Уильям Йейтс - Стихи. (В переводах разных авторов)
И грех ей отпустил.
Ангел милый, ангел милый!
Похоронили верный прах
При госпоже, и что ж? -
Теперь там три куста растут,
В цветущих розах сплошь.
Польстишься ветку обломать -
Где чья, не разберешь.
Ангел милый, ангел милый!
КЛОЧОК ЛУЖАЙКИ
Кроме картин и книг
Да лужайки в сорок шагов
Что мне оставила жизнь?
Тьма изо всех углов
Смотрит, и ночь напролет
Мышь тишину скребет.
Успокоенье — мой враг.
Дряхлеет не только плоть,
Мечта устает парить,
А жернов мозга — молоть
Памяти сор и хлам,
Будничный свой бедлам.
Так дайте же пересоздать
Себя на старости лет,
Чтоб я, как Тимон и Лир,
Сквозь бешенство и сквозь бред,
Как Блейк, сквозь обвалы строк,
Пробиться к истине мог!
Так Микеланджело встарь
Прорвал пелену небес
И, яростью распалясь,
Глубины ада разверз;
О зрящий сквозь облака
Орлиный ум старика!
ПРОКЛЯТИЕ КРОМВЕЛЯ
Вы спросите, что я узнал, и зло меня возьмет:
Ублюдки Кромвеля везде, его проклятый сброд.
Танцоры и влюбленные железом вбиты в прах,
И где теперь их дерзкий пыл, их рыцарский размах?
Один остался старый шут, и тем гордится он,
Что их отцам его отцы служили испокон.
Что говорить, что говорить,
Что тут еще сказать?
Нет больше щедрости в сердцах, гостеприимства нет,
Что делать, если слышен им один лишь звон монет?
Кто хочет выбиться наверх, соседа книзу гнет,
А песни им не ко двору, какой от них доход?
Они все знают наперед, но мало в том добра,
Такие, видно, времена, что умирать пора.
Что говорить, что говорить,
Что тут еще сказать?
Но мысль меня иная исподтишка грызет,
Как мальчику-спартанцу лисенок грыз живот:
Мне кажется порою, что мертвые — живут,
Что рыцари и дамы из праха восстают,
Заказывают песни мне и вторят шуткам в лад,
Что я — слуга их до сих пор, как много лет назад.
Что говорить, что говорить,
Что тут еще сказать?
Я ночью на огромный дом набрел, кружа впотьмах,
Я видел в окнах свет — и свет в распахнутых дверях;
Там были музыка и пир и все мои друзья…
Но средь заброшенных руин очнулся утром я.
От ветра злого я продрог, и мне пришлось уйти,
С собаками и лошадьми беседуя в пути.
Что говорить, что говорить,
Что тут еще сказать?
О'РАХИЛЛИ
Помянем же О'Рахилли,
Да будет не забыт
Сам написавший о себе:
"О'Рахилли убит".
Историки рассудят спор,
А я скажу одно:
Не позабудется вовек,
Что кровью крещено.
— Как там погода?
Помянем же О'Рахилли,
Он был такой чудак,
Что Конноли и Пирсу
Сказал примерно так:
"Я земляков отговорил
От безрассудных дел.
Полночи добирался сам,
Но, главное, поспел!"
— Как там погода?
"Нет, не такой я жалкий трус,
Чтоб дома ждать вестей,
И слух свой слухами питать,
Рассказами гостей".
И усмехнулся про себя,
Докончив свой рассказ:
Часы заведены, — теперь
Пускай пробьет наш час".
— Как там погода?
Споем теперь об этом дне,
Когда он был убит
В последнем уличном бою,
В бою на Генри-стрит.
Там, где кончаясь у стены,
Сраженный наповал,
"Тут был убит О'Рахилли",-
Он кровью начертал.
— Как там погода?
ПЕСНЯ ПАРНЕЛЛИТОВ
Эй, подгребайте, земляки! -
О Парнелле споем;
Чур, не шататься от вина,
Держаться на своем!
Еще успеем в землю лечь,
Забыться мертвым сном;
Итак, бутыль по кругу -
Осушим и нальем!
На то есть несколько причин,
Сейчас их перечту:
Во-первых, Парнелл честен был,
Стоял за бедноту;
Боролся против англичан,
Ирландии служил;
И есть еще причина -
По милой он тужил.
И есть причина третья
О Парнелле пропеть:
Он гордым человеком был,
(Не гордецом, заметь!).
А гордый человек красив, -
Чтo говорить о том;
Итак, бутыль по кругу,
Осушим и нальем!
