Василий Жуковский - Ундина

роились,

Комкались в клубы, вились, развивались, сгребали

металлы,

Сыпали в кучи рубин, и сапфир, и смарагд и

пускали

Вихра песка золотого друг другу в глаза. Мой

сопутник

Быстро метался то вниз, то вверх; и ему подавали

Слитки огромные золота; мне показав их со

смехом,

110 Каждый он в бездну бросал, и, из пропасти в

пропасть со звоном

Падая, все в глубине исчезали. Тогда он монету,

Данную мною, швырнул с пронзительным хохотом

в бездну;

Хохотом, шиканьем, свистом ему отвечали из

бездны,

Вдруг взгомозилися все и, толпяся, толкаясь,

полезли

Кверху, когтистые, пылью металлов покрытые

пальцы

Все на меня растопорщив; вся пропасть, казалось,

кипела;

Куча за кучей, гуще и гуще, ближе и ближе...

Ужас меня одолел; дав шпоры коню, без оглядки

Я поскакал... и не знаю, долго ль скакал; но

очнувшись,

120 Вижу, что нет никого; привиденья исчезли;

прохладно

Было в лесу, и вечер уже наступил. Сквозь деревья

Бледно мелькала тропинка, ведущая из лесу в

город.

Взъехать спешу я на эту тропинку; но что-то

седое,

Зыбкое, дым не дым, туман не туман, поминутно

Вид свой меняя, стало меж ветвей и мне заслонило

Путь; я пытаюсь объехать его, но куда ни поеду

Там и оно; рассердившись, скачу напролом; но

навстречу

Прыщет мне пена, и ливнем холодным я обдан, и

рвется

Конь мой назад; ослеплен, промочен до костей, я

бросаюсь

130 Вправо и влево, но все не могу попасть на тропинку,

Белый никак на нее не пускает меня. Попытаюсь

Ехать обратно - за мной по пятам он, но смирен

и волю

Путь продолжать мне дает; но лишь только опять

на тропинку

Взъеду - он тут, и опять заслоняет ее, и холодной

Пеной меня обдает. Наконец поневоле я выбрал

Ту дорогу, к которой меня он теснил так упорно;

Он унялся, но все от меня не отстал и за мною

Бледно-туманным столбом подвигался; когда же

случалось

Мне оглянуться, то чудилось мне, что этот

огромный

140 Столб с головой, что в меня упирались тускло и

зорко

С чудным каким-то миганьем глаза и кивала

Всякий раз голова, как будто меня понукая

Ехать вперед. Но порою мне просто казалось, что

этот

Странный гонитель мой был лесной водопад.

Наконец я,

Выехав из лесу, здесь очутился и встретился с

вами,

Добрые люди. Тогда пропал и упрямый мой

спутник".

Рыцарь кончил рассказ свой. "Мы рады тебе,

благородный

Гость наш, - сказал рыбак, - но пора о том нам

подумать,

Как бы тебе возвратиться в город". Ундина,

услышав

150 Эти слова, начала про себя тихомолком смеяться

С видом довольным. То рыцарь заметив, сказал ей:

"Ундина,

Разве ты рада разлуке со мною? Чему ты

смеешься?"

"Я уж знаю чему, - отвечала Ундина. - Отведай

Этот сердитый поток переплыть - верхом иль на

лодке,

Как угодно - ан нет, не удастся! а морем... давно я

Знаю, что этого сделать нельзя; и отец недалеко

В море уходит с лодкой своего. Итак, оставайся

С нами, рад ли, не рад ли. Вот чему я смеюся".

Рыцарь с улыбкою встал, чтоб видеть, так ли то

было,

160 Что говорила Ундина; встал и рыбак; а за ними

Вслед и она. И подлинно, все опрокинуто было

Бурей в лесу; поток разлился, и стал

полуостров

Островом. Рыцарь не мог о возврате и думать,

и должен

Был поневоле он ждать, пока в берега не вольется

Снова поток. Возвращаяся в хижину рядом с

Ундиной,

Он ей шепнул: "Что скажешь, Ундиночка? Рада ль,

что с вами

Я остаюся?" - "Полно, полно, - она проворчала,

Бровки нахмурив, - не вздумай тебя укусить я за

палец,

Ты бы не то рассказал нам об этой несносной

Бертальде".

Глава V

О ТОМ, КАК РЫЦАРЬ ЖИЛ У РЫБАКА В ХИЖИНЕ

1 Может быть, добрый читатель, тебе случалося в

жизни,

Долго скитавшись туда и сюда, попадать на такое

Место, где было тебе хорошо, где живущая в

каждом

Сердце любовь к домашнему быту, к семейному

миру

С новою силой в тебе пробуждалось; и снова ты

видел

Край родимый; и все обаяния младости, блага

Первой, чистой любви на могилах минувшего снова

В прежней красе расцветали, и ты говорил,

отдыхая:

Здесь живется сладко, здесь сердцу будет приютно.

