рассвета над рекоюне смолкает смех девчат!

Видно, весело живут:платья гладят, кудри вьют,по уплясанной полянетуфли-лодочки плывут.

А уж песню запоют —ива склонится к ручью,дрогнет старая берёза,вспомнит молодость свою.

Выйдет на небо луна,но не знает и она,то ли это бабье лето,то ли девичья весна!

«У скрипучего причала…»