Политиканы и попы
Одни — всему виной,
Да муж, который торговал
И честью и женой.
Но песен не споют о тех,
Кого народ забыл;
А Парнелл верил землякам
И милочку любил.
БУЙНЫЙ СТАРЫЙ ГРЕХОВОДНИК
И так говорит ей странник:
"Дело мое — труба;
Женщины и дороги -
Страсть моя и судьба.
Час свой последний встретить
В нежных твоих руках -
Вот все, о чем смиренно прошу
У Старика в Облаках.
Рассвет и огарок свечи.
Глаза твои утешают,
Твой голос кроток и тих;
Так не утаи, дорогая,
Милостей остальных.
Поверь, я могу такое,
Чего молодым не суметь:
Слова мои могут сердца пронзить,
А их — разве только задеть".
Рассвет и огарок свечи.
И так она отвечает
Буйному старику:
"В сердце своем я не вольна
И полюбить не могу.
Владеет мной постарше Старик,
Безгрешно меня любя;
Рукам, в которых четки дрожат,
Увы, не обнять тебя!"
Рассвет и огарок свечи.
"Значит, врозь наши пути,
Что ж, прощай, коли так!
Пойду я к рыбачкам на берегу,
Которым понятен мрак.
Соленые байки — старым дедам,
Девчонкам — пляс и галдеж;
Когда над водой сгущается мрак,
Расходится молодежь.
Рассвет и огарок свечи.
Во мраке — пылкий юноша я,
А на свету — старый хрыч,
Который может кур насмешить,
А может — кровно постичь
То, что под спудом сердце таит,
И древний исторгнуть клад,
Скрытый от этих смуглых парней,
Которые с ними лежат.
Рассвет и огарок свечи.
Известно, хлеб человека — скорбь,
Удел человека — тлен,
Это знает на свете любой,
Спесив он или смирен,-
Лодочник, ударяя веслом,
Грузчик, тачку катя,
Всадник верхом на гордом коне
И во чреве дитя.
Рассвет и огарок свечи.
Речи праведников гласят,
Что тот Старик в Облаках
Молнией милосердья
Скорбь выжигает в сердцах.
Но я — греховодник старый,
Что б ни было впереди,
Я обо всем забываю
У женщины на груди".
Рассвет и огарок свечи.
ВОДОМЕРКА
Чтоб цивилизацию не одолел
Варвар — заклятый враг,
Подальше на ночь коня привяжи,
Угомони собак.
Великий Цезарь в своем шатре
Скулу кулаком подпер,
Блуждает по карте наискосок
Его невидящий взор.
И как водомерка над глубиной,
Скользит его мысль в молчании.
Чтобы Троянским башням пылать,
Нетленный высветив лик,
Хоть в стену врасти, но не смути
Шорохом — этот миг.
Скорее девочка, чем жена,-
Пока никто не войдет,
Она шлифует, юбкой шурша,
Походку и поворот.
И как водомерка над глубиной,
Скользит ее мысль в молчании.
Чтобы явился первый Адам
В купол девичьих снов,
Выставь из папской часовни детей,
Дверь запри на засов.
Там Микеланджело под потолком
Небо свое прядет,
Кисть его, тише тени ночной,
Движется взад-вперед.
И как водомерка над глубиной,
Скользит его мысль в молчании.
ДЖОН КИНСЕЛЛА ЗА УПОКОЙ МИССИС МЭРИ МОР
Горячка, нож или петля,
Пиковый интерес,
Но смерть всегда хватает то,
Что людям позарез.
Могла бы взять сестру, куму,
И кончен разговор,
Но стерве надо не того -
Подай ей Мери Мор.
Кто мог так ублажить мужчин,
Поднять и плоть и дух?
Без старой милочки моей
Что мне до новых шлюх!
Пока не сговоришься с ней,
Торгуется как жид,
Зато потом — заботы прочь,
Напоит, рассмешит.
Такие байки завернет,
Что все забудешь враз,
Любое слово у нее
Сверкало, как алмаз.
Казалось, что невзгоды — прах,
А бремя жизни — пух.
Без старой милочки моей
Что мне до новых шлюх!
Когда бы не Адамов грех,
Попы нам говорят,
То был бы уготован всем
При жизни райский сад,
Там нет ни горя, ни забот,
Ни ссор из-за гроша,
На ветках — сочные плоды,
Погода хороша.
Там девы не стареют ввек,
Скворцы не ловят мух.
Без старой милочки моей
Что мне до новых шлюх!