10 Вспомнив такую минуту, когда очарованной думой

Ты обнимал безыменное, тайное счастье земное,

Ты, читатель, поймешь, что должен был чувствовать

рыцарь,

Вдруг поселившися в этом пределе, далеко от света.

Часто он с радостью тайной смотрел, как поток,

свирепея,

День ото дня расширялся, и остров все дале и дале

В море входил, разлучался с твердой землею;

казалось,

Мир кончался за ним. На сердце рыцаря стало

Тихо, светло и легко. Рыбак был мудрец

простодушный {6};

Зная людей, изведав тревоги житейские, бывши

20 Ратником сам в молодых летах, на досуге он

много

Мог рассказать про войну и про счастье, несчастье

земное;

Словом, он был живая летопись; время без скуки

Шло в разговорах меж старцем отжившим и

юношей, полным

Пламенной жизни: мудрость смиренная, прямо из

жизни

Взятая здравым рассудком и верою в бога,

вливалась

В душу Гульбранда и в ней поселяла блаженную

ясность.

Бодрый старик промышлял по-прежнему рыбною

ловлей;

Был не без дела и рыцарь: в хижине, к счастью,

нашелся

Старый доспех рыбака, самострел; его починивши,

30 С ним ежедневно рыцарь ходил на охоту; а вечер

Вместе все перед ярким огнем проводили, и полный

Кубок тогда частенько постукивал в кубок: в запасе

Было вино, и нередко с ним длилась беседа до

поздней

Ночи. Но мирной сей жизни была душою Ундина.

В этом жилище, куда суеты не входили, каким-то

Райским виденьем сияла она: чистота херувима,

Резвость младенца, застенчивость девы,

причудливость Никсы,

Свежесть цветка, порхливость Сильфиды,

изменчивость струйки...

Словом, Ундина была несравненным, мучительно

милым,

40 Чудным созданьем; и прелесть ее проницала, томила

Душу Гульбранда, как прелесть весны, как

волшебство

Звуков, когда мы так полны болезненно сладкою

думой.

Но вертлявый, проказливый нрав и смешные

причуды Ундины

Были подчас и докучливой мукой; зато и журили

Крепко ее старики; и тогда шалунья так мило

Дулась на них, так забавно ворчала; потом так

сердечно

С ними, раскаясь, мирилась; потом проказила снова,

и снова

Ей доставалось; и все то было волшебною тайной

Сетью, которою мало-помалу опуталось сердце

50 Рыцаря. С нею он стал неразлучен; с каждою

мыслью,

С каждым чувством слилась Ундина. Но, им обладая,

Той же силе она и сама покорялась; хотя в ней

Все осталось по-прежнему - резвость, причуды,

упрямство,

Вздорные выдумки, детские шалости, взбалмошный

хохот,

Но Ундина любила - любила беспечно, как любит

Птичка, летая средь чистого неба {6}. Старик и

старушка,

Видя Ундину и рыцаря вместе, невольно привыкли

Их почитать женихом и невестой. И рыцарю также

Часто на мысль приходило, что в мир для него

невозвратно

60 Вход загражден, что с людьми никогда уж ему не

встречаться.

Если ж случалось, что рыцарев конь, на свободе

бродивший

По лугу, ржаньем своим его пробуждал и как

будто

Спрашивал: скоро ли в битву? иль если ему

попадался

Брошенный щит на глаза, иль праздно на стенке

висевший

Меч, ненароком сорвавшись с гвоздя, из ножон

выдвигался

В звонком паденьи, - дума о славе и подвигах

бранных

Душу его шевелила. Но в этой тревоге себя он

Тем утешал, что возврат для него невозможен;

к тому же

Мнилось ему, что Ундина была рождена не для

низкой

70 Доли; и, словом, он верил, что все то не случай,

а божий

Промысел было. И так один за другим неприметно

Дни уходили, ясные, тихие. Но и в спокойном

Этом быту напоследок случилось расстройство:

привыкли

Каждый вечер рыбак и рыцарь, отужинав, с полным

Кубком час-другой проводить в разговоре радушном;

Вдруг недостало вина: запас рыбака небогатый

Вышел; а нового взять было негде. Наморщив

Лбы, сидели Гульбранд и рыбак за столом;

а Ундина,

Глядя на них, умирала со смеху. Скучен и долог

80 Был тот вечер, и рано все разошлись. На другой

день

Около ужина вышла Ундина из хижины. "Вы мне.

Оба несносны, - сказала она, - не хочу я на ваши

Длинные лица смотреть и слушать вашу зевоту",

С этим словом захлопнула двери и скрылась.

А вечер

Был ненастен, ветер шумел, и море сердилось.

В страхе рыбак и рыцарь вскочили, вспомнив, как