Демьян Бедный - Том 4. Стихотворения 1930-1940

В защиту басни*

В конце тридцатых годов XIX века, когда одряхлевший баснописец Крылов простился с литературой, развитие басни прекратилось… Историческая роль басни, как самоценного жанра, была выполнена.

Белогвардейщина горланит часто «SOS»!Что мы, покончивши с Россией богомольной,Культурно-де пошли дорогою окольной.Ну, это, знаете ль, белейшие, вопрос!У нас от стариков до молодежи школьной– Так общий уровень культурный наш возросНе зря же Пушкина читают все взасос,И том Некрасова стал книгою настольной.Нет, наш культурный рост с минувшим несравниДавно уже свое изживши малолетство,Мы ценим, любим и хранимСвое культурное наследство.

Намедни, получив крыловских басен томС тремя статейками критического клана,Я задержал свое внимание на том,Что выперло в словах какого-то Коплана.Еще под маркою двуглавого орлаПисались в книжицах такие утвержденья,Что «басня, собственно, с Крыловым умерлаИ форме басенной не ждать уж возрожденья, –Не говорит она ни сердцу, ни уму».– Мир праху твоему! –Коплан на басню ставит «вето».Не нужно нам оружье это!Позвольте, как же так, я сразу не пойму.Спросить партийного любого старожила:В двенадцатом году – в маневренном бою –Когда опасность нас повсюду сторожила,Была нам басня впрок и службу нам своюС немалой честью сослужила!Но у Коплана некий шокИль дооктябрьский склад и мозга и кишок:О баснях «правдинских» сей критик ни словечка.Вот раскусите человечка,Какой в нем кроется душок.Крылов… Не мне снижать его талант огромный:Я – ученик его почтительный и скромный,Но не восторженно-слепой.Я шел иной, чем он, тропой.Отличный от него по родовому корню,Скотов, которых он гонял на водопой,Я отправлял на живодерню.Все ж он в читатели завербовал и дворню.Белинский, басенки Крылова разобрав,Сказал уверенно – и оказался прав, –Что баснописец наш имеет все приметыПройти всех ранее в «народные поэты».

Но не Белинские, а мелкая плотваТеперь талдычит нам, что басня уж мертва:– Почий, отжившая, под смертным покрывалом! –Плотва была плотвой и будет ею впредь.Как можно басне умереть?С народным творчеством она в родстве не малом.И это я имел в виду,Когда в двенадцатом году,Ища кратчайшего пути к народным массам,Им в баснях ненависть внушал к враждебным классам.И можно ли забыть, чьим гением она   Была тогда оценена?   Чтоб я не бил по дичи мелкой,А бил по зубрам бы, бродившим по лесам,   И по свирепым царским псам,   Моею басенной пристрелкойРуководил нередко Ленин сам.Он – издали, а Сталин – был он рядом,Когда ковалась им и «Правда» и «Звезда»,Когда, окинувши твердыни вражьи взглядом,Он мне указывал: «Не худо б вот сюда   Ударить басенным снарядом!»

Я басне и потом не думал изменять,Но темы требуют различного подхода.Когда надвинулась «Октябрьская» погода,   Пришлося в схватках применять   Оружье всяческого рода.Но басня и досель пригодна нам вполне,      И я скажу в защитном слове,      Что дело не в Крылове      (И не во мне).   В грядущей смене поколений      Средь одареннейших головУжели басенный немыслим новый гений,      Пред кем спасует сам Крылов?!

Стараяся не выражаться крупно,      Скажу я всем Копланам купно,Что басню признавать уж формой неживойИ этим арсенал беднить наш боевой –      Не только глупо, но – преступно.

Вождю, партии, родине*

Для благодарного поклонаНужна не только голова.Чтоб избежать в письме шаблона,Нужны особые слова.

Я весь охвачен чувством странным,Но кто поэта укорит,Что под его нарядом браннымСегодня сердце говорит?

