Марина Цветаева - Лебединый стан
Памяти А. А. Стаховича
A Dieu — mon ame
Mon corps — au Roy,
Mon coeur — aux Dames,
L`honneur — pour moi.[6]
1
He от запертых на семь замков пекаренИ не от заледенелых печек —Барским шагом — распрямляя плечи —Ты сошел в могилу, русский барин!
Старый мир пылал. Судьба свершалась. —— Дворянин, дорогу — дровосеку![7]Чернь цвела… А вблизь тебя дышалосьВоздухом Осьмнадцатого Века.
И пока, с дворцов срывая крыши,Чернь рвалась к добыче вожделенной —Вы bon ton, maintien, tenue[8] — мальчишекОбучали — под разгром вселенной!
Вы не вышли к черни с хлебом-солью,И скрестились — от дворянской скуки! —В черном царстве трудовых мозолей —Ваши восхитительные руки.
Март 1919Москва
2
Высокой горести моей —Смиренные следы:На синей варежке моей —Две восковых слезы.
В продрогшей церковке — мороз,Пар от дыханья — густ.И с синим ладаном слилосьДыханье наших уст.
Отметили ли Вы, дружок,— Смиреннее всего —Среди других дымков — дымокДыханья моего?
Безукоризненностью рукВо всем родном краюПрославленный — простите, друг,Что в варежках стою!
Март 1919
Але
В шитой серебром рубашечке,— Грудь как звездами унизана! —Голова — цветочной чашечкойИз серебряного выреза.
Очи — два пустынных озера,Два Господних откровения —На лице, туманно-розовомОт Войны и Вдохновения.
Ангел — ничего — всё! — знающий,Плоть — былинкою довольная,Ты отца напоминаешь мне —Тоже Ангела и Воина.
Может — всё мое достоинство —За руку с тобою странствовать.— Помолись о нашем ВоинствеЗавтра утром, на Казанскую!
5 июля 1919
С<ергею> Э<фрону>
Хочешь знать, как дни проходят,Дни мои в стране обид?Две руки пилою водят,Сердце — имя говорит.
Эх! Прошел бы ты по дому —Знал бы! Так в ночи пою,Точно по чему другому —Не по дереву — пилю.
И чудят, чудят пилоюРуки — вольные досель.И метет, метет метлоюБогородица-Метель.
Ноябрь 1919
«Дорожкою простонародною…»
Дорожкою простонародною,Смиренною, богоугодною,Идем — свободные, немодные,Душой и телом — благородные.
Сбылися древние пророчества:Где вы — Величества? Высочества?
Мать с дочерью идем — две странницы.Чернь черная навстречу чванится.Быть может — вздох от нас останется,А может — Бог на нас оглянется…
Пусть будет — как Ему захочется:Мы не Величества, Высочества.
Так, скромные, богоугодные,Душой и телом — благородные,Дорожкою простонародною —Так, доченька, к себе на родину:
В страну Мечты и Одиночества —Где мы — Величества, Высочества.
1 октября 1918
Бальмонту
Пышно и бесстрастно вянутРозы нашего румянца.Лишь камзол теснее стянут:Голодаем как испанцы.
Ничего не можем даромВзять — скорее гору сдвинем!И ко всем гордыням старым —Голод: новая гордыня.
В вывернутой наизнанкуМантии Врагов НародаУтверждаем всей осанкой:Луковица — и свобода.
Жизни ломовое дышлоСпеси не перешибилоСкакуну. Как бы не вышло:— Луковица — и могила.
Будет наш ответ у входаВ Рай, под деревцем миндальным:— Царь! На пиршестве народаГолодали — как гидальго!
Ноябрь 1919
1920 г
Кремлю:
Над твоим черноголовым верхом
Вороны кружат…
―――
Ты уходишь день, не открыв Кремля.
Ты плывешь в колокольном звоне…
Из Двадцатого Года уходишь ты,
Вербное Воскресенье
Благовещенье — внук твой
— откроет реку…
— Из Двадцатого Года,
из Двадцатого Века…
(Алины стихи — Москва, весна 1920 г.)«Я эту книгу поручаю ветру…»
Я эту книгу поручаю ветруИ встречным журавлям.Давным-давно — перекричать разлуку —Я голос сорвала.
Я эту книгу, как бутылку в волны,Кидаю в вихрь войн.Пусть странствует она — свечой под праздник —Вот так: из длани в длань.
О ветер, ветер, верный мой свидетель,До милых донеси,Что еженощно я во сне свершаюПуть — с Севера на Юг.
Февраль 1920Москва
Блоку
Как слабый луч сквозь черный морок адов —Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.[9]
И вот, в громах, как некий серафим,Оповещает голосом глухим
— Откуда-то из древних утр туманных —Как нас любил, слепых и безымянных,
За синий плащ, за вероломства — грех…И как — вернее всех — ту, глубже всех
В ночь канувшую — на дела лихие!И как не разлюбил тебя, Россия!
И вдоль виска — потерянным перстом —Все водит, водит… И еще о том,
Какие дни нас ждут, как Бог обманет,Как станешь солнце звать — и как не встанет…
Так, узником с собой наедине,(Или ребенок говорит во сне?)
Предстало нам — всей площади широкой! —Святое сердце Александра Блока.
Апрель 1920
Ex — ci-devant[10]
(отзвук Стаховича)
Хоть сто мозолей — трех веков не скроешь!Рук не исправишь — топором рубя!О, откровеннейшее из сокровищ:Порода! — узнаю Тебя.
Как ни коптись над ржавой сковородкой —Всё вкруг тебя твоих Версалей — тишь.Нет, самою косой косовороткойТы шеи не укоротишь.
Над снежным валом иль над трубной сажейДугой согбен, всё ж — гордая спина!Не окриком, — всё той же барской блажьюТебе работа задана.
Выменивай по нищему АрбатуДрянную сельдь на пачку папирос —Всё равенство нарушит — нос горбатый:Ты — горбонос, а он — курнос.
Но если вдруг, утомлено получкой,Тебе дитя цветок протянет — в дань,Ты так же поцелуешь эту ручку,Как некогда — царицы длань.
Июль 1920
Петру
Вся жизнь твоя — в едином крике:— На дедов — за сынов!Нет, Государь Распровеликий,Распорядитель снов,
Не на своих сынов работал, —Бесам на торжество! —Царь-Плотник, не стирая потаС обличья своего.
Не ты б — всё по сугробам санкиТащил бы мужичок.Не гнил бы там на полустанкеПоследний твой внучок.[11]
Не ладил бы, лба не подъемля,Ребячьих кораблёв —Вся Русь твоя святая в землюНе шла бы без гробов.
Ты под котел кипящий этот —Сам подложил углей!Родоначальник — ты — Советов,Ревнитель Ассамблей!
Родоначальник — ты — развалин,Тобой — скиты горят!Твоею же рукой проваленТвой баснословный град…
Соль высолил, измылил мыльце —Ты, Государь-кустарь!Державного однофамильцаКровь на тебе, бунтарь!
Но нет! Конец твоим затеям!У брата есть — сестра…— На Интернацьонал — за терем!За Софью — на Петра!
Август 1920
«Есть в стане моем — офицерская прямость…»
