Аполлон Григорьев - Избранные произведения
25
Жуанов и Ловласов племя нынеУж вывелось — героев больше нет;Герой теперь сдал место героине,И не Жуан — Жуана ныне светДивит своим презрением к святынеЛюбви и счастья, дерзостью побед…Змеиной гибкостью души своей и стана,Пантеры злостию — вперед, вперед, Жуана.
26
Вперед, Жуана… путь перед тобойЛежит отныне ровный и свободный…Иди наперекор себе самойВ очах с презрением и дерзостью холодной,В страдающей груди с глубокою тоской,Иди в свой путь, как бездна, неисходный,Не знаешь ты, куда тот путь ведет, —Но ты пошла — что б ни было — вперед!
27
Светлеет небо… близок час рассвета,А все моя красотка у окна…Склонившись головой, полураздета,Полусидит, полулежит она,Чего-то ждет… Но ожиданье этоОбмануто… Она тоски полна,Вот-вот на глазках засверкают слезы,Но нет… смежает сон их… Снова грезы…
28
И девочке все грезится о нем,О ком и думать запретили б строго…Герой ее танцклассам всем знаком,Играет в карты, должен очень много…С ним Даша часто видится тайком;Он проезжает этою дорогойВ извозчичьей коляске на лихих,Немного пьян, но вечно мимо них.
29
Андрей Петрович… но о нем потом…Семнадцать лет моей шалунье было,Родительский ей страшно скучен дом,В ней сердце жизни да любви просило,Рвалось на волю… Вечно мать с чулком,Мораль с известной властию и силой;Столоначальник, скучный, как жених,Который никогда не ездит на лихих.
30
И в будущем все то же, вечно то же,Все преферанс в копейку серебром,Все так на настоящее похоже —Так страшно глупо смотрит целый дом.Нет, нет, не создана она, мой боже!К тому, что многим кажется добром,И не бывать ей верною подругой…Притом уже она просвещена подругой.
31
От наставлений матушки не раз,От этой жизни праздной и унылойС подругою она тайком в танцклассЗимою ездила… Подруге былоЛет двадцать… Даже не в урочный часОни домой являлись. Но сходилоВсе это с рук. Умела веру датьВ сердечной простоте всему старушка мать.
32
Жених-столоначальник глуповатоСмотрел на все: он был совсем готовый муж,Чуждался сильно всякого разврата,Особенно карманного, к тому жДоверчивостью был он одарен богато,Носил в себе одну из одаренных душИ, несмотря на то, что родился в столице,Невинностью подобен был девице.
33
Поутру, вставши, пил он скверный чай,Смотрел в окно, погоду замечая,И собирался к должности, там райИ ад свой весь прескромно заключая.Но пред уходом в свой обетованный крайОн в книжке отмечал, «что будет кушать чаюТакой-то у него», и книжку клал;Потом: «со сливками» — подумав, прибавлял.
34
Вы спросите: зачем? Уж я не знаю —Есть разные привычки. Так теклаВся жизнь его. Ему всех благ желаю —Но страшно ведь глупа она былаВо все периоды: до и после чаю…И Дашу бедную такая жизнь ждала,Когда б так называемый злой генийЕй не дал мук, желаний и волнений.
35
Пускай она заснула — в ней не спятБезумные, тревожные волненья;Уста полураскрытые дрожат,Облиты глазки влагою томленья.Что снится ей?.. Соблазна полные виденьяНад нею видимо летают и кружат…А чей-то голос слышен из-за дали,Исполненный таинственной печали.
Дитя мое! очей твоихТак влажно-бархатен привет…Не звездный свет сияет в них —Кометы яркий свет…
Лукавой хитрости полнаУлыбка детская твоя,И гибок стан твой, как волна…И вся ты как змея.
Ты так светла, что не звездамСпокойным вечно так сиять;Ты так гибка, что разгадатьВ тебе легко сестру змеям.