Я завтра вновь нахмурю бровиИ к боевым вернусь трудам,В рядах творцов великой новиЖизнь – до последней капли кровиТебе, о Родина, отдам!

Художник, боец, друг*

Художник удивительной судьбы,Боец несокрушимейшей удачи,Друг класса, сбившего дворянские гербы,И буревестник классовой борьбы…Дать верный лик его – труднее нет задачи.Отдавший жизнь свою великой цели, он,Чей путь был боевым и мудро-человечным,Войдет в советский пантеонХудожником, бойцом и нашим другом вечным!

Фашизм – это война*

Штыком пронзенный «голубь мира» –Фашистских планов первый акт,Картина эта не сатира,А надвигающийся факт.

   Мы видим пред собой воочью,   Кто мир пытается взорвать,   О планах чьих и днем и ночью   Нам невозможно забывать.

Крепя свой фронт стальной всечасно,Мы говорим об этом ясно,Чтоб враг, оскаливший свой клык,Заране знал бы, как опасноЭмблему мира брать на штык.

Пощады нет!*

Вот все они, как щуки на мели,   Как мухи, влипнувшие в тесто.Они подлейшую политику вели   И наконец-то обрелиЗа подлости свои заслуженное место.Ужели друга нет у них ни одного?

Ужели жалости к ним нет ни у кого?Есть друг: у Гиммлера сегодня в сердце ранка[14],И жалости полна фашистская охранка!   Фашисты… Гиммлер… Каково?!Невероятное вдруг стало явным фактом,Запротоколенным, судебно-четким актом:Изменники родной Советской стороны,Псевдопартийные предатели, лгуны,Всех вражеских контор усердные клиенты,Подпольные враги, фашистские агенты,Убийцы Кирова…                 Вот Киров кем убит!Вот где застрельщики ужаснейшего дела!Пусть вся страна, пусть вождь, пусть партия скорбит

Средь флагов траурных у дорогого телаСраженного бойца – лихие эти псыВот в эти самые прощальные часы,Когда мы почести герою отдавали,Они, смеясь в кулак и хмыкая в усы,За нашею спиной преступно ликовалиИль, может быть, тайком собравшись в свой притон,

   Среди закусок и бутылок,   Надеясь на стенной бетон,Смеялися: «Ха-ха, а ловко это он   Угробил Кирова!» – «В затылок!»   «Звук выстрела, короткий стон   И – крышка!»«Пей, Левка, за успех»! – «За наше дело, Гришка!»   «За первый, „кировский“, бутон.День будет для меня и светел и хрустален,Когда разоблачать уж нас не сможет Сталин».   На Сталина убийц вели!Не удалось дойти к нему бандитским рожам.   Мы Сталина уберегли.   Не уберечь его – не можем!   Мы бережем его, как голову свою,      Как сердце собственное наше!

   Поймали мы змею, и не одну змею.Зиновьев! Каменев! На первую скамью!Вам первым честь – припасть губами к смертной чаше!Нет больше веры вам. Для нас уж вы мертвы.Убивши Кирова, кого убили вы?      Иль Киров был не пролетарий?Иль большевик он не был боевой?Иль не был он оратор огневой,   Громивший всех ползучих тварей,   Линючих тварей, облик свой   Менявших чуть не ежедневно?   Не он ли пламенно и гневно,   Рисуя гнусность ваших дел,   Предрек вам нынешний удел,   Удел неслыханно-позорный?Где Троцкий? Без него ваш ядовито-сорный,   Ваш обреченный куст      Не полон, пуст, –Но пролетарский гнев презренного Иуду   Настигнет всюду,      Тот гнев, который, – если б васНа площадь выпустить кто выдал полномочья –Вас всех до одного в единый миг, не в час,   В мельчайшие разнес бы клочья!!

И пролетарский гнев народный суд учтет:Он, расчищая путь народу-исполину,Вас с этого пути всех начисто сметет,   Чтоб не осталось и помину!!

На том стоим!*