Дитя мое! так много ихПо тверди неба голубойСветил рассыпано благих, —О, будь кометой роковой!
И дольний мир — ваш мир земной —Богат стадами душ простых…В нем много добрых, мало злых, —О, будь же, будь змеей!
36
Тот голос был ли внятен ей?.. ОнаЕдва ль могла понять слова такиеМудреные, хоть и весьма простые.Прочла она в свой век КарамзинаДве повести, да две Марлинского другие(«Фрегат „Надежда“», помнится былаОдна из них). Отборно объяснятьсяПривыкла потому — я должен вам признаться.
37
Но странно, что ее тревожил сонНе Гремин с пламенной душою и с усами…Ее герой усами не снабжен —Он, вероятно, сталкивался с вами,Читатель мой, быть может, часто. ОнИграет, я сказал; со многими домамиЗнаком поэтому; ни дурен, ни хорошСобой особенно — на всех людей похож.
38
Чиновник он — и жить не мог иначе,Москвич — но с Петербургом ужился,Привык зимой к театру, летом к даче,Хоть молод, но серьезно занялсяУстройством дел карманных и тем пачеСлужебных: рано он за ум взялся,Как истый петербуржец. Был ласкаемПочтенными людьми и всеми уважаем.
39
Играл же он, во-первых, потому,Что этим путь в дома чиновьической знатиОткрыл себе свободный — хоть в палатеСлужил какой-то… а притом ему,Как, верно, русскому не одному,Разгул по сердцу был — а здесь и кстати.Играл он ловко, нараспашку жилИ репутацию с тем вместе заслужил.
40
На женщин он смотрел с полупрезреньем,От добродетельных чиновниц прочьБежал всегда… Искать любви терпеньемЕму казалось глупо и невмочь,В чем был он прав… Свободным наслажденьямЛюбил он посвящать гораздо лучше ночь.Он был герой, и даже очень пылкой,В танцклассе и с друзьями за бутылкой.
41
И там-то Даша встретилася с ним.Он был хорош, особенно вполпьяна;В минуту эту мог он быть любим;Разочарован был, казалось, очень рано,Безумствовал. Чем не герой романа,Особенно когда другого нет?Ведь было ей всего семнадцать лет.
42
Он дерзостью какой-то начал с нею.Она краснела, хоть не поняла…Переглянувшись с менторшей своею,Ему на польку руку подала.И улыбнулася ему, злодею…Потом уж с ним шампанское пилаИ глупости девчонка лепетала,Хоть вся, как лист, от страха трепетала.
43
А стоил ли он трепета любви? —Другой вопрос… Не в этом, впрочем, дело,Он был любим… Увы! в твоей крови,Дитя мое, страсть бешенно кипела,Рвалась наружу… а глаза твоиСияли слишком ярко, хоть несмело,Стыдливо опускались… ты была в огне…Пусть судит свет — судить тебя не мне!
44
А свет свершит свой строго-неизбежныйИ, может быть, свой справедливый суд,И над твоей головкою мятежной,Быть может многие теперь произнесутСвой приговор бесстрастный и безгрешный;Быть может, камень многие возьмут,И в том сама виновна ты, конечно…Ты жизни придалась безумно и беспечно.
45
А впрочем, что ж? Да разве ты однаОсуждена толпой безгрешной и бесстрастнойЗа то, что ты, как женщина, страстна?Утешься — и не в этом твой ужасныйУдел, дитя мое… Иное ты должнаУзнать еще… Покамест, сладостноРаскинувшись… ты грезам предана…
46
Но вот она проснулась… С ОфицерскойКоляска мчится… точно, это он,Кому от матушки иного нет, как «мерзкой»,Названия… Завоеватель дерзкой,Он, как всегда, разгулен и хмелен…Его немножко клонит даже сон…Но, не менее, зевая, он выходитИз экипажа — и к окну подходит.
47
